Кровью и тьмой

Рассказ:

В ночь, когда в багрово-черных небесах воссоединятся Сандарха и Эхиопа, берегитесь, люди, ибо они придут. Принесут с собой мрак и кровь, заберут ваших дочерей и сыновей, и не будет вам спасения, покуда на небо не взойдет ваша луна Налида. Кровавое свечение заката отражалось от толстых стекол, облеченных в массивные рамы окон, и тронный зал полыхал, словно объятый адским пламенем. Зал этот поражал своей роскошью и размерами – стены его стремились ввысь, массивные мраморные колонны подпирали величавые своды потолков, которые располагались так высоко, что терялись из виду. Колонны эти держали гигантские, искусно выточенные из серого мрамора скелеты. Архитекторы Императора создали их столь натуралистично, что по коже пробегал холодок при одном лишь взгляде на эти произведения искусства. Скелеты были словно прикованы к колоннам, а массивная, тяжеловесная цепь, вырезанная из золота, опоясывала их сведенные вместе вверху конечности вокруг колонны. Задрапированные, будто кровью, алой парчой, агатовые стены отражали огоньки толстых свечей, рассеянных по всему залу то тут, то там. Мрачная, варварская, почти похоронная роскошь царила здесь, в самом сердце дворца, принадлежащего Черному Императору. Повелитель почти бессмертных восседал на своем троне, делая честь даже этому подавляющему своим темным ледяным величием залу. Он был облачен в черные бархатные одежды, мантия скрывала его фигуру, шелковые длинные пряди волос отливали иссиня-черным холодным блеском, спускаясь до самой талии, а украшал его голову венец из золотых, хищно заостренных листьев. Повелитель вампиров Крогган, десятый Высший Лорд Совета и властитель Западной Империи Некшаарс’ас, в ледяном безмолвии наблюдал за поединком двух своих подданных. Подле него ступенькой ниже, на пышной подушке, обтянутой алым бархатом, сидел юноша. Человек. Лицо его застыло каменной маской безразличия. Он тоже смотрел на двух высших шартаассов¹, сошедшихся в магической битве. Один из них носил черную маску, скрывавшую почти все его лицо – на обозрении оставались лишь хищно изогнутые в насмешливом оскале, чуть приоткрытые губы. Иглы шартаасса выдвинулись, словно жаждая впиться в глотку противника. Мужчины метались по залу, как голодные тени, отбрасываемые языками танцующего пламени, и багровые вспышки их магических атак полыхали под самыми сводами, грозя задеть кого-то из присутствующих здесь зрителей, которыми являлись все высшие шартаассы и подданные Императора. Они наблюдали за смертельным поединком и хранили то же ледяное, безразличное молчание, что и Император с юношей. Это выглядело даже красиво – всполохи тьмы и крови, облеченные в магические атаки – копья, щиты, кинжалы, ветры и лезвия. Поединок длился недолго – шартаасс в маске добрался до своего соперника и вонзил хищно скрюченные когтистые пальцы ему в грудь, намереваясь вырвать сердце. Это был не первый его поединок и не последний, по идее. Уже пятеро высших сгорели, превратившись в кучку пепла, поверженные силой того, кто носил маску. Каждый раз за миг до смерти одного из своих собратьев толпа придворных замирала, жадно вдыхая запах поражения и крови, и каждый раз тот, кто носил маску, позволял им упиться этим мгновением, медля, прежде чем вырвать своему противнику горло или сердце. Он делал это с величайшим наслаждением и пять уж раз слизывал с длинных, аристократично красивых пальцев, увенчанных внушительными когтями, алые капли крови убитого им шартаасса. Шартаасса, который осмелился встать на его пути. Шартаасса, желавшего заполучить то, на что он сам положил глаз. И, как и в предыдущие пять раз, прежде чем вырвать трепещущее еще сердце, которое через миг рассыплется в его руках кучкой хладного пепла, тот, кто носил черную маску, поворачивался к юноше, склонялся перед ним в чуть насмешливом поклоне и спрашивал низким, глубоким, бархатистым голосом:– Желает ли мой будущий риэшши², чтобы я оставил этому шартаассу его жалкую жизнь?В шестой раз юноша с отвращением закрывал глаза и отворачивался, не в силах выносить подобной жестокости. Среди этих кровожадных существ он жил уже двенадцатый год и все равно никак не мог привыкнуть к тому, что они собой представляли. Такая реакция явно забавляла того, кто так настойчиво добивался его. Тогда он перевел взгляд на своего Императора и, дождавшись молчаливого кивка, безжалостно и легко выдернул сердце из груди шартаасса. Рассыпав черный песок, который мгновение назад был пульсирующим органом и гонял по венам кровь, тот, кто носил маску, повернулся к толпе подданных Императора и обвел ее грозным взглядом. – Кто еще желает сразиться со мной за право обладать бывшим ниалем³ покойного Девятого Лорда?– Достаточно, – вдруг поднялся Император. – Ты это право выиграл в честных поединках с шестью соперниками. В ночь, когда в багрово-черных небесах воссоединятся Сандарха и Эхиопа, берегитесь, люди, ибо они придут. Принесут с собой мрак и кровь, заберут ваших дочерей и сыновей, и не будет вам спасения, покуда на небо не взойдет ваша луна Налида. Кровавое свечение заката отражалось от толстых стекол, облеченных в массивные рамы окон, и тронный зал полыхал, словно объятый адским пламенем. Зал этот поражал своей роскошью и размерами – стены его стремились ввысь, массивные мраморные колонны подпирали величавые своды потолков, которые располагались так высоко, что терялись из виду. Колонны эти держали гигантские, искусно выточенные из серого мрамора скелеты. Архитекторы Императора создали их столь натуралистично, что по коже пробегал холодок при одном лишь взгляде на эти произведения искусства. Скелеты были словно прикованы к колоннам, а массивная, тяжеловесная цепь, вырезанная из золота, опоясывала их сведенные вместе вверху конечности вокруг колонны. Задрапированные, будто кровью, алой парчой, агатовые стены отражали огоньки толстых свечей, рассеянных по всему залу то тут, то там. Мрачная, варварская, почти похоронная роскошь царила здесь, в самом сердце дворца, принадлежащего Черному Императору. Повелитель почти бессмертных восседал на своем троне, делая честь даже этому подавляющему своим темным ледяным величием залу. Он был облачен в черные бархатные одежды, мантия скрывала его фигуру, шелковые длинные пряди волос отливали иссиня-черным холодным блеском, спускаясь до самой талии, а украшал его голову венец из золотых, хищно заостренных листьев. Повелитель вампиров Крогган, десятый Высший Лорд Совета и властитель Западной Империи Некшаарс’ас, в ледяном безмолвии наблюдал за поединком двух своих подданных. Подле него ступенькой ниже, на пышной подушке, обтянутой алым бархатом, сидел юноша. Человек. Лицо его застыло каменной маской безразличия. Он тоже смотрел на двух высших шартаассов¹, сошедшихся в магической битве. Один из них носил черную маску, скрывавшую почти все его лицо – на обозрении оставались лишь хищно изогнутые в насмешливом оскале, чуть приоткрытые губы. Иглы шартаасса выдвинулись, словно жаждая впиться в глотку противника. Мужчины метались по залу, как голодные тени, отбрасываемые языками танцующего пламени, и багровые вспышки их магических атак полыхали под самыми сводами, грозя задеть кого-то из присутствующих здесь зрителей, которыми являлись все высшие шартаассы и подданные Императора. Они наблюдали за смертельным поединком и хранили то же ледяное, безразличное молчание, что и Император с юношей. Это выглядело даже красиво – всполохи тьмы и крови, облеченные в магические атаки – копья, щиты, кинжалы, ветры и лезвия. Поединок длился недолго – шартаасс в маске добрался до своего соперника и вонзил хищно скрюченные когтистые пальцы ему в грудь, намереваясь вырвать сердце. Это был не первый его поединок и не последний, по идее. Уже пятеро высших сгорели, превратившись в кучку пепла, поверженные силой того, кто носил маску. Каждый раз за миг до смерти одного из своих собратьев толпа придворных замирала, жадно вдыхая запах поражения и крови, и каждый раз тот, кто носил маску, позволял им упиться этим мгновением, медля, прежде чем вырвать своему противнику горло или сердце. Он делал это с величайшим наслаждением и пять уж раз слизывал с длинных, аристократично красивых пальцев, увенчанных внушительными когтями, алые капли крови убитого им шартаасса. Шартаасса, который осмелился встать на его пути. Шартаасса, желавшего заполучить то, на что он сам положил глаз. И, как и в предыдущие пять раз, прежде чем вырвать трепещущее еще сердце, которое через миг рассыплется в его руках кучкой хладного пепла, тот, кто носил черную маску, поворачивался к юноше, склонялся перед ним в чуть насмешливом поклоне и спрашивал низким, глубоким, бархатистым голосом:– Желает ли мой будущий риэшши², чтобы я оставил этому шартаассу его жалкую жизнь?В шестой раз юноша с отвращением закрывал глаза и отворачивался, не в силах выносить подобной жестокости. Среди этих кровожадных существ он жил уже двенадцатый год и все равно никак не мог привыкнуть к тому, что они собой представляли. Такая реакция явно забавляла того, кто так настойчиво добивался его. Тогда он перевел взгляд на своего Императора и, дождавшись молчаливого кивка, безжалостно и легко выдернул сердце из груди шартаасса. Рассыпав черный песок, который мгновение назад был пульсирующим органом и гонял по венам кровь, тот, кто носил маску, повернулся к толпе подданных Императора и обвел ее грозным взглядом. – Кто еще желает сразиться со мной за право обладать бывшим ниалем³ покойного Девятого Лорда?– Достаточно, – вдруг поднялся Император. – Ты это право выиграл в честных поединках с шестью соперниками. Майле⁴Исаэри Мердок Дари’Тхаарш отныне тебе принадлежит вместе со всем имуществом своего покойного супруга, коль скоро наследника у Мердока не было, а также с титулом Девятого Лорда и его местом в Совете. – Мой Император. – Тот, кто носил маску, склонился перед ним в глубоком поклоне, на этот раз без намека на насмешку. – Будет ли мне позволено отказаться от всего, кроме драгоценного Исаэри?Толпа зрителей испустила удивленный вздох. Добровольно отказаться от лакомого куска богатства и власти? Неслыханно для властолюбивых и алчных шартаассов. Они-то думали, что этот сражается за право обладать ничтожным, слабым человечком потому, что вместе с ним заполучит богатство и титул покойного Мердока, не говоря уже о месте в Совете, но все оказалось совсем не так…Тонкая бровь Императора слегка приподнялась в вежливом недоумении, но он не стал оспаривать чужие безумства. Тем более лишь он один знал, чье лицо скрывает маска. – Да будет так. Отныне Исаэри, бывший ниаль Девятого Лорда Мердока Дари’Тхаарш, принадлежит тебе, – сказал он, по просьбе самого же носителя маски не раскрывая его имени при юноше. – Благодарю, мой повелитель, – не поднимая головы, произнес шартаасс-победитель и, наконец выпрямившись, направился к подножию трона, на ступеньках которого сидел его трофей. – Риэшши, – обратился он к человеческому юноше. – Я даю тебе ровно один день, чтобы собраться. На закате завтрашнего дня я явлюсь за тобой в замок Мердока. Юноша ничего не ответил и даже глаз на своего завоевателя не поднял. Так и не добившись от своей желанной добычи никакой реакции, шартаасс исчез, растворившись в вихре алых брызг, весьма похожих на кровь. Эри слонялся по опочивальне своего покойного супруга, как тень неприкаянного мертвеца. Двенадцать лет назад был заключен союз между двумя расами – шартаассами и людьми. Разорительная война же, предшествующая этому перемирию, длилась больше тысячи лет. Конечно же, люди должны были неизбежно проиграть ее, ведь на стороне врагов были магия крови и тьмы, колоссальная физическая сила и неукротимая, свирепая ярость первобытного хищника. В шартаассах, несмотря на их принадлежность к разумной расе, не было ничего человечного. Они звери, алкающие крови каждую секунду своего почти бессмертного существования. Они под покровом ночной тьмы врывались в земли людей, похищали молодых девушек и юношей, дабы кровью их и телом утолить ненасытную жажду, а днем скрывались в мрачных замках, что гнездились сотнями на каменных уступах неприступных гор и скал, защищенные магическими полями. Все это были родовые имения, чья защита основывалась на магии крови их владельцев. Но у людей было огромное преимущество. Во-первых, шартаассы не нападали каждую ночь, иначе давно бы уже разорили даже многочисленные людские государства. Набеги их обычно приходились на кровавые луны, когда Старшая Луна Сандарха закрывала своим телом свою младшую сестру – черную Эхиопу. Была еще средняя сестра – Налида, яркая, болезненно-желтая и унылая. В ночи, когда кровавая Сандарха властвовала в небесах, люди закрывали свои окна массивными ставнями, укрепляли двери железными засовами и прятались в подвалы, погреба и другие убежища – кто на что горазд. Только это почти не спасало от чудовищ тьмы. Ведь мир этот принадлежал все же малочисленным шартаассам – недаром в небе светили раз в месяц Сандарха и Эхиопа, символизирующие своими цветами Кровь и Тьму. И тем не менее людей было гораздо больше. В конце прошлого тысячелетия к власти пришел новый Черный Властитель. Крогган не был ослеплен высокомерием и гордыней, как его предшественник, и понимал, что долго так продолжаться не может – рано или поздно люди восстанут, найдут способ одолеть их, ведь они размножаются с невероятной быстротой, как животные. Уже сейчас люди составляли добрых семьдесят процентов от населения мира. И мудрый Крогган повелел заключить союз. Решения его не оспаривались даже Советом. Последнее слово всегда остается за Императором. Так было заключено перемирие с человеческой расой, и гарантом его стал юноша из королевской семьи – Исаэри, которому минуло в тот год восемнадцать лет. А поскольку, не встретив своего иссилитаэ, человек не мог стареть, то и проблема о долговечности гаранта отпала сама собой. Конечно же, решить ее можно было и другим путем, даже если бы людей не спасало мнимое бессмертие. Любой шартаасс, если бы только пожелал, мог бы поделиться своей вечностью, но вряд ли бы нашелся хоть один такой. В этом мире люди тоже владели бессмертием, но шартаассы относились к нему с презрением. Люди не были долговечны сами по себе, а бессмертие их зависело от того, встретят ли они свою пару, вторую истинную половинку – иссилитаэ. Случалось такое довольно часто, потому что найти иссилитаэ было сравнительно легко – каждый человек рождался с его именем в виде татуировки на теле.

Принцу Исаэри же было не суждено встретить своего иссилитаэ никогда, ибо он больше не вернется к своему народу. А за все то время, что обе расы пытались сосуществовать друг с другом, ни разу не рождался шартаасс или человек с именем, принадлежавшим бы существу враждебной расы. Судьба принца была незавидна и несладка, но все оказалось не столь страшно, сколь представлялось. Его супругом стал Девятый Лорд Совета шартаассов. Он был настолько мил и выносим, насколько в принципе может быть милым и приятным шартаасс, хотя подобные смехотворные определения вообще отнести к кровопийцам было нельзя. Мердок, однако, жил на этом свете не одно столетие и, как оказалось, уже успел повстречать своего иссилитаэ, но тот погиб при каких-то загадочных обстоятельствах, распространяться о которых грозный старший супруг, разумеется, не стал. А потому он отнесся с неожиданным пониманием к положению своего новоявленного риэшши. Конечно, избежать контакта с Мердоком полностью оказалось невозможным. Супруг хоть и подарил Исаэри отдельные комнаты, чтобы у того было свое место для уединения, но совсем про него забывать не собирался. Он не брезговал прийти и взять его тело, дабы удовлетворить свое желание, хотя такое случалось и нечасто. Единственное, чего он не делал, но на что имел полное право, так это не пил его кровь. Ни капли. Иногда в минуты, когда грозный шартаасс испытывал ярость или гнев, а Исаэри не посчастливилось оказаться в этот момент рядом, он видел в глазах старшего супруга бешеное желание вгрызться ему в глотку и в такие моменты особенно четко понимал, что шартаассы на самом деле звери в человеческом облике. Однако Мердок был неглуп и очень долго прожил на этом свете, чтобы понимать, что вот так просто умертвить гарант союза, которого с таким трудом добился Император, ему не удастся без последствий. В таком случае Крогган бы истязал его долго и мучительно, и умереть просто Мердоку бы не дали. Ведь союз этот был для Кроггана ценным приобретением – глупые люди согласились на его «любезно и милостиво» предоставленные условия сами. Раз в год они обязались отдавать шартаассам сотню юношей и девушек, а потом целых двенадцать месяцев могли жить спокойно, и шартаассы не стали бы нападать на них, потому что уже взяли гарант безопасности – принца Исаэри. Понимание этого отравляло жизнь юноши. Дни он проводил в глухой тоске и безысходности. Сбежать он не мог, даже если бы попытался. От шартаассов? Не смешите! Да и не хотел, потому что знал – на нем лежит ответственность за безопасность всего человеческого народа. А поскольку жить он мог теперь вечно, пока не встретит своего иссилитаэ (что ему, конечно же, не грозило в землях кровопийц), то неудивительно, что бедный принц предпочел бы умереть, чем жить вот так среди ненавистных шартаассов. Впрочем, Исаэри не ненавидел их. Набеги шартаассов всегда обходили его стороной, потому что королевскую семью охраняли лучшие человеческие маги из разных гильдий и потому, что пожить он успел не так уж много, чтобы напитаться ненавистью к угнетателям человеческой расы. Да и не видел он никогда шартаассов до того рокового дня, когда ему исполнилось восемнадцать лет. Живя среди кровопийц, Исаэри убедился, что те, хоть и являлись безжалостными, жестокими убийцами, не столь невыносимы на самом деле. Ту сотню юношей и девушек, которых они получали раз в год, не убивали самыми зверскими способами сразу же, нет. Их распределяли по знатным Домам, такова была иерархия шартаассов, и отправляли на услужение Высшим. Шартаассы были экономны и понапрасну источник своей пищи не растрачивали. В доме его супруга работало целых пятьдесят шесть человек, не говоря уже о человеческой деревне, находившейся в его владениях, ведь Мердок являлся Девятым Лордом Совета, а значит, следующим по силе и власти после самого Черного Императора. И тем страннее было то, что тот шартаасс в маске отказался от таких богатых ресурсов. За двенадцать лет жизни среди шартаассов Исаэри перегорел, как свечка. Он мог бы преисполниться к ним ненависти за такое отношение к своим соплеменникам, мог бы пытаться сбежать или убить себя, но ни для того, ни для другого, ни для третьего у него не было сил и желания по очевидным причинам. Какое-то время Эри действительно ненавидел и Мердока, и всю его расу, пытался сопротивляться и проявлять непослушание, но ему быстро дали понять, что он лишится всех своих привилегий, так что пусть выбирает сам между жизнью пленника или же действительно риэшши высокородного шартаасса. Исаэри идиотом не был и не собирался по глупой браваде терять единственные прелести своей долгой и беспросветной жизни. Не хотел лишаться зимних прогулок верхом, свободы передвижений, своих занятий и ценной библиотеки, полной таких знаний, каких он никогда бы не постиг, живя среди людей. Он пропадал в библиотеке супруга целыми днями, читая взахлеб. Конечно, не сразу, читать на шаррхаде⁵ нужно было еще научиться. И Мердок, что удивительно, согласился предоставить ему учителей. Кажется, эта мысль его даже позабавила. Когда Исаэри научился читать, Мердок попросил его – именно попросил, а не приказал, ведь, несмотря на свою жестокую сущность, шартаасс был действительно весьма любезен с риэшши, особенно учитывая тот факт, что уже лишился иссилитаэ, – читать ему иногда. Тихими вечерами, скромно примостившись в уголке дивана, Исаэри зачитывал ему отрывки из исторических летописей. Они были скучными, и к тому же Мердок знал их наизусть, так как, еще будучи юным наследником своего титула, сам сиживал за историей шартаассов целыми ночами, но все равно просил риэшши ему читать. И Эри покорно читал. Под них Мердок засыпал и порою неосознанно укладывал голову ему на колени. В такие мгновения Эри замирал, не смея дышать и двигаться. Все-таки он немного побаивался своего супруга, хотя уже давно изучил его привычки и характер и понял, что Мердок… в общем-то не так уж и плох, даже несмотря на то, что он шартаасс. А еще Мердок был ошеломляюще красив, как и все представители его народа. Мраморные черты совершенного лица, чувственный абрис губ, длинные пышные ресницы, прямой нос и сочно-зеленые глаза, длинные черные волосы… Дыхание замирало при виде такого совершенства, и Эри понадобился не один год, чтобы привыкнуть к внешности супруга. Иногда он даже осмеливался прийти днем в его покои, когда тот спал, и любоваться застывшим во сне, похожем на смерть, шартаассом. Неудивительно, что свой супружеский долг перед Мердоком он исполнял хоть и с неохотой, но и без особого недовольства. Однако ночи их не отличались регулярностью и разнообразием. Мердок всегда брал его в одной позе – на спине и с широко разведенными ногами. Может быть, потому, что ему не хотелось видеть на своей собственности клеймо другого, ведь на пояснице у Исаэри имелась татуировка с именем его иссилитаэ. И имя это, конечно же, не принадлежало его мужу-шартаассу. Он даже не удосужился толком ни разу его прочесть, так как овладевал Эри только в темноте, при этом он даже мог вообще не снимать с него ночную рубашку. Верность ему Мердок тоже не хранил. Иногда он мог пропасть из своего родового имения на несколько недель по срочному делу Императора или же просто жить какое-то время при дворе, и Исаэри знал, что он прекрасно развлекается там с молодыми даэрас⁶. Весть о смерти Мердока настигла и поразила Эри совершенно внезапно. Выбила из колеи. Все рухнуло в один миг. Его относительно устоявшаяся жизнь вдруг начала рушиться, как карточный домик, и впереди ждала страшная неизвестность. О том, как умер его муж, ничтожному сэрши⁷, конечно же, не удосужились сообщить. Гонец от Императора лишь сказал, что тот погиб и Император приносит свои соболезнования, а также передает, что теперь бывший риэшши Девятого Лорда будет отдан другому высокородному шартаассу. Радовало то, что не на правах наложника или игрушки, а того же младшего супруга. Эри думал, что ему уже нечего бояться после двенадцати лет совместной жизни с шартаассом. Он делил с ним ложе, подставлял ему колени в качестве подушки, беспрекословно подчинялся и… привык в какой-то мере к такой жизни, ведь она была не так уж и плоха. А что теперь его ждало? Он будет сидеть в подвале, как какое-нибудь животное, и питаться объедками – это в худшем случае. Шартаассы и не на такое способны. В лучшем случае станет постельной игрушкой какого-нибудь высокомерного ублюдка – Эри бывал при дворе и знал, что из себя представляют спесивые, высокородные шартаассы и их даэрас. К тому же не стоило ему так обольщаться, некоторые шартаассы брезговали трахать человечину. В таком случае про него просто забудут, и не факт, что забудут в каких-нибудь роскошных комнатах, как те, которые ему любезно предоставил Мердок. Холодный пот выступал на спине, стоило Исаэри представить, что его ждет. Он вспоминал надменные выражения будто выточенных из мрамора лиц шартаассов, презрение к ничтожному сэрши в их сияющих, как у кошек в темноте, нечеловеческих глазах, и всей кожей вновь и вновь ощущал источаемое ими чувство отвращения и алчности в то же время. Единственный высокородный шартаасс, который относился к нему более или менее лояльно, кроме его собственного мужа, разумеется, был его младший брат, которого сам Мердок называл Рэс, а полного имени Исаэри не знал. Да и вообще он не знал ни одного родственника Мердока, кроме этого брата, потому что у шартаассов родственные связи ровным счетом ничего не значили. Знал он лишь его титул – лэрд Саншаррэс Лаанда. Младший брат Мердока был тоже каким-то там высокородным лордом, владел своими землями на севере Лахадра⁸. Да и он был, в общем-то, ненамного младше Мердока. Видел он его всего лишь несколько раз за всю свою жизнь, если не считать тех случаев, когда они сталкивались при дворе. Каждый раз, когда Исаэри приезжал ко двору Императора вместе с мужем, он старался не отходить от него ни на шаг и не выходить из предоставленных им покоев вообще.

Но однажды ему пришлось уйти с бала в честь дня рождения Императора Кроггана, потому что ему стало нехорошо. Мердок не мог его отвести в покои – был занят разговором с каким-то важным и сиятельным лордом, да Эри и не осмелился бы попросить его о такой услуге. Он плохо знал дворец и надеялся, что сможет добраться до их с мужем покоев самостоятельно, но, разумеется, безнадежно заплутал. В одном из коридоров Эри наткнулся на брата Мердока. Как и все шартаассы, тот был бледным и черноволосым. Длина волос обычно говорила о социальном статусе, и Эри сразу понял, что брат Мердока, пусть и не унаследовал титул Девятого Лорда, имел свое немалое состояние – волосы его доставали до пояса и были небрежно перехвачены черной атласной лентой. Насыщенно-синие глаза, чья радужка, как и у всех шартаассов, была будто подсвечена изнутри, с узким зрачком смотрели на человека изучающе пристальным взглядом, от которого Исаэри хотелось поежиться и накинуть что-нибудь потеплее. Он понимал, что одному ему лучше не шастать по коридорам, так как, несмотря на богатую одежду, он все равно оставался бледным, ничего не значившим сэрши. Убить не убьют, но развлечься могут. Мердок, конечно, рассердится, жестоко покарает обидчика, но Исаэри-то к тому моменту будет уже все равно…И даже то, что конкретно этот стоящий перед ним шартаасс был связан с Мердоком родственными узами, не приносило никакого спокойствия. Он все равно оставался таким же кровожадным и беспринципным, аморальным чудовищем, как и все другие шартаассы. Единственный их представитель, рядом с которым Эри чувствовал себя относительно безопасно, был только сам Мердок. – Простите, – выдохнул тогда бывший принц и, решившись, осмелился поделиться с шартом⁹ своей проблемой, уповая на то, что тот все же согласится ему помочь, раз уж является братом его супруга. – Я… извините. Я заблудился… мне бы хотелось найти дорогу в наши с Мердоком покои. Тот в ответ окинул его нечитаемым взглядом, и когда Эри встретился с ним, то был поражен тому, насколько же синие у него глаза. Будто вобрали в себя всю синь небес. Они были такими сапфировыми и кристально чистыми, каким может быть только небо ранней весной. И было в них что-то такое, что заставило его вздрогнуть и поспешно опустить голову. Но помимо глаз приметным на красивом лице был неуместный здесь шрам, перечеркивавший правую щеку глубокой безобразной царапиной. Однако внешности шартаасса он не портил. Странно, что у него вообще мог быть шрам, ведь регенерация у кровопийц оказалась завидной. Скорее всего, оставлен магическим путем. – Простите, – выдохнул Исаэри, растерявшись и забыв все, о чем планировал попросить. – Я сам. Он уже хотел было осторожно обойти шартаасса, но внезапно почувствовал на своем предплечье стальную хватку. На мгновение стало жутко больно, но шартаасс почти сразу же ослабил ее. – Я отведу, – уронил он, и Эри вздрогнул от звуков его глубокого бархатного голоса. Даже у Мердока он был не таким очаровывающим и… эротичным, как у его младшего брата. От этого голоса по коже ползли мурашки, а где-то в груди странно екало. Так что Исаэри ощутил облегчение, оказавшись возле знакомых дверей. – Постарайся больше не теряться, прелесть. – Шартаасс внезапно наклонился, прошептав это ему на ухо, и человек ощутил морозную свежесть сирени и почему-то васильков, исходившую от его волос и тела. Он не понял, были ли то духи или естественный, уникальный аромат самого шартаасса, ведь от Мердока тоже всегда пахло, но не полевыми цветами и сиренью, а запахом дождя и грозы. Не удержавшись, Исаэри вскинул на него глаза – губы его сложились в немой вопрос: «Прелесть?»Взгляд синих глаз шартаасса скользнул по его губам, и мужчина насмешливо прищурился. – В следующий раз тебя могу найти и не я, – сказал он с легкой издевкой и, развернувшись, пошел по коридору прочь. Эри, дрожа и задыхаясь, ввалился в покои и сполз спиной по двери вниз. Он чувствовал себя только что чудом сбежавшей из лап кота мышкой. Время до заката следующего дня длилось до обидного медленно. Эри же хотелось, чтобы он уже поскорее наступил, чтобы это томительное ожидание перед неизвестностью закончилось. Он собрал свои немногочисленные вещи, которых за двенадцать лет так и не стало больше, хотя Мердок не скупился на роскошные подарки и ни в чем не отказывал своему риэшши. Правда, он больше относился к нему не как заботливый супруг, а как добродушный и щедрый хозяин к своему породистому питомцу. Ему ничего не стоило подарить Эри красивый браслет, инкрустированный дорогими крупными самоцветами, но подарки эти не значили для Исаэри ничего, потому что он не любил Мердока и потому что для самого Мердока в первую очередь они ничего не значили. Эти безделушки Эри оставил здесь. Взял только шкатулку с письмами из дома, которые перестали приходить уже на третий год его жизни здесь, но потом передумал и сжег их вместе со шкатулкой. Прошлое – прошлому. Собрав в небольшой сундук свои вещи, Эри приказал человеческим слугам своего покойного мужа снести его вниз и, когда наконец последний луч солнца осветил комнаты, сам спустился в гостиную. Ему не пришлось долго ждать. Почти сразу же открылся портал в виде воронки, клубившейся багровыми всполохами, и из нее вышагнул какой-то шартаасс. Эри подумал было, что это тот, который был в маске, но, приглядевшись, понял, что этот не Высший: волосы у него были коротко стрижены, на шее же имелась татуировка, говорящая о том, что он не наделен магией. Воронку с той стороны открыл кто-то, кто ею обладал, и было очевидно, что это сделал будущий новый супруг и господин Исаэри. Сердце тревожно сжалось, в горле застрял ком. И отчего-то в глазах застыли слезы. Он не плакал даже тогда, когда двенадцать лет назад прощался с родителями, уезжая из отцовского дома в земли кровожадных чудовищ, так почему же сейчас?– Следуйте за мной, – нейтрально попросил каришш¹º и, легко подхватив его сундук (несмотря на то, что магически он был обделен, физическая сила оставалась при нем), первым шагнул в портал. Эри оглянулся в последний раз, бросил взгляд на столпившихся тревожных слуг, переживавших и за своего доброго господина, к которому привыкли за эти долгие двенадцать лет, и за себя – ведь теперь неизвестно, к какому новому хозяину попадут они сами, – и, попрощавшись кивком, шагнул в портал следом. И оказался в уютной гостиной. Тут не было мрачно, каждый предмет и мебель не дышали сдержанной роскошью, как в доме Мердока, наоборот, тут было относительно светло, в большом камине весело полыхал огонь. Между креслами стоял низкий круглый столик, на котором уже дожидался горячий ужин на одного. – Если вы голодны, то отужинайте сейчас, – предложил слуга. – Потом я отведу вас в покои вашего супруга. – Супруга? – хриплым голосом отозвался Эри, в изнеможении падая в одно из кресел, и с губ его сорвался нервный смешок. – Церемонии венчания не было. Вы уверены, что я здесь на правах риэшши, а не обычной шлюхи?Низший шартаасс бросил на него странный нечитаемый взгляд и разве что пальцем у виска не покрутил, а если бы и покрутил, Эри бы не удивился – все, что он думает о человеке, можно было прочесть в его невыразительных черных глазах, которыми обладали только каришши. – Хозяин вернется, все сам вам расскажет, – равнодушно отозвался он и направился к единственной двери, что вела из небольшой гостиной, в которой оказался Эри. – Постой! – Юноша вскочил на ноги взволнованно. – Ты хотя бы можешь сказать мне, как его зовут? Может быть, я его знаю?– Хозяин вернется, все сам вам расскажет, – повторил каришш и вышел, унося с собой сундук с вещами. Эри рухнул как подкошенный обратно в кресло. Было понятно, что он больше ничего не добьется. _________________________Примечание к части¹ Шартаассы – высшая раса, населяющая земли этого мира. Кровожадные, невероятно сильные порождения тьмы и крови. Дети Сандархи и Эхиопы, как они сами себя называют. ² Риэшши – так шартаассы зовут младших супругов. Впрочем, понятие это не столь узкое, риэшши можно называть и любимого, поэтому в данном случае непонятно, издевается шартаасс или нет. ³ Ниаль – то же, что и младший супруг, но не имеющий почти никаких прав. Фактически – наложник. ⁴Майле – бывший принц. ⁵ Шаррхад – руническое письмо шартаассов. ⁶ Даэрас – высокородные шартаассы женского пола, но почти такие же бесправные, как ниаль. Даэрас предназначены лишь для продолжения рода. ⁷ Сэрши – унизительное наименование человека у шартаасов. Что-то вроде «низший», «пища», «корм». ⁸ Лахадр – земли шартаассов. ⁹ Шарт – сокращенно от «шартаасс». ¹º Каришш – шартаасс низшего происхождения, рожденный без магического дара. Шартаассов, не одаренных Кровью и Тьмой, то есть двумя лунными богинями – Сандархой и Эхиопой, отличают от других шартаассов абсолютно черные глаза. Черный заполняет не только радужку, но и белок глаза. Кровью и Тьмой - IIЗа окнами уже сгустились багровые сумерки – сегодня ночь принадлежала Сандархе. Эри не смог заставить себя поесть – кусок в горло не лез, несмотря на то, что на ужин для него неизвестный шартаасс в маске не поскупился, а ведь мог бы и вовсе не кормить. Горячие мясные отбивные, лучшее сантийское¹ вино, гарнир из зеленого горошка и картофеля… Отменный ужин. Это внушало надежду на то, что его новая жизнь будет не так страшна, как Эри уже успел себе нарисовать. Но это, с другой стороны, ничего ровным счетом не значило. Через час снова появился тот же самый каришш, отвел его в комнату, где в полу был утоплен неглубокий бассейн, наполненный горячей, исходившей густым паром водой. От ванны Эри отказываться не стал, хотя уже смутно догадывался о том, что его сегодня ждет.

Он разделся, когда каришш ушел, осторожно забрался в горячую воду и на мгновение зажмурился, испытывая тихую радость. Хоть какое-то удовлетворение за эту сумасшедшую неделю, в начале которой Эри узнал о смерти Мердока. Он позволил себе немного понежиться, решив не мочить волосы. Цвета зрелого льна, густые и тяжелые, когда-то они доставали ему до плеч, но теперь, согласно традициям шартаассов, он не имел права позорить супруга, укорачивая их насильственно. Нужно ведь было подтверждать статус Мердока, и Исаэри отпустил их, так что теперь волосы доставали ему едва ли не до бедер. Когда они отрастали ниже, юноша их все же стриг – управляться с такой длиной было очень сложно. А уж ждать, пока все это великолепие высохнет…Поэтому Эри тщательно и аккуратно убрал волосы на макушку и заколол спицами. Погрузившись в воду по плечи, юноша прикрыл глаза, позволив себе несколько минут блаженного отдыха. В горячей расслабляющей воде все тревоги и волнения отступали прочь, можно было представить, что все будет хорошо, что, может быть, новый господин и супруг не окажется извергом или деспотом. Правда, мысли о нем внезапно перескочили совершенно на другое. Эри разрешил себе и помечтать немного – попробовал представить, как сложилась бы его судьба, встреть он своего иссилитаэ. Его имя было начертано у него на пояснице, как раз над самым копчиком – вытатуировано красно-черными несмывающимися буквами. Когда-то в детстве он слышал от матери, что татуировка может привести к иссилитаэ, что чем ближе он находится, тем сильнее она нагревается, но Эри никогда не верил в эти сказки. В конце концов он на себя рассердился за такие мысли. Мечты обратились глухой болью в душе – никакого иссилитаэ встретить ему не суждено, да и вообще неизвестно, что ждет его отныне. Он снова почувствовал когтистые лапы безысходности, вцепившиеся в сердце, и крепко зажмурился. Мысли опять потекли вялым и равнодушным ручейком, так что вскоре Эри и сам не заметил, как уснул. Разбудила его обжигающая вспышка где-то в районе поясницы, и он едва не подскочил, но потом понял, что просто слуга добавил горячей воды, так как эта уже остыла. Вода лилась за его спиной горячей струей из кувшина, и Эри чуть наклонился вперед, чтобы не мешать. – Я уже скоро выйду, – сказал он устало. – Я долго проспал?Поскольку каришш не ответил, юноша хотел было уже повернуться, но шепот, раздавшийся прямо возле уха и тотчас же пославший по позвоночнику мурашки, остановил его:– Не оборачивайся, риэшши. Исаэри застыл, как натянутая струна, волосы едва не встали дыбом, когда он вспомнил, как вчера на закате обладатель этого голоса убил шестерых высших шартаассов. И вот теперь этот хладнокровный, свирепый убийца стоял за его спиной. Он медленно прикрыл глаза и попытался расслабиться, ощутив на своих обнаженных плечах чужие руки. Они были теплыми, хотя у шартаассов кожа всегда холодная, если не ледяная. Мердок тоже был холодный…Эри судорожно выдохнул, когда одна рука скользнула с плеч ему на грудь, задевая затвердевший сосок, а вторая мягко обхватила сзади за шею. Сладкий страх мурашками растекся по коже, сердце забилось часто-часто, а внизу живота неожиданно скопилась томительная тяжесть. Юноша почувствовал, как острый коготь большого пальца шартаасса царапнул кожу там, где на шее его судорожно билась жилка, а потом чужие прохладные губы прильнули к царапине, слизывая кровь. С губ неожиданно даже для него самого сорвался тихий стон, и Эри, испуганно вздрогнув, распахнул глаза. Снова попытался обернуться, но стальные пальцы на шее предупреждающе сжались. – Тихо, прелесть, я ведь сказал тебе, смирно сиди, – хрипловато шепнул тот, кто сидел позади него на краю бассейна. Эри прикусил нижнюю губу и снова зажмурился. Мучительно хотелось обернуться, в жилах от страха стыла кровь, а пульс, наоборот, бился все быстрее и быстрее. Он не смел ни вдохнуть, ни выдохнуть, пока чужие руки водили по его телу мягкой пенной губкой, источавшей ароматы полевых цветов, не столько моя его, сколько лаская. Раздираемый на части противоречивыми желаниями, Эри не сумел сдержать стона, тихо всхлипнул и откинулся назад, упираясь затылком в живот сидевшего на корточках ступенькой выше шартаасса. Он видел краем глаза красивые сильные руки, обнаженные закатанными до локтя рукавами белой рубашки, чувствовал где-то над головой обманчиво равномерное дыхание, но клубы пара мешали разглядеть больше. Зато он отчетливо ощущал чужое возбуждение – каменно-твердая плоть упиралась ему между лопаток через ткань брюк. Впервые за всю свою сознательную жизнь Эри испытывал такую бурную смесь эмоций и чувств. Желание, тягучее и томное, растекалось по его венам свинцовым ядом, низ живота налился сладкой тяжестью, почему-то горела огнем поясница. Ему так хотелось повернуться, но не столько для того, чтобы взглянуть на своего мучителя, сколько в стремлении коснуться его, но он не смел.

– Пожалуйста, – почти беззвучно прошептал юноша, вжимаясь затылком в твердый живот шартаасса. – Пожалуйста. Но тот его все равно услышал. – Пожалуйста что? – Будоражащий шепот раздался над ухом, холодный влажный язык прошелся по его кромке, и острые зубы чувствительно прикусили мочку. Эри всхлипнул, застонал и горячо взмолился, не понимая, почему его тело так реагирует, ведь Мердок тоже ласкал его, пусть и не так откровенно, но никогда, никогда супруг не мог пробудить в нем такое дикое желание, как эти чужие руки и волнующий хриплый шепот. Он всем телом ощущал присутствие шартаасса за спиной, кожа покрылась мурашками, несмотря на горячую воду, и хотелось, уже до боли просто невыносимо хотелось…– Можно я повернусь? Умоляю… я клянусь, не открою глаз!– Нет, мой сладкий риэшши, – ухмыльнулся шартаасс. – Потерпи немного. Мы еще чуть-чуть поиграем. – Почему ты скрываешь лицо?– Не хочу быть узнанным. Логично? – засмеялся он, и от звуков его глубокого смеха кровь в жилах человека побежала быстрее. Шартаасс наконец, слава всем трем лунам, закончил его мыть и скользнул ладонями по его рукам, пока не обхватил тонкие пальцы Эри своими, сплетая их вместе. Потянул вверх, побуждая подняться, и юноша послушался, осторожно выпрямившись в воде на скользких ступеньках бассейна, но он не боялся поскользнуться – чужая рука обвила его талию, вторая же продолжала поддерживать за ладонь. Это было невероятно эротичное объятие, и Эри почувствовал, как волна дрожи прокатилась по его телу. – Осторожно ступай назад, не оборачивайся, – велел возбуждающий голос все тем же полушепотом, и Эри послушался и на этот раз. Нащупав ногой ступеньку позади себя, он поднялся чуть выше и тут же ощутил, как руки шартаасса подхватывают его, ставят на мокрый от пара пол, укутывают в полотенце и… накидывают на глаза тонкую полоску черного шелка, стягивая ее на затылке аккуратным узлом. А потом он почти нежно вытащил спицы из его волос, и они хлынули по плечам Исаэри атласным золотистым водопадом. Все те же бережные руки, чье прикосновение пробудило в нем неугасимое пламя почти дикого возбуждения, развернули его за плечи и легонько подтолкнули вперед. Эри послушно и доверчиво шагнул, инстинктивно выставив перед собой руки, сам не зная зачем, и почувствовал холодок открытого портала. Влажный пол под ногами сменился толстым ворсистым ковром, в мягкости которого мокрые ступни мгновенно утонули. Юноша потоптался немного и неуверенно оглянулся, все еще ощущая за спиной присутствие шартаасса. Стыдливо закутался в полотенце и нерешительно спросил:– Ты не покажешь мне сегодня свое лицо? Почему?– Покажу, – отозвался шартаасс. – Но не сразу. Иначе так неинтересно, верно?Эри промолчал, ему снова вспомнилась та неукротимая ярость, с которой он сыпал магическими атаками на своих соперников, как свирепо вырывал сердца из их груди и как при этом чудовищно улыбался, слизывая с пальцев кровь. Варварские традиции шартаассов… Жестокость их была безгранична и поистине поражала. Никаких законов, кроме гласа Императора. Никаких принципов. Никакой морали. Кровь и Тьма – убийство и ярость. И снова неизвестность сжала грудную клетку когтистыми лапами, не давая ни вдохнуть, ни выдохнуть. Эри в нерешительности застыл посреди комнаты. Внезапно почувствовал, как со стороны повеяло теплом: кажется, шартаасс развел в камине пламя своей магией. А потом он взял его за руку и потянул к кровати. Мягко, но настойчиво стянул полотенце. Юноша закусил губу, но сопротивляться не стал и, подчиняясь этим рукам, улегся на постель, не замечая, как дрожит уже почти беспрерывно, но не только от желания. Ему было страшно, да и кому не было бы на его месте? Лишившись возможности видеть, Эри потерял даже те крохи мужества, которые еще тлели в его душе. А когда почувствовал, как шартаасс привязывает к решетке кровати его руки такими же шелковыми лентами, как и на глазах, то совсем испугался, сжимая вместе бедра. Теперь он ни в чем не был уверен. К тому же шартаасс хранил молчание, и молчание это угнетало. Эри пытался сказать хоть что-нибудь, но в горле стал ком, губы пересохли. И он тоже молчал, ощущая, как глаза наполняются слезами. Может быть, этот шартаасс его сейчас выпьет? Кто знает, что за игру он ведет? Трахнет, выпьет кровь, а потом кинет где-нибудь отлеживаться, чтобы потом снова повторить. Сам ведь сказал, что просто неинтересно. Эри часто-часто заморгал под повязкой, но одна слеза все же умудрилась каким-то образом скатиться вниз по щеке, когда он поднял голову, пытаясь понять, что сейчас делает шартаасс. И тут же ощутил прохладный язык, скользнувший по щеке и подхвативший эту слезу. Задохнувшись, Эри откинул назад голову, дыша часто и возбужденно. Он и боялся, и желал, и эти противоречивые эмоции приводили его в смятение.

– Ты сделаешь мне больно? – наконец, не в силах и дальше выдерживать это гнетущее молчание и безызвестность, выпалил он тонким голосом. – Ну что ты, риэшши, – немедленно отозвался его мучитель. – Как я могу? Наберись терпения, и ты все узнаешь. Тихая усмешка, раздавшаяся совсем рядом, заставила Эри поежиться. Голос шартаасса, однако, показался ему смутно знакомым. Но он решил молчать, поняв, что ничего не добьется, как бы ни просил и ни умолял. Шарт долго ждать себя не заставил. Вскоре Эри снова ощутил волнующее прикосновение его рук к своему телу, чужие губы сомкнулись на правой горошине соска, опаляя своим дыханием. Ладони заскользили вниз, оглаживая плоский живот, узкие бедра, а вслед за ними спустились и ненасытные губы, оставляя за собой на коже юноши огненный след поцелуев. Было в этих его прикосновениях нечто такое, что заставляло все внутри Эри дрожать и сжиматься от смутного удивления и удовольствия. Ласки эти несли и наслаждение, и трепет, но ни в коем случае не были для него унизительны и грубы. Вот что удивляло. Даже Мердок, несмотря на свое хорошее отношение, хотя и не был груб в минуты близости, но брал его совершенно по-хозяйски, с полным правом, а иногда не утруждал себя прелюдией, только убеждался в том, что Эри тоже возбужден. Незнакомец же, однако, не жалел времени на прелюдию, лаская и нежа пробудившееся тело майле так искусно, что оставалось лишь стонать и умолять о большем; в его опаляющих объятиях Эри ощущал себя красивой экзотической пташкой в золотой клетке. Вот только улететь он впервые не желал. Руки шартаасса скользнули по внутренней стороне его бедер, раздвигая их в стороны, и там Эри ощутил его ненасытный рот. Холодный язык заскользил по поверхности бедер – от подколенной впадины до самых яичек, и он дернулся в своих шелковых путах, жалобно и тонко застонав. Эти постыдные ласки, которыми одарил его шартаасс и на которые никогда и в голову не приходило расщедриться Мердоку, жгли до пепла душу неискушенного Исаэри. Тело предавало его, колени сами собой широко разошлись в стороны, и он прогнулся в пояснице, стремясь глубже погрузиться в прохладный рот, ласкающий его так бесстыдно и жадно. Тем не менее шарт не торопился. Его губы сомкнулись вокруг члена Эри, заскользив по нему упруго и мучительно медленно. Раз юноша ощутил, как острые зубы мягко задели нежную плоть, и сердце ушло в пятки, но шартаасс был слишком искусен – он лишь дразнил. – Пой для меня, пташка моя. – Горячий шепот ввинчивался в уши, растекался по телу жидкой лавой и долгим эхом еще звучал в сознании. – Не стесняйся, прелесть, я ведь знаю, что тебе это нравится. И Эри пел. Точнее, тонко, жалобно поскуливал, выгибаясь под умелыми руками. А когда почувствовал рот шартаасса между своих ягодиц – и вовсе вскрикнул. Прохладный скользкий язык неумолимо проникал внутрь его тела, и это было так восхитительно приятно, что он медленно умирал от стыда и желания податься навстречу. И как бы он себя ни сдерживал, у него ничего не выходило – бедра сами собой вошли в ритм, медленно толкаясь навстречу длинному языку, потому что когда тот погружался в него на немыслимую глубину, то каждый раз задевал какую-то точку, посылая по всему телу Эри огненные всполохи наслаждения. А потом шартаасс вырисовывал этим самым языком влажные узоры на его животе, и длинные пальцы проникали туда, где только что был рот. Эри уже не мог кричать, он только всхлипывал, всем своим существом подаваясь навстречу, насаживаясь на эти восхитительно длинные пальцы, и бессвязно умолял до тех пор, пока его губами не завладели, заставляя замолчать. И если до этого момента он думал, что шартаасс не ведает стыда и меры в своих ласках, то глубоко ошибался. Он завладел его ртом почти грубо, насилуя своим языком, глубокими толчками доставая почти до горла, и Эри мог только мычать, поражаясь длине чужого языка. Если Мердок так и мог, то юноша об этом никогда не подозревал. Он вообще с анатомией шартаассов, как оказалось, был знаком очень плохо…Поцелуй был таким глубоким и страстным, что Эри казалось, будто он уже занимается любовью, словно шартаасс вошел в него и двигается теперь внутри ленивыми, медлительными толчками. Он даже не сразу понял, что тот уже разделся, только когда его ноги оказались закинутыми на талию шартаасса, почувствовал, как его прохладное, словно выточенное из мрамора и такое же твердое, тело прижимается к нему, покрывая собой полностью. Эри всхлипнул в который раз, впервые жалея о невозможности обнять любовника, и как можно крепче обвил ногами его талию, охотно подавшись вперед бедрами. Чужая твердая и удивительно горячая плоть вошла в него легко, тут же погрузившись до основания, и в этот самый момент шартаасс его укусил. Но Эри не почувствовал боли, когда длинные иглы вонзились в шею, только легкое головокружение. Он лишь откинул голову, позволяя шартаассу делать все, что ему заблагорассудится, и сжимал коленями его бедра, насаживаясь на член любовника в том ритме, который он задал. Весь мир отчего-то вдруг растворился в багровой пульсации ритма, в котором двигались их тела, и все, что было ниже пояса, заполыхало огнем, особенно жгло поясницу. Эри знал, что такое невозможно – это ведь не оттого, что он так сильно возбужден. Вот что его пугало, но как следует поддаться страху он не мог, потому что… Потому что сильные руки обнимали его бережно и крепко, потому что дыхание шартаасса опаляло шею и губы, потому что в нем была его плоть, и казалось, что только эти восхитительные ощущения удерживают его здесь, на земле. Что он один владеет его душой в эти мгновения. И это было… удивительно. Волшебно. В какой-то момент Эри понял, что руки его больше уже ничего не держит, и смог наконец сорвать повязку с глаз и обхватить ладонями склонившееся над ним лицо. В комнате царил полумрак, и в неверном свете, который отбрасывало пламя в камине, он сумел наконец разглядеть своего любовника. Знакомый шрам на щеке тут же бросился в глаза. Только один шартаасс во всем Лахадре мог носить такой шрам. Эри на мгновение крепко зажмурился, но не оттолкнул, наоборот, почему-то что есть силы обнял за шею и притянул к себе. Шартаасс и не сопротивлялся, шепча ему: «Прелесть». И в его объятиях Эри впервые познал удовольствие – сокрушительное, яркое, затопившее все его существо, взорвавшееся в голове брызгами багрово-алого, нарастающее в ушах сдвоенным пульсом. Его собственным и брата Мердока. Он чувствовал, как внутри пролилось его семя, чувствовал, как между ними стало липко и немного мокро от его собственного, но все это почему-то прошло мимо него и не имело значения. Ничего не имело значения, кроме того, что его обнимают так нежно, так трепетно и вместе с тем так собственнически. Какое-то время после этого феерического оргазма, все еще звучавшего в ушах пульсацией чужого сердца, Исаэри лежал тихо, придавленный телом шартаасса, но тяжесть эта была приятна. И пытался осознать тот факт, что теперь, кажется, замужем за братом Мердока. Хорошо это или плохо, он пока еще не понял. – Эри, – внезапно произнес тот, – посмотри на меня. Юноша подчинился, подняв голову. До этого он прятал лицо на изгибе плеча шартаасса. – У тебя на пояснице мое имя, – огорошил его в лоб брат Мердока, резко переворачиваясь на спину вместе с ним так, что юноша оказался распластанным у него на груди. Шартаасс провел кончиками пальцев по его пояснице, очерчивая вытатуированные на коже буквы, складывавшиеся в его собственное имя – «Дамирэс». Несколько секунд Исаэри молчал, новость его оглушила. – Ты знал? – требовательно спросил шарт. Эри заторможенно покачал головой и попытался соскользнуть с него и приподняться на локте. Дамирэс ему позволил, тоже приподнявшись, но только затем, чтобы опрокинуть его на подушку и упереться в нее руками по обе стороны от его головы. – Мердок… всегда называл тебя Рэс, да и упоминал нечасто, – наконец нерешительно молвил Эри. – Я думал, что это потому, что твой титул Саншаррэс Лаанда. Я не знал. А если бы знал – не поверил. – Почему? – почти прорычал Дамирэс. – Потому что… Потому что не бывает иссилити² между шартаассом и человеком. – Эри повернулся на бок, сжавшись под ним в клубочек, словно пытаясь отгородиться. Но Дамирэс ему не позволил. Он сел на постели и бесцеремонно сгреб его в охапку, усадив на свои колени. Прошептал какое-то заклинание и повернулся к нему той стороной лица, где на щеке у него был шрам. Только теперь вместо шрама на мраморной скуле шартаасса были словно высечены маленькие буквы, складывавшиеся в имя. И имя это принадлежало Эри. – Теперь-то веришь? – спросил Дамирэс насмешливо. Эри поднял руку, как завороженный, ведя кончиками пальцев по каждой черточке, что являлась частью его имени, резким черным росчерком украшавшим щеку его иссилитаэ. И смотрелось это теперь невыносимо прекрасно – черные буквы на мраморной белизне шартаассовой кожи. Дыхание перехватывало, а горло отчего-то сжимал спазм. Его имя. «Исаэри». И тут внезапно Эри вспомнил, что на языке шартаассов «исса-эрри» означает «прелесть». Вспомнил, что восемь лет назад там, во дворце Императора, когда они с Дамирэсом столкнулись в коридоре, он шепнул ему на ухо: «Прелесть». И совсем недавно… тоже. – Не могу поверить, – прошептал он, не в силах оторвать взгляда от собственного имени, не замечая, что из глаз капают на руку его иссилитаэ слезы. Неужели уже тогда Дамирэс знал, что он принадлежит ему, что он его иссилитаэ? И все это время ждал?Дамирэс перехватил его руку за запястье, прижался к нему губами и принялся покрывать поцелуями всю ладонь. – И не надо, прелесть моя. Не верь. Я буду обращать тебя в свою веру каждую ночь своей жизни. Если бы Мердок не погиб, я бы вызвал его в круг на магический поединок. Эри удивленно распахнул глаза, губы его сложились в понимающее, но испуганное «о». А затем он неуверенно улыбнулся и доверчиво прижался щекой к его груди, испытывая безотчетное, выстраданное душевное спокойствие, но все равно поежился, вспомнив, как яростен и страшен был его иссилитаэ там, в тронном зале Черного Императора, когда кровью и тьмой сражался за право им обладать. – А ведь в этот раз тебя мог найти и не я, – шепнул Дамирэс тихо, совсем как тогда, во дворце Владыки, когда отводил его до их с Мердоком покоев. – Я теряюсь, только когда ты поблизости, – признался ему в ответ Эри так же шепотом. И, улыбнувшись, потянулся за поцелуем. Кто бы знал, что он найдет своего иссилитаэ среди шартаассов?