Дыхание тьмы

Рассказ:

«Дыхание тьмы» рассказывает о бойце спецподразделения, уничтожающего мутантов-упырей, который оказывается втянут в интриги, внутри собственной службы…Сегодня – День Сурка. Это, как обычно – весьма бодрит, но каждого по-разному. Надя привычно выворачивает на нас целый ворох анекдотов, которые успела насобирать за неделю. Среди них попадаются по-настоящему смешные и даже водитель, чьё ухо торчит в открытом люке кабины, хрипит своим кашлеобразным смехом. Егор, делая вид, будто умирает от смеха, пытается положить руку на бедро Нади, но та, не переставая тарахтеть, хлопает наглеца по пальцам. Серьёзен и молчалив, полностью оправдывая свою фамилию, только командир. Он листает документы в планшете и тихо воркует в микрофон шлема. Я тоже ощущаю волнение. Нет, не такое, как в первый раз, когда после полугода яростных тренировок, учебных стрельб и мозгоразъедающих тестов, нас запустили в полуразрушенный завод медоборудования. Как позже объяснил полковник, руководящий отделом разведки, опасность была минимальной. Но в тот момент вся группа едва не гадила адреналином. Первый раз с нами пустили ветерана. Одного из тех, кто выжил после бойни Прорыва и, кто, по слухам, мог выходить на задание с голыми руками. Впрочем, на тот момент, кряжистый капитан с непривычно детским выражением лица, носил полную выкладку, как и все остальные. Именно от него я и услышал первый раз выражение: «День Сурка». Капитан старался держаться за нашими спинами, больше подсказывая, чем действуя. Однако, когда я позже вспоминал ту операцию, то с огромным удивлением осознал, что большую часть работы проделал именно тот ветеран. – Кордон, – бормочет водитель и наш броневичок замедляет ход. – Ух ты, сколько их тут сегодня!– Да, операции присвоили жёлтый приоритет, – Фёдор прячет планшет и поднимает на нас взгляд своих безмятежных серых глаз. – Забыл предупредить. В нашем распоряжении– целый этаж: гуляй– не хочу. Забыл он, как же! Этот забудет. Надя замирает посередине анекдота и прищурившись разглядывает капитана. Потом кивает головой, а её губы произносят нечто, подозрительно напоминающее «засранец». Егор просто пожимает плечами и проверяет крепление шлема. Жёлтый приоритет– почти крайняя степень опасности, с которой мы можем столкнуться. Он подразумевает реальные проблемы, а не те возможные риски, если уж ты– совсем безрукий и невнимательный раздолбай. – Обычно предупреждают заранее, – говорю я, словно пытаюсь размышлять вслух. – Не могли определиться. Координатор и сейчас– вся в сомнениях. – Приехали, – хрипит водитель и машина останавливается, – Ни пуха, ни пера. – К чёрту, – тихо бормочу я и выпрыгиваю наружу, – И действительно: ух ты!И патруль, и местная полиция и куча медиков и даже четыре пожарных машины. Они что думают: мы тут примемся всё взрывать? К Фёдору уже бежит кто-то, из наших– разведчик. Физиономия знакомая, но как его зовут– убей, не помню. Розовощёкий старлей с полоской усиков и какой-то дрянью, типа бородки. – Что тут у вас?– Фёдор сосредоточенно проверяет амуницию, а после запрокидывает голову и смотрит на здание, – Здоровая хрень. – Ага, сорок этажей, – лейтенант делает приглашающий жест в сторону стола под брезентовым навесом. Там уже сосредоточенно сопят, разглядывая друг друга подполковник полиции и какой-то тип в сером костюме, – Подполковник Вигор и полковник безопасности Надеждин. Всем очень приятно, все жмут друг другу руки, а лейтенант включает карту и начинает вводить в курс дела. Наша цель– двадцать седьмой этаж и это не может не радовать, учитывая тот факт, что все лифтовые шахты полностью блокированы. Жителей эвакуировали, поэтому нам разрешают делать любые гадости. Но Вигор всё же просит оставить целыми хотя бы парочку этажей. – Как заметили то?– спрашивает Фёдор нарочито беспечным тоном, но взгляд его становится колючим, а на щеках выступают желваки. Надеждин смотрит на него и хмурится. До этого момента полковник не проронил ни слова. – Сначала– запах, – бодро тараторит старлей, – Начали грешить на канализацию, но парень из спецслужбы сказал, типа такую вонь он уже слышал и связался с нами. Мы пробили по базе и выяснили, что квартиросъёмщики с двадцать седьмого уже около месяца не посещали рабочие точки. – Месяц?!– я не могу в это поверить. – Дебилам же спустили подробные инструкции. Неделя без уважительной причины и срочный рапорт нам. А тут– месяц!Старлей только плечами пожимает. Понятно: раздолбаи никак не привыкнут к изменившимся условиям, хоть уже и миновало десять с хвостиком лет. Показательные расстрелы что ли устраивать, чтобы начало доходить? Дебилы, мля. – Когда начали опрашивать жильцов, те рассказали про странные звуки и непонятных существ в тёмное время суток. Но сказали, дескать раньше на двадцать седьмом варили сиф, поэтому никто особо не удивился. «Дыхание тьмы» рассказывает о бойце спецподразделения, уничтожающего мутантов-упырей, который оказывается втянут в интриги, внутри собственной службы…Сегодня – День Сурка. Это, как обычно – весьма бодрит, но каждого по-разному. Надя привычно выворачивает на нас целый ворох анекдотов, которые успела насобирать за неделю. Среди них попадаются по-настоящему смешные и даже водитель, чьё ухо торчит в открытом люке кабины, хрипит своим кашлеобразным смехом. Егор, делая вид, будто умирает от смеха, пытается положить руку на бедро Нади, но та, не переставая тарахтеть, хлопает наглеца по пальцам. Серьёзен и молчалив, полностью оправдывая свою фамилию, только командир. Он листает документы в планшете и тихо воркует в микрофон шлема. Я тоже ощущаю волнение. Нет, не такое, как в первый раз, когда после полугода яростных тренировок, учебных стрельб и мозгоразъедающих тестов, нас запустили в полуразрушенный завод медоборудования. Как позже объяснил полковник, руководящий отделом разведки, опасность была минимальной. Но в тот момент вся группа едва не гадила адреналином. Первый раз с нами пустили ветерана. Одного из тех, кто выжил после бойни Прорыва и, кто, по слухам, мог выходить на задание с голыми руками. Впрочем, на тот момент, кряжистый капитан с непривычно детским выражением лица, носил полную выкладку, как и все остальные. Именно от него я и услышал первый раз выражение: «День Сурка». Капитан старался держаться за нашими спинами, больше подсказывая, чем действуя. Однако, когда я позже вспоминал ту операцию, то с огромным удивлением осознал, что большую часть работы проделал именно тот ветеран. – Кордон, – бормочет водитель и наш броневичок замедляет ход. – Ух ты, сколько их тут сегодня!– Да, операции присвоили жёлтый приоритет, – Фёдор прячет планшет и поднимает на нас взгляд своих безмятежных серых глаз. – Забыл предупредить. В нашем распоряжении– целый этаж: гуляй– не хочу. Забыл он, как же! Этот забудет. Надя замирает посередине анекдота и прищурившись разглядывает капитана. Потом кивает головой, а её губы произносят нечто, подозрительно напоминающее «засранец». Егор просто пожимает плечами и проверяет крепление шлема. Жёлтый приоритет– почти крайняя степень опасности, с которой мы можем столкнуться. Он подразумевает реальные проблемы, а не те возможные риски, если уж ты– совсем безрукий и невнимательный раздолбай. – Обычно предупреждают заранее, – говорю я, словно пытаюсь размышлять вслух. – Не могли определиться. Координатор и сейчас– вся в сомнениях. – Приехали, – хрипит водитель и машина останавливается, – Ни пуха, ни пера. – К чёрту, – тихо бормочу я и выпрыгиваю наружу, – И действительно: ух ты!И патруль, и местная полиция и куча медиков и даже четыре пожарных машины. Они что думают: мы тут примемся всё взрывать? К Фёдору уже бежит кто-то, из наших– разведчик. Физиономия знакомая, но как его зовут– убей, не помню. Розовощёкий старлей с полоской усиков и какой-то дрянью, типа бородки. – Что тут у вас?– Фёдор сосредоточенно проверяет амуницию, а после запрокидывает голову и смотрит на здание, – Здоровая хрень. – Ага, сорок этажей, – лейтенант делает приглашающий жест в сторону стола под брезентовым навесом. Там уже сосредоточенно сопят, разглядывая друг друга подполковник полиции и какой-то тип в сером костюме, – Подполковник Вигор и полковник безопасности Надеждин. Всем очень приятно, все жмут друг другу руки, а лейтенант включает карту и начинает вводить в курс дела. Наша цель– двадцать седьмой этаж и это не может не радовать, учитывая тот факт, что все лифтовые шахты полностью блокированы. Жителей эвакуировали, поэтому нам разрешают делать любые гадости. Но Вигор всё же просит оставить целыми хотя бы парочку этажей. – Как заметили то?– спрашивает Фёдор нарочито беспечным тоном, но взгляд его становится колючим, а на щеках выступают желваки. Надеждин смотрит на него и хмурится. До этого момента полковник не проронил ни слова. – Сначала– запах, – бодро тараторит старлей, – Начали грешить на канализацию, но парень из спецслужбы сказал, типа такую вонь он уже слышал и связался с нами. Мы пробили по базе и выяснили, что квартиросъёмщики с двадцать седьмого уже около месяца не посещали рабочие точки. – Месяц?!– я не могу в это поверить. – Дебилам же спустили подробные инструкции. Неделя без уважительной причины и срочный рапорт нам. А тут– месяц!Старлей только плечами пожимает. Понятно: раздолбаи никак не привыкнут к изменившимся условиям, хоть уже и миновало десять с хвостиком лет. Показательные расстрелы что ли устраивать, чтобы начало доходить? Дебилы, мля. – Когда начали опрашивать жильцов, те рассказали про странные звуки и непонятных существ в тёмное время суток. Но сказали, дескать раньше на двадцать седьмом варили сиф, поэтому никто особо не удивился.

– План этажа загружен в ваши коммуникаторы, – о, в наушниках просыпается Зинаида! Видимо, ради такого случая, её вырвали из любимой оранжереи, – В него включены все последние перепланировки, известные владельцу. – Ты чего там с приоритетами не могла определиться?– угрюмо интересуюсь я, – Да ещё и жёлтый впаяла, в конце концов?– Судя по опросу свидетелей, – нехотя поясняет Лец, – Всё– стандартно и я бы оставила синий, но один оговорился, что видел здоровую чёрную хрень на стене дома. Возможно, это– Альфа. В любом случае мы должны предусмотреть и такую вероятность. Тут она права. Как говаривал мой первый начальник: лучше перебдеть, чем недобдеть. Альфа, ух ты!Самое интересное. Когда мы уже подходим к подъезду высотки, до меня доходит, что за всё время нашего разговора полковник в штатском так и не проронил ни слова. Вообще. Полковнику безопасности нечего сказать перед заданием, где может объявиться Альфа? Хм. – Заходим с угловой, – Фёдор показывает, помечая точку входа, – Егор, ты движешься по коридору и внутрь не суёшься. Если кто-то покажет своё рыло, засунь его обратно. Если это окажется Альфа– прикинься ветошью и не отсвечивай. Мёртвых героев я совсем не люблю. Готовы? Пошли. Двадцать семь этажей в полной выкладке! Охо-хо…Надя тащит груза меньше остальных, поэтому первые десять этажей язвит, издеваясь над слабаками. – Может, с вертолёта?– бормочет Егор, – Ну есть же такие, тихие вертушки. Я читал…– Вертушка с глушителем, – тут же подключается Надя, – Особая вертушка, для ленивых бойцов. Ножками, Хоменко, ножками. Кто пропустил два последних занятия в качалке? Мышцу он растянул! Паховую, что ли? С той длинномордой рыжей, из супермаркета?– Всё то ты знаешь, – пыхтит красный Хоменко, – Это у тебя– от зависти. Сама вон мужика заведи. – А я дожидаюсь, – она откашливается, – пока Лёнечка свою Варю бросит. И тут же за него– шмыг! Ка-акие он чебуреки жарит!Самое интересное, что пару раз Надя реально заводила непонятные разговоры, напоминающие скрытое предложение. Глупости всё это. Я люблю свою Варвару, а она любит меня. Посему, никаких леваков, даже укрепляющих брак, как советует балабол Егор. – Отставить разговоры!– шипит Молчанов на двадцатом, – Мы в зоне тишины. Останавливаемся. Каждый открывает коробочку медпакета на плече и достаёт алую ампулу. СУР– стандартный ускоритель рефлексов. Кто-то, из медиков– изобретателей препарата, во время демонстрации, назвал его сурком и понеслось. Отсюда и День Сурка, то есть– время спецоперации, когда мы используем этот мощнейший стимулятор. Без него– никак, а употреблять чаще, чем раз в две недели– значит быстро превратиться в конченого наркомана. Пока СУР находился в стадии опытного испытания, полтора десятка пользователей ощутили все прелести ломки на своей шкуре. Короткий укол в шею и пустая ампула отправляется в своё гнездо: учёт-с. Попробуй не предоставить медблоку использованную тару– гарантирована куча писанины и отстранение от операций до выяснения. Как говорит Степаныч: кому нужен этот геморрой?Минуту все стоят, ожидая. А потом мир точно наезжает на тебя, становится ярче и чётче. Надпись: «Ленка– шалава» и рисунок мужского полового органа на стене приобретают новые глубины и теперь я могу видеть капли крови на ступенях. То ли следы бытовухи, то ли поработали наши подопечные. Усталость тоже исчезает, а вес амуниции словно уменьшается вполовину. Похмелье будет жёстким: с головной болью, ноющими мышцами и разноцветными кругами в глазах. Почему всё хорошее в этом мире имеет свои тёмные стороны и неприятные последствия? Это же просто нечестно!– Все в норме?– Фёдор внимательно смотрит в лицо каждому и получив утвердительный кивок, командует, – Тогда– вперёд. Оставшиеся этажи проносятся так быстро, что едва успеваешь сообразить: мы на месте. Впрочем, даже без полустёртого черепа на распределительном щитке можно определить нужный этаж. Специфика работы. Знакомая вонь скользит по ноздрям, вызывая смешанное ощущение отвращения и любопытств. Странный запах не с чем сравнивать, он– один такой и его ни с чем не спутаешь. На этаже– почти полная темнота, что никого не удивляет. Тут даже СУР не поможет, приходится использовать обычное оборудование. Щиток шлема превращает тьму в светящийся сумрак, где лениво плывут огромные пылинки, напоминающие чёрный снег. Теперь становится видно, что пол покрыт густой россыпью тёмных капель. Около шахты лифта проходит широкая полоса засохшей жидкости и заканчивается взрывом брызг на двери подъёмника. Тут всё ясно. Егор, как огромный кот крадётся в центр коридора и пальцем указывает на огромную рваную дыру в стене. Отверстие точно выбито в прочном бетоне каким-то строительным инструментом. На самом деле его проделали острые зубы. Так всегда: сначала они полностью осваивают ярус и если не остановить, начинают распространяться вверх и вниз.

Пока Хоменко изучает проход через прицел, Фёдор кивает и мы, один за другим, становимся около двери, которая должна вести в угловую квартиру. Все отлично знают; у кого– какая задача. Известно это и мне. Полотнище бомбы оплетает металл в районе замка и на несколько секунд вспыхивает тусклым багровым светом. Мы прижимаемся к стенам, а Егор отступает к самой дыре, продолжая изучать её чёрные глубины. Приглушенный шлемом взрыв кажется отдалённым громом. Всё же эти умные наушники– просто прелесть. Фонтан металлических осколков, направленный внутрь, должен ошеломить противника, ожидающего атаку, но в это раз я не слышу ни визгов ни стонов. Впрочем, понятно, сейчас– день. Фёдор бьёт ногой и остатки двери медленно, как в дурном сне, падают внутрь. В прихожей квартиры серый мрак и воздух плотный, от влажного смрада. Около самого выхода лежит тело и нет нужды проверять, жив человек или нет. Судя по обнажённому черепу– умер очень давно. Больше– никого и мы идём дальше. Окно в гостиной закрыто жалюзи и завалено всякой рухлядью. Этим у нас заведует Надежда. Дробовик в её руках делает несколько: «Бух!» и во мрак проникают толстые столбы дневного света. Надя тотчас перезаряжает оружие, а мы слышим глухой визг, напоминающий плач младенца. Тощая бледная фигура поднимается из-за опрокинутого кресла и щурит огромные глаза, пытаясь закрыться руками от солнца. Один. Странно. Обычно они пытаются держаться вместе. – Движение!– Движение!Даже если все видят врага, необходимо сообщить о его появлении. Чёрт его знает, может в следующий раз остальные окажутся спиной к возможному противнику. Кочет в моих руках содрогается и бледная тень отправляется обратно. По внешнему виду поражённая цель никак не тянет на взрослого человека, но это– одна из тех вещей, о которых лучше не задумываться. – Чисто, – бормочет командир, – Идём дальше. Дальше– огромная кухня, совмещённая со столовой. Здесь окно закрыли большим шкафом и Надя просто валит мебель на грязный пол, где полным-полно липких коричневых пятен. Старлей срывает остатки жалюзи и в свете дня становится видна дыра в стене, похожая на ту, что мы видели в подъезде. В проломе колышутся серые лохматые нити и кто-то глухо хрипит. Всё, шутки кончились. Пошла жара. – Здравствуйте мальчики, – наушники оживают знакомым голосом. – О, проснулась, – ворчит Фёдор, – Чего так рано? Подождала бы ещё полчасика. – Поумничай мне! Тут такой шухер!– в голосе Зины слышится настоящий восторг, – Куча безопасников и наши жопосиды прям с катушек слетели. – Весеннее обострение?– хихикает Надя. – Хрен его знает. Пока непонятно. И приоритет ваш, распроклятый, аж три раза успели поменять. Ладно, как дела? Картинка у меня есть, но очень нечёткая. – Вроде тихо, – Фёдор подкрадывается к дыре и хрип тотчас стихает. Нас явно ждут, – Один зелёный опарыш и всё. Лёня, давай. Граната уже у меня в руке. Остаётся убрать предохранитель и забросить блестящую грушу в отверстие. Сейчас там станет очень ярко. Ослепительный голубой свет различим даже сквозь фильтр забрала и закрытые веки. Как только интенсивность начинает стихать, открываю глаза и поднимаю оружие. Пора. Вой стоит такой, что даже защитная система начинает сбоить. Тени мечутся вокруг и приходится вертеться юлой выцеливая быстрые силуэты. Кочет дёргается почти непрерывно, но выстрелов я не слышу из-за оглушительных криков. Впрочем, они не перекрывают нашу оживлённую беседу. Правда, разговор состоит всего из одного слова:– Движение!– Движение!– Движение!Надежда, в конце концов, прорывается к окну и срывает наслоения тряпок. Куски одеял, штор и ковров летят на грязный пол. Потом Кротова отступает и несколько раз палит в заколоченный досками проём. К этому времени мы с Фёдором прекращаем стрелять. На полу, среди остатков мебели, куч тряпья, свёрнутых в подобие гнёзд и человеческих костей, лежат трупы. Итак, что у нас?– Дюжина опарышей, – докладывает Фёдор, переступая через распластанные тела, – и парочка упырей. Лёня, приступай. Опарыш– бледная немочь, безмозглая и почти не опасная. Низшая каста, можно сказать. Могут причинить вред, набросившись толпой на безоружного человека. Так обычно и поступают. Достаточно одного попадания спецзаряда, чтобы отправить к Дракуле. Упыри, эти– опаснее. Они способны мыслить, а их рефлексы значительно превышают возможности обычного человека. Застрелить упыря недостаточно, потому как чёртова зараза способна некисло регенерировать. Снимаю с набедренного крепежа наш специнструмент– широкий длинный нож с алмазным напылением и отрубаю две уродливые плоскомордые головы. Каждая тварь издаёт недовольное шипение и содрогается в конвульсиях. Пока всё. Остальное доделает группа зачистки. Работа у пацанов тоже– не фонтан: собрать смрадные трупы и доставить в лабораторию.

– Здесь чисто, – бормочет Фёдор, – Егор, что у тебя?– Пока– тихо, – откликается тот, – Какое-то шебуршание за дверью прямо по курсу. Они тут уже начали пол ковырять. – Значит мы– вовремя. Идём дальше. – Признаков гнезда не видно?– интересуется Зина, – А то мне тут какой-то мудень в жопу дышит. Подполковник. – Только спальники опарышей. Всё, не отвлекай. Понять, что из себя представляла следующая комната, до начала инцидента, уже невозможно. Сейчас помещение напоминает лабиринт из сдвинутых шкафов, поставленных на бок диванов и чего-то непонятного, похожего на лабораторный щит. Чёрт, да это же– поваленный рояль!– Движение!Два бледных силуэта вымахивают из-за обломков кресла и пытаются расположиться на наших головах. Не сегодня! Первого сшибаю я, а во второго попадают заряды Фёдора, Нади и мои. Не повезло опарышу. Его разрывает пополам и костлявое тело падает на пол, разбрызгивая чёрную кровь. – Два опарыша в минусе, – констатирует Молчанов, – Похоже, они строили что-то, типа защитной полосы. Никогда раньше такого не видел. – Совершенствуются, – откликается Зина, – Чтобы вы мхом не поросли. Очередная дыра в стене. Даже две. Вторая– чуть поменьше. В такую, наверное, пролезет только ребёнок. Страшно представить, сколько тут жило детей, когда произошло заражение. По ту сторону пушистых нитей– тишина. Ну, почти. Можно различить очень тихий скрип и время от времени, дробь осторожных шагов. Нам уже незачем скрываться, поэтому спокойно готовимся к зачистке очередного помещения. Из-за входной двери, поначалу принятой мною за грязную нишу, доносятся тяжёлые звуки очередей. Похоже, Егор тоже решил принять участие в нашем празднике жизни. – Меня, с почином!– жизнерадостно сообщает Хоменко, – Три опара пытались прорваться к шахте лифта. Там у них– недогрызенная нора. – Кто-нибудь считает, сколько мы уже уложили?– интересуется Надя, отгибая предохранитель на гранате. – Я считаю, – откликается Зина, – Тебе полегчало, солнышко? Думаю, когда они закончатся, ты узнаешь первой. Или тебя это заводит?– Просто любит считать, – хихикает Егор, – Как количество палок. – Ну, тебе то с этим совсем просто, – Надя бросает гранату, – До одного даже дети умеют считать. Вновь ожидание, пока утихнут голубые сполохи и быстрый рывок вперёд. Тут же сверху рушится огромный шкаф и приходится катиться среди обглоданных костей и вонючих тряпок. Чёртова мебель падает на пол и наполовину блокирует отверстие, через которое я попал внутрь. – Громов!– орёт Фёдор и я слышу глухие удары и хруст дерева, – Крепкое, м-мать!Это– одна, из тех внештатных ситуаций, к которым нас постоянно готовят. Ослеплённые опарыши ещё ползут по полу, приходя в себя, после светового удара, а троица рослых упырей набрасывается на меня. Ещё один кувырок. Пинаю угодившего под ноги опарыша и почти не целясь, разряжаю Кочет в пространство по широкой дуге. Кажется попал, но времени, чтобы остановиться и проверить– нет. – Громов, ты живой?– кажется шкаф и не думает поддаваться, – Надя, лезь в эту мышиную нору!– Уже. Лёня, держись!Опарыши успели очухаться и один повис на ноге, вцепившись клыками в щиток. Титановый сплав ему не по зубам, но я– стреножен. Остаётся прижаться спиной к стене и лихорадочно перезаряжать штурмовую винтовку. Но я всё же не промахнулся. Один упырь неподвижно лежит на боку, а второй, перекошенный на одну сторону, бессмысленно крутится среди поваленных шкафов. К сожалению, третий– живее всех живых, если подобное можно отнести к нежити. Поднимаю оружие, но выстрелить не успеваю. Пять или шесть бледных тощих тварей прыгают со всех сторон и таки валят на пол. Чёрт. Совсем скверно. Я ворочаюсь под этой грудой, раздавая оплеухи и пинки, но дело продвигается небыстро, а упырь определённо не станет ждать окончания моей вольной борьбы. Скорее ощущаю, чем вижу, как его массивная туша нависает сверху. Опарыши начинают расползаться, открывая добычу для смертельного укуса. Ба-бах!Какая-то мерзость плюхает на забрало, превращая его в полотно абстракциониста. Бах, ба-бах!Огромное тело валится рядом и уже без особого сопротивления мы с Надеждой разбираемся с уцелевшими опарышами. Точнее, я просто помогаю, потому как времени протереть пластик не остаётся. Лишь отстрелявшись, достаю салфетку и вытираю чёрную липкую мерзость. – Ты мне пиво должен, – вижу ухмыляющуюся физиономию Надежды, – Раз уж на большее тебя не разведёшь. – Могу водки налить, – я качаю головой, – Спасибо. Реально, я– твой должник. Оглушительно хрустит ломающееся дерево и через пару секунд к нам присоединяется Фёдор. Командир– в диком бешенстве. Его комбинезон усыпан опилками, а физиономия такая красная, точно Молчанов успел побывать в бане.

– Ублюдки!– шипит он, – Засаду устроили, мрази!– Всё в порядке?– интересуется Зина, так безмятежно, словно дело касается занозы в пятке, – Статус?– Девять опарышей и три упыря. Зина. Что за? Ваши мудоломы из научного сектора никак не хотят это прокомментировать? Нам уже ловушки начали ставить, а что будет завтра? Огнестрел возьмут, бляха-муха?– Федечка, спокойно, выпей брому, радость моя. Я-то тут при чём? Моё дело успокаивать истерящих мальчиков, а не объяснять, почему упыри не желают добровольно подставляться под пули. Работайте. У вас ещё пара квартир и Альфа. Удачи. – Спасибо, что про Альфу напомнила, – бормочет Надя. – Ты в порядке?– Фёдор внимательно осматривает меня, – Ф-фу, пронесло!– Кого там пронесло?– тут же откликается Егор, голос которого прерывается короткими очередями, – А у меня тут прут, как тараканы. Но, одни опары, даже странно. А вообще, как в тире!– Дуракам– везёт, – резюмирует Надежда, – А ты у нас, Лёнечка, судя по всему– умный, аж страсть!– Оставить разговоры!Ещё три головы улетают прочь, а я в который раз удивляюсь, что даже после столь чудовищной трансформации, некоторые женские лица способны сохранять остатки прежней красоты. Да, пара упырей прежде была женщинами. В следующей квартире мы обнаруживаем искомое гнездо и всего одного, весьма вялого, упыря. Судя по всему, не успел окончательно мутировать и теперь пытается укрыться в недрах кокона от солнечных лучей, безжалостно проникающих внутрь из распахнутого Надей окна. Понятно, почему Альфа определил это помещение для гнездовья. Не знаю, на кой, но кто-то присобачил снаружи крепкие роллеты. Впрочем, для дробовика они– не проблема. Фёдор отсекает голову визжащей твари и отступает на шаг, подсчитывая. Я уже успел сосчитать: семь коконов поменьше и один, в центре, самый большой. Значит, осталось два упыря и Альфа. Если Егор не ошибается, то полностью вычистив подъезд, он положил два десятка опарышей. Скорее всего, это– все. Операция близка к завершению, но ещё остаётся вишенка на торте. Как ни странно, но я ошибаюсь. Два уцелевших упыря выглядят лишь чуть живее того, которого мы обнаружили в гнезде. Единственный, кто заставляет потрепать нервы– крупный и быстрый лидер общины, Альфа. Но и он быстро сдаётся под перекрёстным огнём и ползёт в дальний угол, пытаясь укрыться за перевёрнутым манежем. Надежда забрасывает дробовик за спину и деловито рубит толстую мускулистую шею. Всё. Можно расслабиться. – Мальчики, приоритет меняется, – оживает Зинаида и в её голосе звучит неподдельная тревога, – Приоритет– красный. – Вы там, должно, грибов объелись?– интересуется Фёдор, – Какой, нахрен, красный? Мы только что полностью зачистили объект, а у вас приплыл максимальный приоритет опасности?– Тут за последней дверью какой-то шорох, – докладывает Егор, – Кажется, кто-то остался. – Возможно, это– эмиссар, – нарочито бодро объясняет Зина, – Возможно, вам повезло. Эмиссар? Мифический заражатель, незаметно проникающий в город, чтобы сделать Альфу и тихо отвалить? Никто и никогда не встречал эту тварь. Даже учёные с очень большой опаской относятся к вероятности его существования. – Чушь!– ворчит Фёдор, но в его голосе отсутствует уверенность, – С чего вы это взяли? Обычное же гнездо, которому уже пара месяцев. Какого хрена ваш сраный эмиссар будет торчать так долго? Нас ждал?– Капитан, – в наушниках появляется новый голос, колючий и пронзающий уши, точно шпага, – Говорит полковник Егоров, начальник спецсектора. С этого момента операция переходит под моё командование. Приказываю нейтрализовать объект ноль. По возможности, захватить невредимым. Ясно?– Ясно, – Молчанов кривляется, – Разрешите выполнять?– Разрешаю. – Если это– операция спецсектора, на кой мы подставляем свои жопы?– риторически интересуется Надежда и получает, в ответ, ободряющее хихиканье Зинаиды. – Егор, держи дверь, – Фёдор тяжело вздыхает, – Внутрь не входи. Остальным– собраться. Красный приоритет, мля…Следующая комната чиста так, словно её тщательно вымели и вымыли. Окна задёрнуты жалюзи, но так небрежно, словно обитателю было плевать: попадает внутрь свет или нет. Посреди помещения стоит одно единственное кресло, в настоящий момент– пустое. Возникло странное и неприятное ощущение, будто кто-то целыми днями сидел в нём и ждал. Чего? Или…кого? Нас?– Егор, ты точно слышал шорох?– Фёдор крадётся к окну, а мы обходим единственный предмет обстановки в дурацкой надежде обнаружить кого-то за высокой кожаной спинкой. Пусто, – Чертовщина какая-то! И дальше квартир нет, эта– последняя. Я толкаю кресло ногой. Одна из ножек подламывается и дряхлая мебель, печально потрескивая, падает на пол. Нет, всё-таки тут порядочно пыли и она тотчас взлетает, образуя в тонких солнечных лучах серые копья, пронзающие помещение.

– Движение!– истошно вопит Надежда и стреляет куда-то, в моём направлении. По крайней мере, я слышу угрожающий свист у самого уха, – Движение!!Не успев сообразить, какое вообще дерьмо может происходить за спиной, делаю кувырок вперёд. В глазах мелькает изумлённая физиономия командира, который зачем то поднял забрало шлема. Прижимаюсь к стене около окна. Комната, как и прежде, пуста, если не считать поваленного кресла и Нади, которая пятится в нашу сторону. Лицевой щиток у неё тоже поднят. Начиная понимать, нажимаю кнопку и картина тотчас преображается. – Хитро, – бормочет Фёдор и Кочет в его руках выводит восьмёрки своим тупым рылом, – Смотри, что они, оказывается, умеют!Тварь, замершая над лежащим креслом, совсем не похожа на эмиссара, как его описывали немногочисленные свидетели. Никакого гигантского роста, огромных крыльев и когтистых лап. Небольшое существо больше всего напоминает подростка в плотном плаще-накидке чёрного цвета. Из мрака низко опущенного капюшона сверкают жёлтые глаза. Кажется, тварь поочерёдно осматривает нас всех. По крайней мере иногда меня точно обдувает горячим смрадных воздухом, а потом неприятное ощущение исчезает. – И как мы его будем паковать?– интересуюсь я, с ужасом представляя, что было бы, если бы Надя не догадалась поднять забрало. – Никак, – Фёдор вздыхает, – Мало ли, на какие фокусы оно ещё способно. Чёрт. Оказывается действительно способно!Существо превращается в смутную тень, скользящую сквозь пыльные столбы в нашу сторону. Очень быстро. Так быстро, что даже наши органы чувств, подстёгнутые сурком не способны фиксировать его бег. Пару раз бахает Надин дробовик и глухо стрекочет Кочет Фёдора. Я не успеваю поднять штурмовую винтовку, потому что тварь уже здесь, рядом и её пасть, полная игольчатых зубов, распахивается рядом с моим лицом. Единственное, на что хватает времени– защититься предплечьем. Ослепительно белые иглы впиваются в пластину титанового щитка. Потом рука точно оказывается в плену зубчатой передачи. Однако твари приходится замедлиться и Фёдор, отбросив винтовку, бьём монстра по шее своим тесаком. Острейшее оружие увязает в чёрной плоти. Монстр, продолжая сжимать челюсти на защитной краге, мощным тычком отбрасывает капитана к стене. Громко клацают зубы и капитан замирает на полу. Пистолет в моей свободной руке несколько раз дёргается, шпигуя нападающего пулями, но всё заканчивает Надежда. Девушка уже стоит рядом и её тесак заканчивает работу командира. Обезглавленное тело рушится на пол, а голова некоторое время продолжает висеть на моей руке. Потом падет вниз. – Мать моя женщина!– тихо бормочет Надя, – Гляди…Тело странной твари во мгновение ока обращается в сгусток мрака, клубящийся над полом. Не проходит и минуты, а существо, кем бы оно ни было, полностью исчезает. Ругается и мотает головой Фёдор. Он жив. Это– хорошо. Операция закончена. БРИФИНГ. ПАПА– Тилькы глянь, яка тварюка!– восхищённо бормочет Степаныч, рассматривая на свет мою титановую крагу, – Сталюка лопнула!Естественно, сплав защитного щитка не имеет ничего общего с обычной сталью, но для нашего техника любая металлическая вещь автоматически превращается в сталюку. Сейчас старый ремонтник крутит пальцем седые усы и рассматривает повреждённую броню, восхищаясь мощью неведомой твари, сумевшей осуществить невозможное. По крайней мере, раньше ни одному упырю не удавалось даже оцарапать доспех, не то что сильно повредить его. Каждый элемент экипировки мы сдаём под роспись, поэтому скрыть что-либо практически невозможно. Однако, пока наш вислоусый белорус не показал трещину, в том месте, где клыки существа вцепились в крагу, я и сам не подозревал об этом. Степаныч суёт мне под нос щиток и тыкает длинным пальцем в два крошечных отверстия, откуда расходится тонкая трещина. – Глянь, як кислотой поедено, – техник качает головой, – Никогда раниш такого не видал. Я напряжённо размышляю. По инструкции мы сейчас должны составить подробный акт в двух экземплярах, подписать оба и пустить по инстанциям. Я– своему начальству, Степаныч– своему. Естественно, повреждение щитка, да ещё и при таких обстоятельствах вызовет много шума, дополнительных объяснялок и чёрт его знает ещё какой хрени. – Степаныч, – проникновенно говорю я, – Ты же любишь хороший коньяк?Старик опускает повреждённую крагу на стол и подозрительно косится на меня. Седые усы становятся дыбом, как у кота, унюхавшего валерьянку. – Точно знаю, у тебя есть неучтённые щитки, – продолжаю сужать круги, – А мне осталось три недели до отпуска. Ну вот зачем мне этот геморрой? Спрячь, пока, эту штуковину, а я проставлюсь, а?– Нарушение, – бормочет Степаныч и прячет глаза, – Полковник душу вымет. – Пять бутылок Мартеля, – настаиваю я и техник машет рукой, сдаваясь, – Славно. Завтра занесу. Степаныч ворчит: «Чёрт, а не ребёнок!» и повреждённая крага исчезает в одном, из бесчисленных ящиков. Взамен техник достаёт другой и командует мне сгинуть с глаз долой. Я немедленно исполняю приказ, получая вслед напоминание о завтрашнем презенте. Сурок мало-помалу отпускает, поэтому в душевой я попеременно пускаю то холодную, то горячую воду. Это помогает, но не так, как хотелось, поэтому физиономия в зеркале кажется абсолютно чужой, словно я рассматриваю постороннего человека. Чёрные волосы, стриженные ёжиком, уже щеголяют многочисленными серыми прожилками, а вокруг синих глаз полно мелких морщин, особенно хорошо заметных под остатками сурка. Да, физиономия утратила флёр невинности, как любит говаривать Фёдор, в моменты благодушия. Вот с телом всё в порядке. Мог бы и не рассматривать. Для этого у меня имеется специальный человек, обожающий изучать каждую мышцу и с довольной улыбкой сообщающий, что я прибавил ещё пару кило сплошного жира. На вопрос: «Где?» Варвара зажимает и оттягивает кожу где-нибудь на боку. После этого остаётся взять нахалку на руки и крутить, пока не попросит пощады. Висок пронзает острая боль и я ещё раз засовываю голову под ледяные струи. Да, такова плата за особые возможности: двое суток головной боли, сонливость и красные, от лопнувших сосудов, глаза. А сегодня, ещё и это…. Рассматриваю предплечье, на котором проступают синие пятна. Ещё бы! Так сдавить щиток, что лопнул титановый сплав! Сильной боли, впрочем, нет, только неприятная пульсация в мышцах, но всё ещё впереди. Нужно будет непременно зайти в медблок, после совещания. Тут меня слегка стопорит. Вообще-то я уже давно собирался проведать наших костоправов, но никак не мог собраться с духом. Три месяца назад заведующим там поставили Анастасию Михальчук. Настю. Яростно вытираюсь лохматым полотенцем, пока кожа не приобретает красный цвет, а бодрость понемногу не возвращается в тело. Это помогает слегка отвлечься от сегодняшних приключений и от воспоминаний, которые до этого тихо мирно сидели в потайной комнате ненужных мыслей. Впрочем, помогает плохо. Настю я встретил ещё тогда, когда учился в школе. Она была старше меня на пару лет и поначалу относилась с лёгкой снисходительностью, называя мальчиком. В хорошем настроении– милым мальчиком. А я шалел от её холодной отстранённости, такой неожиданной, после податливости сверстниц. Пышные белые волосы, всегда заплетённые в толстую косу, высокая грудь, крутые бёдра и глаза, глаза…Я тонул в её невозможных карих глазах, а когда, наши губы касались, казалось, будто впереди находятся два тоннеля, ведущих в бездну. Не знаю, был лия у неё первым, скорее– нет. А вот она у меня оказалась первой и не в обиду Варе– самой незабвенной. На пятом курсе биологички она клялась мне в вечной любви и обещала выйти замуж, сразу после того, как я закончу юридический. Я получил свой диплом, а моя Настя, Настюша, Настенька бесследно исчезла со всех мониторов, соцсетей и прочего информационного пространства. Внезапно стало ясно, что ровным счётом ничего про неё не знал. Жила она, снимая квартиру и даже её подруги не могли точно сказать, откуда она родом. Пустота. Такая же пустота возникла внутри, когда я пытался понять, что же произошло? Может быть в чём-то обидел? Не то сказал, не то сделал? Почему она не объяснила, не предупредила? Нет ответа. Потом была служба, катастрофа и встреча с Варей. Дурацкие воспоминания о несбывшемся я загнал в ту самую потайную комнату, где они благополучно сидели последние восемь лет. А потом кто-то из оперативников сообщил, что главная медичка у нас теперь– Анастасия Михальчук– вот такая баба! С вот такими сиськами! И вот такой жопой! И вот…Ну, хоть фамилия осталась та же. Надеваю мундир, ощущая, как он тихо потрескивает и пахнет морозной свежестью. Этот– особый. Варвара всегда стирает его перед днём сурка и говорит, что он приносит мне удачу. В нём я был, когда встретил её. С тех пор на погонах прибавилась пара звёздочек и сменился нарукавный знак. Последнее время настойчиво говорят о смене дизайна форменной одежды. Не знаю, как и поступить. Наверное, пойду на губу. Пока иду по коридору, навстречу то и дело попадаются знакомые физиономии, радостно пожимающие ладонь и интересующиеся, как я додумался до ловли упыря на собственную руку. Как пить дать, Егор успел растрындеть! Доведёт язык парня до цугундера. Один раз он уже умудрился месяц просидеть под следствием, когда сболтнул на рыбалке про сурок. Хоменко долго и с наслаждением тыкали носом в устав, в перечень секретных терминов и в бумагу о неразглашении. Когда штаны нарушителя оказались полным-полны известного вещества, приняли во внимание безупречный послужной список и отпустили. Дверь курилки приоткрывается и меня окликает по имени знакомый голос. Сегодня я его вдоволь наслушался. Теперь голос обретает плотность и вещественность, слегка подпорченную клубами неароматного дыма. Наш координатор, Зинаида Лец, женщина сврхбальзаковского возраста, компенсирующая любимые пироженки плотными корсетами, курит исключительно папиросы, предпочитая Беломор. Его ей, вроде бы, везут прямиком с завода. Очевидно, именно по этой причине, дым получается особенно ядовитым. Надя как-то предложила брать Зину на операцию и травить упырей папиросами. Фёдор утверждает, что это– негуманно. Дескать, пристрелить– проще и милосерднее. – Кхе, кхе, – здороваюсь я и машу рукой перед лицом. – Да ладно, – хихикает Лец и суёт мне мятную подушечку, – На, зажуй. И вообще, у всякой безупречной женщины должен присутствовать хоть один недостаток. Ну, в смысле– серьёзный. – Очень серьёзный, – я прикрываю дверь и мы оказываемся один на один, – Ну как расскажи, средоточие совершенства, что за чехарда сегодня творилась?В этот момент дым папиросы становится таким же ядовитым, как и выражение на лице Зины. Обычно круглая и довольная мордашка морщится, точно координатор куснула лимон. – Ты же знаешь, как я люблю, когда у меня стоят за спиной и дают дурацкие советы, – говорит она, – От этого у меня происходит полнейшее расслабление всего организма, вплоть до полной утраты всякого контроля. Естественно, в такой момент рот способен произнести любую гадость, но я то не виновата! Нехрен стоять за спиной. А перед этим ещё полчаса трахать мозги с Чередняковым, объясняя, чем синий приоритет отличается от коричневого и почему жёлтый может внезапно стать красным и наоборот. – А Папа?– в устах Кац события выглядят забавно, но я представляю, что там творилось. Содом и Гоморра в лице маленькой полнеющей женщины. Кстати, мало кто знает, что она в одном звании с Папой, но мундир надевает по очень большим праздникам. – Папа? Как обычно, сначала жевал невесть что, а когда выплюнул– началась активная фаза и я открытым текстом попросила всех идти нахер, – Зинаида тащит папиросу и задумчиво вертит пачку в пальцах. Я показываю часы и координатор согласно кивает, – Ты, Лёнечка, абсолютно прав, просто некоторые повреждённые клеточки я так и не успела прижечь. Пойдём, лапуша, посмотрим кино. Кино, это– изображение с наших камер. Перед брифингом нам покажут все ролики, чтобы начальство получило полный объём информации и знало, кого, куда и за что. Впрочем, Папа– Алексей Константинович Чередняков– наверняка уже успел посмотреть хотя бы пару фильмов и успел получить предварительное представление. Зал небольшой, с мягкими креслами, в которых так хорошо засыпается, если сурок отпустил раньше времени. Кажется, что окон нет, но я знаю, они спрятались за незаметной серой ширмой. Правда Папа, сидящий сейчас в кожаном кресле у стола и кивающий всем входящим, открывает их крайне редко. Пётр Антонович Егоров, начальник спецсектора, человек проверявший сегодня на прочность нашу Зинаиду, предпочитает вовсе не садиться. Он стоит за спиной Папы и тоже кивает всем, проходящим в двери. Когда у полковников получается кивать в унисон, становится смешно. В зале попадаются знакомые рыла из научного отдела, для вида набросившие белые халаты на свою обычную раздолбайскую одежду. Кроме них наблюдается подполковник Надеждин со свитой из таких же невнятных пиджаков. Пиджаки делают вид, будто никого здесь не знают и вообще, в нашем городе– проездом. – Как рука?– интересуется Молчанов, когда я сажусь в кресло рядом, – У тебя сосуд в глазу лопнул. – Свои видел?– хихикает Надя, – Лёня, глянь, какие попугайчики. – Ты про пиджаков?– уточняю я, – Это– недобитые Зиной. Она клянётся, дескать их была пара сотен, со всеми не справилась. Нормально с рукой. Синяк будет. – Ещё бы!– хрюкает Егор, – Это ж какая хрень была: хрясь и пополам!– Заткнулся бы, – мне становится неприятно, оттого что и действительно: «хрясь и пополам», – Успел растрепать всему управлению, балабол. – У?– Фёдор поворачивает голову и Хоменко прячется в складках местности. Папа поднимается и читает короткую, наизусть известную молитву про: «Мы сейчас посмотрим видео, снятое с шлемов наших сотрудников и бла-бла-бла. Особая благодарность работникам спецсектора и сотрудничающей с нами фирмой тра-та-та. » Короче, если бы не эти люди, то нам просто не имело бы смысла идти на операцию. К чему напрягаться, если этого никто не увидит?Свет гаснет и мы внимательно смотрим захватывающую фильму, основанную на реальных событиях. Фёдор протягивает горячую чашку с кофе. Очень вовремя. Глаза начинают слипаться, а в голове просыпаются колокола. Первым идёт видос со шлема Егора и тут же выясняются две любопытные вещи. Первую часть операции Хоменко так внимательно изучает попу Надежды, что среди научников разгорается спор по поводу притягательности ягодиц женских особей для новейших камер оборудования. Папа молчит, но в воздухе пахнет грозой. Надя шипит, а Егор вьёт гнездо. Вторая интересная вещь всплывает, когда Хоменко начинает отстрел мечущихся опарышей. – О, а такого выражения я ещё не слышала!– кажется. Надя готова простить попытку провертеть в её заднице ещё одну дырку, – Надо будет запомнить. Выражение понравилось всем и даже Папа пару раз одобрительно хрюкает. Вот такие среди нас имеются художники слова!Когда кино от Егора заканчивается, один из белых халатов делает глубокомысленное замечание, дескать инфицированные Омеги последнее время стали много сильнее и активнее. Остальные важно кивают и делают пометки в планшетах. Если не ошибаюсь, то у одного их халатов открыт какой-то текстовый файл, а у другого застыл кадр из порнухи. Работнички, мля…Начинается вторая серия. В этот раз– похождения Надюхи. Обнаруживаю, что чашка успела опустеть и отдаю Фёдору. Командир подаёт новую. Если ничего не изменится, всего их будет три. Хм, никогда не замечал, что Надя, во время операции бормочет стихи Барто. Особенно впечатляет: «Зайку бросила хозяйка», когда она рубит головы упырям. Кошусь на коллегу, но она сидит с каменной физиономией, как никогда напоминая молодую Деми Мур, с которой её как-то сравнил Егор. На экране мелькают стенки неровной дыры, куда Надя ползёт, торопясь прийти мне на помощь. Совершенно отчётливо слышно: «Держись. Лёнечка, держись, милый!» Каменная физиономия становится красной, точно помидор и это хорошо заметно даже в полумраке. Егор пихает меня в бок, а я очень тихо советую ему засунуть язык в жопу. Больше никто на это не реагирует. В общем-то, ничего особо интересного. Один из пиджаков просыпается и посапывая замечает, что гнездо какое-то вялое. Как это высказывание пересекается с предыдущим, об активных опарышах, ума не приложу. Впрочем, научники всегда срутся со спецсектором. Они со всеми срутся. Удивительное происходит в той самой, последней комнате. Чёртову тварь не фиксируют и объективы камер. Мы стреляем в пустоту, бьём пустоту и рубим пустоту. Такое ощущение, будто пара здоровых мужиков исполняют странный танец. А Молчанов отлетает до того неестественно, что кинопремии ему век не видывать. – Может, там и нет никого?– предполагает один из научников, отвлекаясь от просмотра порнухи. Кажется, зацепило всех, – Надышались чего. Ведь были же прецеденты. Кроме того, сурок иногда даёт необычные побочные эффекты. Вместо ответа, Папа отматывает картинку назад и остановив в том месте, где я защищаю лицо поднятой рукой, указывает на тень. Пыльные лучи довольно подробно рисуют мой силуэт на голом полу. Так вот, абрис не только мой, но и ещё чей-то, свисающий с предплечья, подобно уродливой грозди винограда. – Дерьмо какое-то!– в голосах учёных слышен отзвук недоверия, – Как это оно…– А вот это– ваша работа, выяснять подобные вещи, – подаёт голос Егоров и остальные пиджаки синхронно кивают, – Будь моя воля, я бы уже давно набрал на ваши места кого-то другого. Обратите внимание, только за сегодняшний день мы столкнулись с некоторыми факторами, из разряда: «А чёрт его знает!» Противник научился строить заградительные полосы и устраивать засады. Кроме того, группа обнаружила совершенно новую разновидность врага. Нам начинают противостоять, используя наши слабости, недоработки и главное– неготовность к изменениям. У меня нет претензий к оперативникам; они отлично справились с задачей, невзирая на расплывчатую вводную, а вот вы…– А что же хвалёный спецсектор не предупредил о подобных вещах заранее?– тощий очкарик с козлиной бородой бесстрашно возражает, размахивая планшетом, – Вы то чем занимаетесь? Обеспечьте нас материалом, для изучения. Думаете не знаем, что самые интересные экземпляры хранятся в ваших спецхранах? Как мы можем изучить этого невидимку, если у нас нет ничего, кроме чёртовой тени?– Тихо!– Папа хлопает ладонью по столу и все затыкаются, – Смотрим дальше. После Нади обычно шла моя запись, но в этот раз показывают видео с камеры Молчанова. Ничего нового, по сравнению с предыдущим фильмом. Вот только в самом конце, когда командир получил свою зуботычину, мы получаем доли секунды смазанной картинки, где видно смутную фигуру, висящую на моей руке. – Обработайте кадр, – командует Чередняков, – Попробуйте получить чёткое изображение и выясните, почему тварь выпала из невидимости. Экран скрывается, а Папа занимает место во главе стола. Мы переглядываемся. Надежда ещё носит алые пятна на щеках и старается не встречаться со мной взглядом. Егор подмигивает, а вот наш командир выше всего этого. В его чётко расписанном мире нет места для служебного флирта. Есть работа. Есть жена Ксения. Есть двое детей и дача. Всё. – А картинка Громова?– спрашивает он, – Она же должна быть самой интересной. – Мы изъяли камеру Громова. – откликается Егоров и научники начинают недовольно галдеть, – После изучения непременно передадим в научный отдел. Дабы избежать необоснованных обвинений в сокрытии информации. Некоторое время продолжается ожесточённая перепалка, в которую папа не вмешивается, постукивая по столу толстой наливной ручкой. Мы тоже помалкиваем, прихлёбывая кофе и мечтая о попкорне. Одна Зинаида периодически вставляет реплики, вызывающие очередное бурное извержение дерьма. Обычно на брифингах не присутствует столько безопасников, поэтому сегодня у научных бубнил появилась хорошая возможность обломать зубы об их гладкие крепкие фразы. Наконец Папа не выдерживает и просит Егорова продолжить дискуссию (именно так он именует происходящий бедлам) в более подходящем месте. Например, в виварии. Слова полковника, как обычно веские, в своей значимости, охлаждают горячие головы и противоборствующие стороны, шипя друг на друга и цокая выпущеными когтями, вываливаются в коридор. Остаётся Егоров, который долго и убедительно бубнит Папе в ухо. Шеф строит морду старого, умудрённого жизнью, козла. Потом кивает и делает жест рукой, который можно интерпретировать только, как пожелание провалиться ко всем чертям. Начальник сектора безопасности так и поступает, но перед уходом тщательно изучает наши физиономии. Его собственная, в этот момент, напоминает рожу Моны Лизы. В смысле, щеголяет загадочной улыбкой дауна. Не люблю этого мурлокотама. – Итак, – начинает Папа, стоит двери плотно закрыться, – Думаю, никому объяснять не надо, что сегодняшняя операция несколько отличалась от обычного дерьма, которое мы вынуждены хлебать. – Сегодня похлёбка была особенно насыщенной, – поддакивает Зинаида, а полковник долго и тяжело смотрит на неё. Ходят слухи, что некогда они были близки. Очень близки. – Это– беллетристика, – Папа потирает плечо, которое ему прострелили в далёкие дни бурной молодости, – Сегодня вскрылись огромные проблемы. Несогласованность секторов, ошибки в работе научного отдела, утаивание информации жабами– всё это не способствует продуктивной работе. И опять провал в системе профилактики. Мы отказались от проекта Китай в пользу проекта Башня, совсем не для того, чтобы вычищать дома целыми этажами. Сектор информподдержки озвучил число инфицированных. За полгода– четыреста восемьдесят пять. Это же всё– люди и их не вернуть. Понятно, если Папу потянуло на словоблудие, значит в данный момент он напряжённо обдумывает какую– то мысль. Ну и да, естественно, читает положенную сектором пропаганды вводную, для оперативных работников. Пропагандисты считают, что мы очерствели и перестали воспринимать инфицированных, как бывших людей. Так оно, в принципе, и есть, однако, много ли смысла перед каждым выстрелом размышлять, дескать, вон тот опарыш месяц назад весело шагал в школу, а тот упырь воспитывал многодетную семью?– Короче, – полковник видимо обратив внимание на Егора, который намеревается внимательно изучить пуговицы на животе, – Всем сёстрам– по серьгам. Зина, эфир нужен совсем не для того, чтобы сраться с жабами и информировать мир о своём мнении. Повторится– заменю на другого координатора. – Молоденькую, видать нашёл, старый козёл, – бормочет Лец, но не возражает, ибо– нечего, – Слушаюсь. – Вот и славно. Хоменко, постарайся не забывать: ты– не в тире. Судя по съёмкам у тебя со спины можно спокойно заезжать на танке. – Так это же– опарыши, товарищ полковник!– сонно бормочет Егор, – Они ж завсегда спереду бегут. – Ты видел, какие фортеля могут выкидывать наши старые знакомые? Голос Папы становится колючим, – В следующий раз они тебе затылок прогрызут. Проверяй тылы. Замечу ещё раз– получишь выговор, если жив останешься. Ясно?– Так точно. – обещанный выговор лучше всякого энергетика. – Молчанов, какого лешего у тебя люди шастают, как по Красной площади? Это– туда, а этот вообще, сам в дыру лезет? Много народу? Хочешь сам ходить? Так у нас и для таких дело найдётся. – Никак нет, не хочу, – Фёдор трёт виски, – Тут вы правы, расслабился. Больше не повторится. – Надеюсь. Громов, ещё раз устроишь подобные ковбойские выходки, вломлю выговор и усажу на губу. Тебе то будет всё равно, а мне к твоей Варваре идти и рассказывать, каким героем был её идиот-супруг. – Понятно, – пожимаю плечами, – В следующий раз действую строго по инструкции. – Ты это мне брось!– Папа хмурится и барабанит пальцами по столу, – Инструкции инструкциями, а работа– работой. Просто думай, перед тем, как делать. Кротовой объявляю благодарность за чёткие и разумные действия, а также, за проявленную отвагу при спасении товарища. Надя, ты– молодец, обязательно выбью премию для тебя. Ах да, чуть не забыл, – папа нависает над столом и в его взгляде сверкают молнии, – Хоменко, ещё раз я узнаю, что после операции ты хлестал пиво– шкуру спущу! Понимаю, бредни медиков о сердечном лимите вас никоим образом не касаются, однако, должен заметить, что приступы дурости медицинская страховка не покрывает. Вопросы есть?Обычно в этот момент мы чётко отвечаем: «Никак нет!» и уходим, оставляя начальника играть в гляделки с портретом президента. У обоих в этот момент такие хитрые физиономии, словно они собираются поделиться свежей порцией анекдотов. – Имеются, – Зинаида подходит к столу Папы и в нарушении всякой субординации садится на край, – Лёша, будь так любезен, объясни нам, какая херня сегодня произошла? И нет, я совсем не о странном поведении упырей. – О чём же?– угрюмо басит Папа, складывая ладони домиком. – Ну, не юли, тебе не к лицу. Почему сегодня навалило столько жаб, да ещё и точно знающих о грядущей смене приоритета? А они– знали, точно знали. – Да, – Чередняков страдальчески морщится и откидывается на спинку кресла, – Я же говорю: несогласованность секторов. Кажется, спецсектор знает нечто, чего больше не знает никто. И совсем не торопится делиться. – Угу, в результате Лёне едва не отгрызли руку, а Феденька получил шикарнейшую шишку на дисциплинированной башке. Но ведь могло кончиться и хуже. – Могло, – соглашается Папа, – Постараюсь поднять это вопрос послезавтра в главке и прояснить, откуда ветер дует. Не ты первая заметила, что Егоров, последнее время, ведёт себя совсем иначе. Ладно, это– не вашего ума дело. Других вопросов нет? Все свободны. На выходе оборачиваюсь. Чередняков смотрит на президента, а тот– на него. Оба серьёзны. Сегодня анекдотов не будет. В коридоре Надя бьёт Егора по печени и спешно удаляется, старательно не глядя в мою сторону. Уши у неё пылают, точно морозное солнце. – По пиву?– предлагает Хоменко и получает ещё один тумак, от Фёдора, – Да ладно! Я же пошутил!– Дошутишься, – говорит Фёдор и поворачивается ко мне, – Тебя, как я погляжу, прямо из дому прихватили? Подбросить?– Не надо, – ушибленная рука тупо ноет, – Мне ещё кое куда зайти нужно. Пожимаем друг другу руки и расходимся. МЕДБЛОК. НАСТЯВыхожу на улицу и некоторое время просто смотрю в небо. Сегодня его цвет кажется необыкновенно насыщенным, точно я гляжу в бескрайнее пространство океана, по которому медленно плывут барашки облаков. Солнце с презрительной медлительностью играет в прятки с голубой тенью луны, какого-то чёрта задержавшейся на небе в не полагающееся время. Иногда на меня находит эдакое. Когда последний раз мы поехали рыбачить на речку, я принялся рассказывать Варенику про лес из облаков и зверушек, строящих избушку. Варвара долго и терпеливо слушала, хоть на её гладкой мордашке хорошо читалась откровенная скука. Потом любимая обняла меня и посоветовала излагать подобные мысли в словах. Может когда и пригодятся эти сказочки. Хотелось помянуть будущих детей, но не стал: Ватрушка избегает этой темы. Возможно– позже, когда всё устаканится. – Здравия желаем, – целая толпа желтоклювых летёх шмыгает мимо с таким перепугом, словно я– щука, а они– заезжие караси. Молодёжь, это– хорошо. Мы с Фёдором ходили на их занятия по основам кроссбоя и Молчанов с уважением констатировал: дескать в наше время всё было хуже. Много хуже. А этот блондин, вокруг которого Егоров нарезает круги, точно акула вокруг жертвы. Девяносто девять из ста, надо же!Медблок находится немного в стороне, чтобы обычная суета не мешала машинам скорой. Кроме того, здесь же располагается и сектор экспериментальной медицины и какая-то супер сверх мегасекретная лаборатория спецсектора. Что там происходит, не знает никто. У самой входной двери из полупрозрачного пластика ощущаю непривычную слабость в коленях. Можно сослаться на последствия от сурка, от которых пульсирую виски, но я то знаю: дело в другом. Если придётся встретиться с Настей, как вести этот чёртов разговор? Понятия не имею. Будем надеяться, что она окажется слишком занята для какого-то помятого капитана. Вахтёр вносит мои данные в банк и интересуется причиной посещения блока. Здесь особых проблем нет: осмотр после операции– крайне важная штука, которую все игнорируют. Кроме того, нам полагается ещё и еженедельное посещение нашего врача и тут уж не отвертишься. Сутулого мужчину за терминалом, естественно, удивляет моя добросовестность. Впрочем, дело ограничивается шевелением вислыми усами и вертушка пускает меня внутрь. Коридоры медблока пусты, светлы и стерильны, точно совсем недавно здесь проследовала бригада биологической очистки. Ну, из тех, что пускают следом за нами во время операций. Их дело выжечь всякую заразу, уцелевшую после истреблённого гнезда. Как-то Папа, в приступе патетической задумчивости, возвестил, что в каждой тряпке гнезда содержится полтора миллиона неизученных штаммов вирусов. Предполагаю, что количество он придумал сам, чтобы вынудить нас принимать те стопятьсот уколов и не посылать медиков в пешее сексуальное путешествие. Наш терапевт находится на пятом этаже и сначала я хочу идти по лестнице, но пустота окружающего пространства и режущее глаза освещение давят на психику, поэтому вызываю лифт. Подъёмник не торопится, развлекая одинокого путешественника нейтральной холодной мелодией, вызывающей воспоминания о последнем отпуске и крохотном отеле на берегу океана. Ещё три недели и ждите нас белые пески и огромные волны. Двери разъезжаются и я делаю было шаг направо, но тут же останавливаюсь, поворачивая голову. Ну, как тут не поверить, что мысли материальны? Настя, в ослепительно белом халате до колена, стоит у стены и рассматривает меня так, словно перед ней нечто невиданное. Лицо её почти не изменилось, разве немного прибавилось веснушек на щеках, а вот цвет волос сменился с русого на иссиня-чёрный. Теперь Настя носит короткое каре и оно ей удивительно идёт. На левой лодыжке замечаю рваный шрам давно зажившей раны, которого прежде не было. Впрочем, он нисколько не портит идеальной формы ног. – Здравствуй, Леонид, – она отходит от стены и делает шаг в мою сторону, – Давно не виделись. – Очень, – кривая ухмылка как-то сама по себе сводит губы, – Но в этом нет моей вины. – Нет. Согласна, – Анастасия осматривает меня с ног до головы, – Моей– тоже. Есть такая вещь, как обстоятельства, которые сильнее любого из нас. Впрочем, думаю, если бы тебя так сильно интересовала причина нашего расставания, ты бы заявился много раньше. Каким ветром?Мою версию прихода капитан Михальчук– начальник медблока выслушивает со здоровым скепсисом. Потом интересуется настоящей причиной. В этот момент ступор в голове проходит и я начинаю воспринимать собеседника той, кем она является, а не своей старой любовью, бросившей сопляка на пороге взрослой жизни. Передо мной– красивая женщина, офицер, медик, а ведь собственно за медицинскими услугами я сюда и пришёл. – Ушиб на руке?– она ухмыляется, – Пошли, обслужу по старой памяти. А то я, со своими отчётами да администрированием скоро забуду, как выглядят живые пациенты. Помещение, куда Настя меня приводит, больше напоминает лабораторию, чем обычный медицинский кабинет. Несколько лежаков под футуристического вида арками накрыты сверху прозрачными колпаками. Стол, с фиксаторами для конечностей и ещё какая-то, недоступная моему пониманию, хренотень. Над этим исследовательским раем нависает стеклянная кабинка, где сейчас скучают пустые кресла. – Это– тебе, – Настя указывает на глубокое кресло, – Только сначала обнажи свою верхнюю часть. – У меня, вообще-то, только рука пострадала, – уточняю я, но послушно расстёгиваю пуговицы кителя, – Или ты всерьёз восприняла слова про прохождение осмотра?– Соскучилась по твоему телу, – в этот момент капитан Михальчук стоит спиной, перебирая какие-то ампулы в стенном шкафу, поэтому я не вижу выражения её лица, – Давай, давай, раздевайся. Моё тело, как выясняется, её интересует не очень, а вот повреждённое предплечье Настя изучает весьма внимательно. Потом зачем-то принимается поднимать мои веки и рассматривать глаза. Заглядывает в уши и светит в открытый рот. Чувствую себя, словно пришёл на приём к стоматологу. – Ты чего?– спрашиваю, когда мне разрешают свести зубья, – Рука, вот она. – Рука– чепуха, – она отмахивается, – нужно будет пропустить всех ваших. Лёня, ты умудрился подхватить грипп А-19. Эту дрянь мы находим во всех новых гнездовьях. Может оказаться скверной штуковиной, если запустить. Диарея и воспаление лёгких в одном флаконе. – Ни кашлянуть, ни пукнуть, – констатирую я, – На кой тогда чёрт твои коновалы пичкают нас всякой дрянью, от которой откат хуже, чем после похмелья?– Штамм мутирует. – Анастасия принимается пить кровь из меня, причём натурально: при помощи иголочек, трубочек и прочей алхимии, – Предполагается, что гнёзда пытаются так себя обезопасить. В перспективе, кто-то из ваших может подхватить и смертельный вирус. Я давно предлагала использовать защитные шлемы с замкнутой циркуляцией. – В аквалангах нас пускайте, – поддакиваю я, – Мало того, что прёшь на себе целый склад, так ещё и стрелять приходится. А эти говнюки тоже меняются и совсем не в лучшую сторону. – Меняются. Да, – Настя прекращает звенеть своими пробирками и поворачивается ко мне. Только сейчас я замечаю сетку морщин у уголков её глаз и начинающую проявляться складку у переносицы. Это её не портит, ничуть, но видно, что Михальчук, Михалыч, как я её называл, прошла через многое, – Все меняются. Она вновь принимается за работу. Я сижу и думаю: вот мы, некогда очень близкие люди, встретились после многолетней разлуки и ни словом не помянули прошлое. Неужели всё настолько поросло быльём, что и следа не осталось? Только не у меня. Я помню ту нашу последнюю весну, ещё не ставшую последней. Мы просто гуляли по старому городу и Настя рассказывала про свою поездку в Крым. В Судаке проходил слёт юных натуралистов, как девушка величала коллег биологов и ей вручили почётный знак за экспериментальное исследование мутаций высших позвоночных. Чёрт, я даже это запомнил!

Ветер нёс ароматы весеннего цвета, солнце палило так, словно спутало сезоны, а я пытался соорудить венок из жёлтых одуванчиков. Проклятые стебли рвались в неумелых пальцах и корявый убор получился лишь с третьей попытки. Но даже эта косая штуковина удивительно хорошо смотрелась в русых волосах, которые под лучами светила горели, подобно золоту. Мы остановились на крошечном мосту, переброшенному через местный ручей, гордо именующийся рекой. Настя оперлась о ржавые перилла и я даже испугался: как бы дряхлая ограда не устроила какой подлости. Впрочем, я был готов нырнуть даже на дно Марианской впадины, если потребуется. – Иди сюда, – сказала Настя и когда я приблизился, крепко прижала к себе. Потом очень умело поцеловала, заставив вздыбиться волосы на затылке. Пальцы девушки так вцепились в плечо, что стало больно. – Ай, – говорю я, – Предупреждать надо!– Откуда мне знать, что тебе вздумалось подремать?– она выдёргивает шприц, – Ну что, капитан Громов, можете одеваться и отправляться к супруге. Думаю, она уже заждалась муженька и готова встретить…Ну, уж не знаю, чем тебя там твоя Варвара встречает. Смотрим друг другу в глаза. Её так и остались двумя бездонными голубыми озёрами, полными неоткрытых тайн. Однако, то ли я стал наблюдательнее, то ли чувство вины всё же сумело прорваться из глубин души, но я его замечаю. Ну что же, это несколько успокаивает моё самолюбие. – Знаешь, значит?– я поднимаюсь и начинаю надевать одежду. – Положено, по должности, – Настя прекращает игру в гляделки и принимается складывать пробирки в небольшой чёрный кейс, – Читаю личные дела. Самые интересные изучаю подробно. Надо же знать, какова обстановка в семье, нет ли разногласий, способных повлиять на боеготовность оперативника. – Понятно, – фуражка занимает своё место на голове, – Выходит, исключительно профессиональный интерес. А можно вопрос, из области личного интереса?– уже взявшись за крышку кейса Настя внезапно замирает, – Капитан Михальчук замужем?– Тебе то зачем?– она захлопывает чемоданчик, как мне кажется, с излишней нервозностью, – Насколько мне известно, капитан Громов полностью счастлив в семейной жизни, морально устойчив и вообще– истинный ариец. – Просто интересно, – угу, а почему сердце так колотит?– Не хочешь– не отвечай. Кейс пищит, закрываясь, а Настя поворачивается ко мне. Морщинки вокруг глаз сейчас выделяются гораздо отчётливее, как и складка над носом. В этот момент Анастасия выглядит лет на десять старше, а оба её озера точно подёрнуты ледком. – Нет, – чеканит она, – Капитан Михальчук не замужем и никогда не была. Доволен? Не желаешь спросить ещё о чём-нибудь? Сразу говорю: ничего интересного в моей жизни не происходило. Ну, разве тебя вдруг начали интересовать проблемы биологии и медицины. – Нет, – меня точно ледяной водой окатили, – Не начали. Прости, пожалуйста, я не хотел. – Ладно, – она машет рукой, – Пустое…Настя похлопывает ладонью по боку кейса и кажется, над чем-то напряжённо размышляет. Даже собирается что-то сказать, но в последний миг по её лицу проходит непонятная гримаса и полные губы произносят нечто иное. По крайней мере, мне так кажется. – Тебе придётся походить сюда пару недель, – Анастасия трёт лоб указательным пальцем, – Понаблюдаю за развитием твоего гриппа. Комнату запомнил? Молодец. Каждый день, ровно в пятнадцать ноль ноль. Варе своей не говори, к кому ходишь. – Это ещё почему?– я удивляюсь, – Она про тебя знает всё. Да и вообще, девка весьма разумная, не то, что другие. – Дурак ты, Лёня. – с лёгкой печалью усмехается собеседница, – Какая ы умная-разумная не была, а всё одно, черти что может подумать. Побереги нервы и себе и ей. Мы выходим в коридор и Настя запирает дверь ключ-картой. Только сейчас я замечаю, что со стены недавно сняли какую-то прямоугольную табличку, оставив светлое место. Оглядываюсь. Да, комнат на этаже немного, но рядом с каждой висит что-то, типа: «Лаборатория ускорения рефлексов». Так, кстати, я был, на испытаниях третьей версии сурка. – И что это за безымянная берлога?– интересуюсь я и Настя задумчиво разглядывает пятно на стене, – Тайное убежище капитана Михальчук?– Угу, – она криво усмехается, – тут сейчас идёт передел собственности и некоторые таблички успели смениться раза четыре. Спецсектор считает, что двух этажей недостаточно для углублённых исследований и просит ещё один. – Жабы, они– жадные, – по лицу Насти идёт гримаса, точно кличка безопасников её как-то задела, – прости, если что не так. – Ничего, – она провожает меня до лифта, – Удачи тебе, Леонид. Мне кажется, что перед тем, как я шагаю в открывшиеся двери, Анастасия слегка покачивается. Так, как если бы собиралась поцеловать меня в щёку, но в последний момент передумала. Не знаю, хотел бы я этого поцелуя, спустя столько то лет. Скорее всего– нет. А может и да. ГОРОД. ВОСПОМИНАНИЯМожно было заказать у дежурного служебную тачку или вызвать такси, но я решаю проехать на троллейбусе. Погода, по-прежнему, радует чистым небом; ярким, словно свежевымытым, Солнцем и тихим ветром, а ехать тут всего девять остановок. Давно я не позволял себе эдакой неторопливой роскоши. На вызовы несёшься с сиреной, на скорости, от которой стены домов превращаются в мазню абстракциониста. Варвара тоже предпочитает езду с ветерком, причём, периодически на грани нарушения правил. Троллейбус почти пуст и кроме меня в огромном светлом салоне– тройка старушек, молодая мама с парой карапузов и стайка девиц, судя по всему– студенток, прогуливающих пары. Карапузы, став коленями на сидение, хором читают надписи на магазинах и офисах. В этот момент их мамаша увлечённо рассказывает кому-то по телефону, что Кокоша разбил себе нос, а Тотоша– уронил дорогущую вазу. Девицы, обмахиваясь планшетами и телефонами, демонстрируют ноги, по последней моде, обнажённые до середины бедра. Идёт горячее обсуждение «стервы Маши», «сволочи Игоря», «нудной Веры Палны» и «козла Леонида». При этом все они поочерёдно рассматривают меня и их разговор превращается в неразборчивое: «шу-шу-шу». Парочка, из стайки, очень даже ничего, но я уже давно вышел из статуса охотника, остепенился и вообще, не в настроении. Тем не менее, одна из озорниц умудряется нащупать мой телефон и я получаю сообщение, где фигурирует удивлённая мордашка, имя, возраст (охо-хо, какой я старый!) и адрес. Увидев мои манипуляции с девайсом, студентки устраивают оглушительный галдёж и высыпаются наружу. Ещё раз рассматриваю присланное сообщение, вспоминаю слова специалиста о стопроцентной защите от взлома и загоняю данные в память. Может когда и пригодятся. В троллейбусе становится много спокойнее и теперь я могу беспрепятственно рассматривать парк, мимо которого мы проезжаем. Огромные клёны и тополя помахивают ветками из-за низкого заборчика и видно, как по аллеям неторопливо бредут женщины с колясками. Жизнь продолжается, какие бы катаклизмы не происходили в мире. А у меня в памяти ещё сохраняются воспоминания десятилетней давности, когда кошмар заражения из экзотических новостей о парализованном Вашингтоне и наивных страшилок о провинциальных городах в карантине превратился в суровую реальность. Этот же парк выглядел совсем по другому, когда я, ещё в звании лейтенанта, командовал взводом блокировщиков. Именно так назывались подразделения, в обязанности которых входила установка периметра вокруг очагов заражения. Опыта не было, информации– кот наплакал, а весь инструктаж сводился к неуверенным советам стрелять в голову. Словно мы угодили в сюжет о зомби-апокалипсисе! Сейчас то всё это выглядит смешно и наивно…БТРы давили клумбы колёсами, облепленными грязью и остатками цветов, а краснолицый майор исходил криком, пытаясь отпугнуть встревоженных гражданских, не понимающих, в чём дело. Какая-то женщина ползла на коленях и рыдала, умоляя пропустить её за шеренгу автоматчиков в противогазах. Кажется, в парке у неё оставались муж и маленький ребёнок. Сухопарый полковник с щекой, залепленной пластырем, стоял у дверцы Тигра и угрюмо слушал доклад капитана в разорванном камуфляжном костюме. Паника, как есть. Никто не понимал, что делать и откуда ждать угрозы. Потом поступил приказ, отдельным взводам блокировщиков произвести зачистку местности, по возможности сохраняя жизнь гражданских. Гражданских! Словно мы имели дело с агрессией террористов или вражеской армии. Нам «повезло». Полковник с пластырем указал участок, который предстояло зачистить и понизив голос, чтобы не услышали телевизионщики рядом, посоветовал перестрелять всех, кого увидим. Это обескураживало. Очень. Стояла поздняя осень и деревья стояли, точно покойники, лишённые плоти. Сама их плоть шуршала под ногами, из багрянца и золота обратившись в серый мусор. Листья успели кое где собрать в кучи, но вывезти не успели. Мы едва не прошли мимо одной, когда сержант, кажется его звали Виктор, сказал, что слышит шелест. Я приказал проверить источник шума и парочка солдат, нервно целясь в кучу мусора, начала приближаться к цели. В следующий миг груда листьев точно взорвалась изнутри, выпустив наружу чёрное от грязи существо, скалящее зубы и вопящее, подобно сирене. От твари шёл чёрный дым, а её кожа на глазах превращалась в лохмотья. Но она всё же успела добраться до людей и вцепилась одному в горло. Нервы моих подчинённых не выдержали. Некоторые и гадость то эту видели в первый раз, поэтому вид полуразложившегося нечто, грызущего горло товарищу вызвал натуральную оторопь у одних и желание поскорее прикончить монстра– у других. Да и я не мог назвать свой опыт по-настоящему боевым: несколько ночных рейдов, когда в свете мощных прожекторов мы вели снайперский огонь по одиноким фигурам, едва ли могли помочь в данной ситуации.

Приказ то я отдал, но стрельба уже успела начаться. Жертвой, как и следовало ожидать, стала не только тварь, но и подчинённый. Как сказал после медэксперт, в телах обоих он обнаружил по полсотни пуль. И если солдат умер мгновенно, прекратив крик и кулем опустившись в грязь, то тварь, напавшая на него, ещё несколько минут глухо завывала и пыталась ползти вперёд, пока автоматные очереди и солнечный свет окончательно не пригвоздили её к землеПришлось доложить о первых потерях и получить приказ следовать дальше. Остальные кучи не хранили в себе жутких тайн и мы спокойно разметали их прелое нутро среди деревьев. Настроение подчинённых упало ниже плинтуса, а мне казалось, что физиономия мертвеца, с тремя пулевыми отметинами на лбу, отражает некую укоризну, обращённую к командиру. К счастью, участок, выделенный нам под зачистку, оказался не слишком велик. К несчастью, на его территории располагался общественный туалет и офис фирмы по ландшафтному дизайну. Здесь начали попадаться трупы людей, брошенные в грязь, обескровленные и разорванные в клочья. Молодой парень с глубокой раной на груди подавал признаки жизни, но в исполнение полученных рекомендаций, я отдал приказ добить раненого. Приказ исполнили, всё же среди подчинённых оказались одни контрактники, но я хорошо расслышал, как меня назвали «обосравшимся мудаком». Похоже, мой авторитет у подчинённых стремительно рос. А впереди уже чернел вход в тот самый сортир, обозначенный теми самыми сакральными буквами и утопленный в земле. Нам предстояло освободить его от новых жителей, если те успели туда заселиться. А они, как пить дать, успели. Кто то из солдат предложил просто залить злосчастное М и Ж напалмом. Предложение казалось здравым и осуществление упиралось лишь в отсутствие огненной смеси. Однако я доложил начальству, получил одобрение за креатив и совет: впредь– просто выполнять приказы, не отвлекаясь на дурацкие идеи. Кстати, в качестве сноски, позже такие небольшие здания с большой вероятностью заражения действительно вычищали огнемётчики. Кажется, какой-то полковник даже получил награду и внеочередное звание за инновационный метод. Так, к слову пришлось. Я разделил подчинённых на две группы; с одной оставил сержанта, уже бывавшего в переделках, с другой отправился сам. К тому времени мы уже успели поэкспериментировать с источниками освещения и остановились на обычных фонарях, закреплённых в подствольных комплексах. Штурм начали одновременно с двух сторон. Сначала запустили «гирлянду»– сцепку светошумовых, а после того, как фейерверк закончился, пошли сами. Внутри к тому времени стоял такой вой– мама не горюй! Охреневшие от подарков твари ломились к выходу, игнорируя выстрелы в упор и удары прикладами по оплывшим физиономиям утопленников. И снова, отсутствие опыта. В горячке боя, особенно, когда он так напоминает бойню, не всегда успеваешь заметить, как между воющих существ ползут совсем крошечные, недавно бывшие обычными детьми. Один такой, в считанные мгновения, прогрыз броник и принялся выедать кишки кому-то, из рядовых. Вопли. Теперь уже и наши. Кто-то, поскользнувшись, отлетел в угол, а лучи фонарей напоминали дискотеку упоровшихся наркоманов. К счастью, всех монстров-таки нейтрализовали и пострадал лишь боец со вспоротым животом. Мы вынесли его наружу и я приказал доставить пострадавшего в медчасть. Когда я позже поинтересовался состоянием здоровья раненого, мне расплывчато бросили про: «пошёл на поправку» и посоветовали заниматься живыми. А пока я вернулся в темноту и смрад. Мы не знали, стался ли кто в зловонном мраке, поэтому ворочали каждое тело. Гнёзда, в первые месяцы, ещё не выглядели так «культурно», как сейчас, больше напоминая большие кучи вонючего мусора с чёрными норами. То, что мы обнаружили в конце помещения с разрушенными кабинками, выглядело именно так. При нашем приближении груда тряпок, пластика и кусков дерева разлетелась и явился Альфа, во всей своей красе. В те времена основатель гнезда напоминал броненосца, из-за массивных кожистых наростов по всему телу. Кстати, эта естественная броня неплохо защищала монстра от пуль, но напрочь лишала маневренности. Эта «черепаха» набросилась на нас неожиданно проворно, для такой огромной туши. К счастью тесное помещение всё же позволило нам рассыпаться в разные стороны. Солдаты, повисшие на стенах, выглядели бы даже комично, если бы не напряжённая ситуация. Но даже в столь идиотском положении некоторые умудрялись вести огонь. Альфа промчался до стены, врезался в неё, обрушив целый пласт грязной штукатурки и остановился, встряхивая плоской головой. Большую часть этого органа занимала акулья пасть, полная острых зубов. Пока тварь приходила в себя, «обезьянки» спустились вниз и шквальным огнём прижали монстра к земле. Чудовище хрюкнуло и ткнулось окровавленным рылом в зловонную лужу. Кто-то из бойцов получил скользящее ранение рикошетом и его отправили наружу. После этого разбросали остатки мусорной кучи и обнаружили ещё одно маленькое существо, в процессе трансформации. Девочка, совсем недавно это была девочка. Теперь же она слепо глядела на нас блеклыми плошками глаз и скалила длинные острые клыки. Оставался павильон ландшафтного дизайна. Раненого бойца подлатали и он даже смог опираться на повреждённую ногу. Естественно, внутрь его брать никто не собирался, поэтому я придал ему напарника и оставил у чёрного входа. Кажется, солдат не очень комплексовал по этому поводу. Единственное окно павильона оказалось наглухо завалено мусором, поэтому не возникало сомнений, кто ждёт нас внутри. Оставалось только глухо материться: судя по всему парк заразили уже давно, а власти начали чесаться только сегодня. Ещё бы; под прикрытием густого тумана монстры вышли за пределы парковой зоны и принялись хватать прохожих. Надо сказать, что подобная расхлябанность и невнимание присутствуют и сейчас, пусть и в меньшей дозе. А хвалёная система: «Башня» не всегда способна предупредить трагедию. Сержант отёр расцарапанную щёку и переступил сухой куст, некогда изображавший снеговика. Оказывается, именно мой помощник поскользнулся на скользких телах и улетел в угол злосчастного сортира. Мы ещё не привыкли болезненно реагировать на каждую царапину, полученную во время блокировки, поэтому частенько игнорировали даже серьёзные повреждения. Как выяснилось несколько позже, упущенное время не могли вернуть никакие лекарства. – Давайте взорвём эту халабуду к чёртовой матери, – сказал один из солдат, протирая забрызганный щиток шлема. Кажется, он цитировал какое-то кино, потому что все засмеялись. – Входим, – скомандовал я, ощущая усталость во всех мышцах. Хотелось очутиться где угодно, пусть даже у чёрта на куличках, но только, как можно дальше от чёртового павильона, где неизвестные безжалостно выдрали экзотические насаждения и разрушили подобие каскадного водопада. Сейчас в загаженном водоёме плавали только гнилые листья и плоский труп кошки. В принципе, тоже дизайн, но больше подходящий для фильма ужасов. Дверь домика просто прислонили к стене и чем-то прижали изнутри. Стоило приложиться тараном и тонкая пластиковая пластина хрустнула и подалась. В тёмную щель тотчас выпорхнул знакомый смрад и кто-то глухо, точно цепной пёс, заворчал. Однако совсем не это заставило всех встрепенуться. Тихо захныкал ребёнок, забубнил успокаивающий голос и кто-то негромко попросил о помощи. Заложники, те, кого захватили сегодняшним утром. Именно это нападение зафиксировали камеры на перекрёстке, после чего и была объявлена тревога. Всё это безобразие окрестили планом: «Парк». – Заложники, – предупредил я, меняя обойму автомата, – По возможности, брать живыми. Помните, что на их месте могли оказаться ваши жёны, дети, родители. – Я своих во Владик отправил, – пробормотал кто-то за спиной. Через полторы недели Владивосток накрыла самая мощная, из волн заражения. Периметр прорвали сразу в нескольких местах. Люди, сумевшие ускользнуть от монстров, гибли под пулемётными очередями блокировщиков. Президент, скрепя сердце, последовал примеру своих американских и французских коллег, отдав приказ выжечь город до основания. Но кто мог знать?Вновь гирлянды улетели в зловонный мрак и мы ворвались внутрь, рассекая тьму указками световых лучей. Никого. Вонь усилилась, но никто не пытался свалиться на голову или вцепиться клыками в пах. Это настораживало. Что-то тихо ухнуло и раздался дробный стук, точно в соседней комнате барабанщик третировал установку. – Не рассеиваться!– предупредил я, – Особое внимание!Опять принялся хныкать ребёнок, но звук странно перемещался, точно рыдал младенец-невидимка. В дальней комнате, как мне показалось, разговаривали два мужчины, причём так спокойно, словно не происходило ничего странного. – Дерьмо какое-то!– сказал сержант и тут я был с ним абсолютно согласен. – Идём плотной группой, – я передумал делить людей, на что как бы намекали две открытые двери. Возникло ощущение, что нас пытаются заманить в ловушку, – Вперёд!Теперь ребёнок плакал не переставая, в перерывах между всхлипываниями, пытаясь звать маму. Один из спокойных собеседников глухо рассмеялся, а кто-то начал протяжно кашлять, словно у него приключился приступ бронхита. Помещения павильона оказались абсолютно пустыми, точно их освободили от вещей и тщательно вымели метлой. Срань какая-то! Откуда тогда вонь и кто издаёт все эти звуки? И ни одного чёртового окна…Кто так строит?Судя по пройденному расстоянию, мы уже должны были приблизиться к самой дальней комнате. Я заметил, как дрожит оружие в руках у подчинённых. Один солдат тихо выругал долбаный пот. Я думаю! У меня у самого яростно щипало в уголках глаз. А снаружи– плюс три!Плач смолк, как отрезало. Затихли голоса и смолкли палочки неведомого барабанщика, исполнив последнюю виртуозную дробь. Наступила окончательная и полная тишина, в которой слышалось только наше дыхание, да треск старых досок под ногами. Лучи фонарей упёрлись в закрытую дверь. Первую закрытую дверь, за все время нашего движения по проклятому павильону. Сержант откинул забрало и я вновь увидел его исцарапанную физиономию, блестящую от пота. – Лейтенант, – он хрипнул, подавившись и кашлянув, продолжил, – Лейтенант, нет там никаких заложников, мать бы их! Не знаю, как они это делают, но там– засада. Сожжём сраную будку к чёртовой матери!И в этот момент ребёнок зарыдал и завизжал, словно его резали заживо. Нервы и так были на пределе, а эдакое рыдание способно растопить сердце самого камня. Никто уже не думал о возможной засаде и опасности, грозящей со стороны кровожадных тварей. Один из солдат навалился плечом на дверь и тут же повалился с ней на пол. Ещё один воин ткнул стволом автомата в темноту и световой конус нарисовал на стене тень от чего-то, напоминающего осьминога. Плач ребёнка утих, как обрезало и тут же оглушительно врезал барабанщик. Казалось его удары разрывают барабанные перепонки и отдаются на внутренних стенках черепа. Кто-то истошно завопил и я увидел бледное лицо с закатившимися глазами. В носу что-то лопнуло и по губам прокатилась солёная влага. Солдата, лежавшего на двери, рывком втянуло во мрак, а второго, пытавшегося рассеять тьму, вышвырнуло наружу, да с такой силой, что он впечатался в стену. Помогать оказалось некому: остальные, упав на колени, прижимали руки к ушам. Все напрочь позабыли про оружие и неведомую угрозу. Один я умудрился остаться на ногах, хоть толчки боли и рвали содержимое головы в клочья, а в глаза заслоняла кроваво-красная пелена. Каждый шаг давался с невероятным трудом, но я всё же сумел стать на границе темноты и опустил руку, нащупывая светошумовую. Пусть яркий свет прогонит мрак и то, что скрывается в его глубинах. В то время мы ещё не носили камер наблюдения, поэтому невозможно промотать изображение назад и объяснить, что же я увидел в ничтожную долю мгновения, после взрыва гранаты. В отчёте я указал, что ослеп после вспышки, а зрение восстановилось лишь к вечеру. В стене павильона появилась огромная дыра, куда, судя по всему, ушла тварь, напавшая на нас. Боец, схваченный ею, оказался мёртв. Выпит досуха. Но кое что осталось. Когда я пытаюсь вспомнить тот день, мне кажется, будто перед глазами возникает достаточно отчётливая картинка. Тварь, напоминающая гигантского паука с корпусом человека, сжимает в лапах обмякшее тело бойца. А за спиной уродливой дряни стоит бледная красивая женщина и пристально смотрит на меня. На её плечи наброшен блестящий, точно мокрый, плащ, скрывающий тело до пят. И это– всё. Звонит телефон. Ватрушка. Вообще-то Варя не любит, когда я её так называю. У нас есть уговор: в день сурка– никаких звонков, пока я не вернусь. Но тут сам виноват: задержался. – Любимый, всё в порядке?– о, эта приятная хрипотца во взволнованном голосе, – Ты так долго…– Всё в порядке, – осталась одна остановка, – Жди. Скоро буду. ДОМ. ВАРЯ. СНЫКажется она способна висеть так целую вечность и я не ощущаю никакой тяжести, прижимая к себе милое «ожерелье». Потом она спрыгивает на пол, целует меня и отступает на пару шагов. Упирает руки в бока и превращается в олицетворение строгой супруги, встречающей нерадивого муженька, после недельного загула. – Где тебя носило, засранец? Я вся испереживалась!– Нет, не вся, – легко беру её на руки и прохожу в гостиную, – Смотри: сколько ещё непережёванного осталось. Вот, наберусь сил и допережую. – Ага, точно, – она юркой рыбкой выскальзывает из объятий и берёт меня за руки, – По тебе заметно. Что, тяжко пришлось?Пожимаю плечами. Дело скорее в последствиях сурка, но ощущения да, не из лучших. То кофе, которое я употребил в гостях у Папы, давным-давно отошло в разряд седая древность и поросло быльём. Сейчас на уме всего две вещи: крепкий здоровый сон и…еда. А как вы думаете? Мало того, что перед операцией никто не употребляет ничего, жирнее компота и крепче воздуха, так и ещё и проклятущий стимулятор здорово подстёгивает метаболизм. Как бы намекая на это, желудок издаёт длинное протяжное ворчание. С печальным видом хлопаю себя по пуговицам кителя. Варя смеётся:– Идём, голодающее. Сегодня буду угощать своего защитника обычным, да необычным. Запах чувствуешь?Чувства, после искусственной встряски, работают не лучшим образом, но всё же понимаю, что пахнет борщом. Или это просто воспоминания? Варвара в такие дни всегда готовит вкуснейший борщ и лично лепит настоящую гору пельменей. Вот такой я непритязательный гурман. Аппетит разгулялся не на шутку и пока я уничтожаю содержимое тарелки, Варя сидит напротив, подперев щёку ладонью и смотрит на меня так, как только она одна способна смотреть. И лишь убедившись в том, что от голода я уже точно не умру, начинает расспрашивать. Все мы, конечно, даём подписку о неразглашении и сумрачный жаб пытается всматриваться в самую душу, пока ты черкаешь автографы на всех бумажках, да ещё и ставишь отпечаток на электронной форме. Нет, я не собираюсь трепаться журналистам или соседям по лестничной клетке о всех операциях, в которых принимал участие, но скрываться ещё и от Ватрушки? Смешно. Варя сдержанно реагирует на мой рассказ, но пару раз её гладенький лобик тревожит морщинка. Это когда я угодил в засаду, да во время встречи со странной тварью, ускользнувшей от видеокамер. – Такого раньше не было, – констатирует она, – Становится всё хуже. Не думал сменить подразделение? Федька как-то упоминал, что тебя приглашали к безопасникам. Там, вроде, не так тревожно, да и зарплата, я слышала, повыше будет. – К жабам?– я отодвигаю пустую тарелку и сдержанно ухмыляюсь, – Вареник ты мой милый, ты же знаешь: я эту братию на дух не переношу. Переквалифицироваться из хищника в паразиты…Меня же мои тараканы в голове засмеют. – Да, они у тебя такие юмористы, – Варвара говорит сухо, как обычно, когда я сней не соглашаюсь, – Интересно, а что скажут твои тараканы, когда тебе отгрызут ногу или руку? Посмеются?Её слова напоминают про ноющую конечность и я растираю предплечье, стараясь это делать незаметно, пока Варя ставит на стол миску с парящими пельменями и острую, собственного приготовления, аджику. – Чёрт с ними, с тараканами, – беру вилку, – Расскажи лучше: ты уже подобрала место, куда двинем? Там у тебя, кажется, были непонятки. Она вновь садится напротив и тяжело вздыхает. Как-то Ватрушка заявила, дескать разговоры со мной напоминают её беседы с маленьким ребёнком, который предпочитает гнуть свою линию, игнорируя советы взрослых людей. Ну а сейчас то что? Не думает же она, что я реально брошу своих и переметнусь к жабам? Сейчас, только штаны подтяну!К самому финалу обеда сон, притаившийся было где-то за холодильником, вновь показывает свою помятую физиономию. В этот момент притяжение, особенно то, что касается спальни и кровати, становится воистину непреодолимой силой. Варя хохочет, помогая снимать одежду и сообщает, что язык у меня плетётся, прямо, как на свадьбе Федьки и Людмилы. Да, тогда мы хорошо врезали. «По-мужски», как сказал Егор, повисший на плече раскрасневшейся Нади. Молодожён всё рвался устроить всамделишный салют, а него жалкое подобие, хлопающее во дворе ресторана. Розовая от счастья Людмила удерживала непоседливого жениха и временами становилось понятно, что она всё же не на втором, а скорее– на шестом или седьмом месяце. Так и вышло: девочка родилась через три месяца после свадьбы. Варя всё подкалывала роженицу, дескать вот какие иногда бывают недоношенные дети. – Что ты там бормочешь, герой-воитель?– интересуется Ватрушка и ложится рядом, – Колыбельную спеть?Кажется я собираюсь отпустить некую шутку, но не успеваю: стоит щеке коснуться подушки и сон, до этого нарезавший круги у кровати, точно голодная акула, набрасывается и пожирает без остатка. Чёртов сурок, помимо всего прочего, имеет ещё один неприятный эффект: взбудораженная нервная система заставляет видеть кошмары, от которых способен описаться любой режиссёр фильмов ужасов. Обычно это незапоминающаяся мешанина образов, в глубине которой таится смутный ужас и агрессия. Но не сегодня. Образы предельно чёткие, словно я действительно угодил в один из этих идиотских фильмов, с эффектом присутствия. Вареник как-то затянула на один, про монтажника питерских мостов. На руке у меня тогда остались синие полосы от пальцев, а в кино мы стали ходить только на мелодрамы. Должно быть всё слилось воедино: операция, действие СУРа и воспоминания по дороге домой. Я вновь иду по комнатам чёртового павильона ландшафтного дизайна и луч фонаря рассекает серый сумрак в напрасной попытке отыскать врага. Однако теперь я– совершенно один, отчего кажется, будто сам воздух пропитан ужасом и безысходностью. То ли кажется, то ли действительно, чей-то бесплотный голос читает некую нудную лекцию. Пытаюсь понять, о чём идёт речь, однако внутреннее напряжение препятствует и все фразы кажутся бессмысленным набором слов. Поворот, ещё один. Здание, как это бывает в сновидениях (а я чётко осознаю, что сплю), превращается в жуткий лабиринт повторяющихся комнат. Начинает навзрыд плакать ребёнок, а на монотонный бубнёж полоумного лектора накладывается тихий женский голос. Очень похоже на песню. Возможно– колыбельнуюПаника в сновидении не уступает реальной, а то и превосходит её. Нет возможности сконцентрироваться, взять себя в руки или хотя бы убежать прочь. Неведомый автор или режиссёр строго прописал тебе движение к следующему повороту, за которым окажется…Та самая дверь.

Прямоугольник сияет, точно его выделяют лучи, а за светящимся периметром стоит непроглядная тьма. Похоже на бездну океана, со всеми его зловещими тайнами и давлением вод, смертельным для беззащитного человека. Луч подствольного фонаря скользит по поверхности мрака и мне чудится скрежет, с которым темнота отвергает сияющее пятно. Теперь все звуки объединяются воедино: непонятная лекция, протяжный детский плач, колыбельная женщины. И вот к ним добавляется мерное постукивание барабанных палочек. Если бы существовал джаз-банд преисподней, он бы звучал именно так. Мне очень не хочется нырять в пучины равнодушного мрака, но роль в сценарии прописана достаточно подробно и от неё невозможно отступить. Поэтому ноги сами делают оставшиеся шаги. Хлоп. И я там. Здесь нет ничего страшного. И ничего, напоминающего реальные события. Небольшая комната больше всего напоминает детскую. Чем, не знаю. Возможно манежем, именно таким, какой я собирался купить, если бы у нас, с Варей, появился ребёнок. Над детским ложем медленно вращается мерцающая карусель из бабочек и птичек. Однако манеж пуст. Сам ребёнок тихо хнычет на руках женщины, сидящей в кресле-качалке у окна. Тело незнакомки скрывает чёрный блестящий плащ, с капюшоном, опущенным на лицо. Тем не менее я точно знаю: передо мной– женщина. Она баюкает младенца и поёт ему ту самую, слышанную ранее, колыбельную. Меня непреодолимо тянет к окну, поэтому я опускаю оружие и делаю несколько неуверенных шагов. Боковым зрением отмечаю огромную паутину в углу, справ. Что-то исполинское, совсем не похожее на паука, выбирается из недр спутанных нитей наружу, однако я не решаюсь посмотреть на странную тварь. Когда до кресла-качалки остаётся всего ничего, женщина прекращает петь, а дитя умолкает. – Я так давно тебя жду, – звук глубокого хриплого голоса заполняет комнату, – Дай хоть взглянуть…Капюшон складками сползает вниз, открывая бледное женское лицо, прекрасное и ужасное, одновременно. Тяжело дыша подскакиваю на кровати и смотрю в проём двери, мерцающий бледно-синим. Нет, нет, это– всего лишь спальня, за дверью которой– только коридор. Где-то далеко слышится звон посуды и голос Вари, напевающей песенку. Вот ведь дьявольщина! Прежде такого никогда не было. Нужно проконсультироваться у нашего костоправа. Впрочем, этот может и зарубить, а мне позарез нужно участие в ещё одной операции. Пустыни взмокли, от пота. Ни хрена себе меня вштырило! Криво ухмыляясь и позёвывая, шлёпаю босыми ступнями по паркету. Очевидно я ещё не проснулся окончательно, потому как ощущение– словно шагаю по подушкам. Ватрушка так увлеклась готовкой и песней, что не слышит, когда я открываю дверь и вхожу на кухню. На любимой– тёмный халат с золотистыми драконами, скрывающий великолепное тело, а на голове– платок. Похоже, Вареник опять решила удивить меня изменившимся цветом волос. Ладно. Сейчас подкрадёмся и…Внезапно Варвара оборачивается и платок отлетает прочь, позволяя толстым змеям иссиня-чёрных кос, рассыпаться по плечам. Но передо мной– не Варя, а та самая женщина из сна. Огромные, светящиеся алым, глаза пронзительно смотрят на меня. Женщина хватает меня за руку и с силой тянет к себе. – Приди!Вновь вскакиваю на кровати, тупо рассматривая тихо сопящую Варю. Судя по темноте за окном и светящимся стрелкам на цифре два, стоит глубокая ночь. Да твою же мать! Что за срань? Нет, я что-то читал о сне, внутри сна, но это вроде бы относилось к ведомству психиатрии. Очаровательно! Наш мозгоправ сделает быструю карьеру, а я гарантированно отправлюсь в отставку. Или в дурку. Благо, прецеденты имелись. Нет, нужно срочно переговорить с Настей. Пусть пропишет какой-нибудь валерьянки. Перебираюсь через Ватрушку и топаю на кухню. Сушит так, словно вчера отмечал День Армии. Может сурок в этот раз оказался протухшим?Пока пью воду, ощущаю боль в предплечье, за которое хватала женщина из сна. Соображаю, что там– синяк, оставшийся после операции. Угу, красивый такой, разноцветный. Допиваю воду, глухо матерюсь и возвращаюсь в спальню. Там обнимаю недовольно бормочущую Ватрушку и засыпаю. Кто-то с разбегу прыгает на кровать и я, ещё не продрав глаза, хватаю это тёплое, пахнущее чем-то восточным и приятно прижимающееся своими округлостями. – Дурак!– кричит Вареник, но не сопротивляется, когда я целую её накрашенные губы, – А если бы я не успела поставить чашку?– Ну, было бы кофе в постель, – резюмирую я и ставлю человечка рядом с кроватью, – Давай сюда, буду пробуждаться для важных дел. Мне подвигают столик, где исходят ароматным паром две крохотные чашки и пахнут корицей коричневые булочки, ещё горячие, после выпечки. Пока первая порция кофе медленно усваивается организмом, Ватрушка достаёт из кармана джинсов мой смартфон и хлопает им по своей ладони. На алых губах блуждает загадочная улыбка. – Ты чего это с моей машинерией таскаешься?– интересуюсь я, поставив опустевший сосуд на столик и вгрызаясь в горячую булку, – Ух и сладючая, прямо, как ты. – Так там премиальные пришли, – Вареник пытается казаться виноватой, но получается очень плохо, – Прости, я не удержалась, заглянула. – Ну и?– честно говоря, мне не так уж и интересно. В любом случае, следующая операция, плюс отпускные, позволят выполнить любые запросы моего ненасытного чудища. Продолжая заговорщически улыбаться, Варя наклоняется и шепчет сумму мне прямо в ухо. Ого! В два раза больше, чем прошлый раз. С чего это руководство расщедрилось?– Ну, скажи! Скажи!– Ватрушка толкает меня кулаком в бок, – Лёнька, давай же, говори!Я отлично понимаю, чего от меня добиваются, поэтому очень неторопливо допиваю кофе, забрасываю в рот уцелевшую выпечку и тщательно пережёвываю. Варя пытается щипать меня, но её пальцы соскальзывают. -А– а, – зеваю я и удивлённо гляжу на любимую, – Ты ещё здесь? Я думал, ты уже собралась. По магазинам же идём. Сначала оглушают визгом взбесившейся сирены, потом быстро целуют в обе щеки, нос, губы, лоб и даже уши. Всё, голова идёт кругом, а последняя булочка вращается внутри так, словно это её только что расцеловали. Меня прут в самый центр, куда обычно и трактором не затянешь. Почему то не люблю эти большие скопления праздных людей, невесть откуда взявшихся посреди буднего дня. А машин столько, что место для парковки ищем битый час. Наконец удаётся приткнуться в каком-то, из переулков, недалеко от Визави. Когда мы прямиком направляемся к этим чёртовым бутикам, начинаю подозревать навигатор в сговоре с Варварой. Может она ему корпус каким-то особым лаком вскрывает?К счастью во сей этой суетливой ерунде имеется вполне приличная кафешка, где можно спокойно пить кофе, листать новости, время от времени отвлекаясь на видеовызовы. Ну, когда Вареник желает продемонстрировать нечто, особо сногсшибательное. При этом крайне необходимо следить за нюансами гримас светящейся физиономии, иначе рискуешь получить надутые губы и сетования на то, что она мне безразлична. Однако, даже надутые губы куда лучше, чем вести основной ветки. Ясное дело, всей правды никто не скажет, её я могу узнать и на работе, но даже то, что есть…Охо-хо! Нас медленно, но уверенно сдвигают в пределы пятидесяти крупных городов, а небольшие посёлки, особенно находящиеся за границами патрульных зон, превращаются в территорию неконтролируемого хаоса. «Удалось отбить атаку на цитадель нефтяных вышек». Ура! А раньше на них вообще никто не покушался. Папа уже успел порадовать, что там появился неизвестный штамм, которые воздействует на всё живое. Прорвавшие периметр цитадели, прежде были обычными медведями. – Как я тебе, серая некультурная личность?– о, Ватрушка добралась до нижнего белья! Это я заценю. – Ну, ничего себе так, – бормочу, прикрывая губы чашечкой кофе, – Целлюлит закрывает и ладно. – Я тебя загрызу!– Будешь грызть– надень это, – я опускаю сосуд и улыбаюсь, – Глядишь, ещё чем займёмся. Ватрушка, ты выглядишь просто сногсшибательно. Упал бы, но сижу. – Значит берём!– она отключается. Проклятье! Это она отключилась или погас свет у меня в глазах? В затылок точно бухает приклад и я на несколько секунд теряю сознание. Прихожу в себя с головой, лежащей на столике. Поднимаю и встречаюсь с удивлённым взглядом девушки-официанта. Воздух вокруг продолжает мерно пульсировать, переливаясь каким-то нездоровым алым оттенком. – С вами всё в порядке?– взволнованно интересуется девушка и прижимает крохотные ладошки к синей ткани фирменного комбинезона, – Может вызвать помощь? У нас в центре есть отличный доктор…– Нет нужды, – я мотаю неподъёмной головой и смотрю на часы: «Тринадцать сорок три». – Всё в порядке, спасибо. Чёрт, совсем забыл!Набираю Вареника и пережидаю весёленькую песенку какого-то пискли. В висках, аккомпанируя задорному ритму, перестукиваются озорные лесорубы. Наконец экран показывает слегка недовольную физиономию Вари. На заднем плане маячат два озабоченных консультанта с явными признаками панической паранойи. Да, моя милая кого угодно достанет. – Радость моя, – я поднимаюсь, ощущая себя настоящим колоссом на глиняных подпорках, – Мну тут в управу нужно смотаться. Часа на полтора, не больше. Какую интересную гамму чувств может одновременно отразить симпатичная женская мордашка. Тут тебе и недовольство, и озабоченность, и тревога и даже подозрение. И это– только снаружи! Представляю, какой ураган притаился внутри. – Что-то случилось?– глаза на несколько мгновений превращаются в два рентгена, из тех, что на геостационарной, – Тебя же обычно пару дней совсем не трогают. Совсем озверели?– Варенька, – вкрадчиво говорю, зная, что именно такое обращение настраивает её на серьёзный лад. Или– оргазм, что в принципе– одно и то же, – Я же не каким-то менеджером работаю, сама знаешь: где и кем. Неужели я ещё тебе должен что-то объяснять?– Ну, ты же должен понимать, что тогда меня некому станет останавливать?Ага, как будто моё присутствие на что-то влияет!– Печально, – отвечаю я, – Ну что же, передай привет премии, поцелуй её, попрощайся за меня. Скажи: я буду скучать. Ах да, не забудь купить мне носки. Вареник принимается недовольно бубнить, но я уже совсем на другой волне. Делаю несколько глубоких вдохов, окончательно очищая голову и окружающий мир от малейших признаков неприятного тумана, после чего направляюсь к машине. Остаётся надеяться, что подорванный организм позволит доехать до медцентра без приключений. Я ещё помню, как участвовал в инциденте с капитаном Кизиловой, когда та отключилась за рулём своей Тойоты и протаранила витрину табачной лавки. Каким образом Елизавета смогла скрывать инфицирование на протяжении пяти дней– никто так и не узнал. Однако процесс успел зайти слишком далеко, ток что не помогли и лошадиные дозы мощнейшего антивирусника, практически заменившего кровь капитана. Когда мы прибыли на место аварии, в воздухе плавал странный аромат, состоящий из пряной составляющей– табака; кислой– разлитого топлива и сладковатой– крови Лизы. Сама капитан уже мало походила на человека: удар, отключивший сознание, подстегнул мутацию. Кизилову отвезли в лабораторию, попытались лечить, но потерпели сокрушительно фиаско. Всё оформили, как гибель во время боевой операции, но вопросы остались. В первую очередь: куда делись все записи с последнего дня сурка и кто вообще пропустил несчастного капитана. Настя несколько рассеянно выслушивает мои жалобы, но симптомы приступа просит повторить прямо в объектив камеры. Всё это время Анастасия работает с крохотной центрифугой, издающей тонкое попискивание и протяжное жужжание. Иногда Михадьчук вынимает из вертящейся штуковины маленькие закрытые ампулы и кладёт их в углубления на столике микроскопа. Потом сравнивает изображения на мониторе с другими, из памяти компьютера. Кажется, до меня ей и дела нет. Спустя двадцать минут мне читают короткую лекцию о том, что заболевание подразумевает постельный режим с кратковременным посещением врача, а не длительным шатанием по магазинам. Потом распечатывают длиннющий список продуктов с которым можно ознакомиться, но никогда не использовать в качестве меню. Ого, на сколько моих любимых вещей доктор в одночасье наложила запретные санкции! Как ни странно, но перечень не содержит ничего спиртосодержащего. На прямой вопрос Настя пожимает плечами, говорит, дескать всё хорошо в меру и просит закатать рукав. Стало быть, пришло время для экзекуции. Мне вновь дырявят кожу, но в этот раз– обычным шприцом и внутривенно. Странное ощущение: будто огненные муравьи торопливо разбегаются по всему телу. – Держи, – Анастасия протягивает ламинированную карточку с логотипом медцентра спецоперций и телефонами операторов, – Это всё– мои номера. Отвечать буду только я, так что можешь набирать в любое время дня и ночи. – Обещаешь?– игриво интересуюсь, застёгивая рубашку. – Лёня, иди уже, – медик кажется раздражённой, – У тебя– молодая жена и всё такое… До завтра. Ну что же не стану вынуждать повторяться, хоть у меня и имеется пара заготовок в разговоре на тему: «А помнишь…» Не то, чтобы я хотел возобновить наши былые отношения, просто…Чёрт побери, зачем от самого то себя скрывать? В глубине сердца ещё остался свет былого, как это любят называть героини фильмов Казанцевой. Просто за эти годы я очень соскучился по Насте. А вот она, судя по всему, нисколько. Кстати, о Казанцевой. Как говорится: помяни чёрта. Вареник, в полной боевой готовности дожидается меня. При этом она находится в плотном окружении пакетиков, пакетов и настоящих пакетных монстров. Всё это торопливо бежит в сторону нашего авто и трусливо прячется в салоне. После этого Ватрушка трётся щекой о плечо, называет наидобрейшим и наищедрейшим, из всех капитанов на свете и предлагает сходить в кино. Естественно, на Казанцеву. Очередная мура под тоскливым наименованием: «Увядшие букеты». Господь, дай мне силы вытерпеть ещё и это! Прошлый раз милосердный Бог ниспослал мне глубокий и крепкий сон. В этот раз всевышний, очевидно, гневается и я полностью вкушаю все муки ада, начиная от мозголомного сюжета, про преданную и нашедшую счастье домохозяйку и заканчивая всей невыносимой гаммой цветочных ароматов. Как говорил кто-то, для полноты ощущений не хватает только тактильных ощущений. Ладно бы это была порнуха…Ко всему прочему, сегодня я обращаю внимание на звуки во время сеанса. Кажется, госпожа-режиссёр обожает баловаться со сверхнизкими во время ударных моментов. Скорее всего, именно это Варя называет тяжестью внизу живота, от которой ей хочется плакать. У меня же просто всё вибрирует, как во время тренировок на центрифуге. Странно, раньше никогда не обращал внимание. Когда пытаюсь после сеанса рассказать об этом Варенику, она называет меня бесчувственным бревном и тянет в ресторан. Ладно, благо время позднее и готовить дома уже никто не собирается. Идём в Трансильванию. Когда первая волна эпидемии схлынула и на улицах города удалось навести порядок, кто-то, из местных бизнесменов, решил поднять немного денег на конъюнктуре рынка. Поначалу это вызвало настоящее бешенство, особенно у людей переживших потери в семье. Били стёкла, жаловались в мэрию и даже писали письма президенту. Толку то? Формально эпидемия не имела ничего общего с вампирами, посему упоминание известных кровососов, никак не должно было задевать чувств потерпевших. А народ потянулся. Всё больше и больше, пока Трансва не стал самым популярным рестораном в городе. Да и то; стильно заведение. Швейцары в ливреях, напоминающих алые плащи, распахивают красные двери в форме крышек гробов и пропускают нас внутрь. Хорошо, я успел оставить заявку, поэтому нас встречают. Ведут между столиками, освещёнными высокими свечами в самый угол. Здесь, под огромным факелом и черепом, похожим на человеческий, Вареник довольно плюхается на диванчик. Её мордашка расплывается в счастливой улыбке. – Давно мы тут не были!Ещё бы! Я же не в Газпроме работаю, чтобы в Трансву каждый день ходить. И так мы явно вываливаемся из полученной суммы и плавно переходим в раздел средств, оставленных на отпуск. Да и ладно: один раз живём. Пусть Ватрушка порадуется. Нам приносят меню, но ещё до этого Варя успевает радостно сообщить, что в этот раз она обязательно возьмёт те красные шарики и ещё синюю светящуюся фигню, тихо попискивающую во рту. Хм, а я пожалуй остановлюсь на мясе, тут его готовят вне конкуренции. Сегодня только внесу одну коррективу– заменю поджаренное до хруста, на бифштекс с кровью. Фёдор очень хвалил прошлый раз. И действительно: так значительно вкуснее. Отрезая кусок за куском, наблюдаю, как Вареник гоняется по тарелке за последним светящимся шариком, напоминающим сумасшедшую медузу. Поимку беглеца отмечаем звоном бокалов и глотком терпкого, чуть сладковатого, вина. Жидкость золотится в свете факела и я некоторое время рассматриваю вино на свет. Кажется, мир, видимый сквозь напиток, превращается в иную реальность. Помещение ресторана заполнилось алой жидкостью, точно мы опустились на самое дно океана. Состоящего из…крови? Чёрт, почему именно это слово пришло на ум? Видимо вспомнилась капля, дрожащая на конце иглы шприца в руке Насти. Передвигаю бокал и гляжу на Варвару. Вот только вместо неё на диване, напротив, сидит давешняя жуткая брюнетка из ночного кошмара. Едва не роняю фужер и спешно поставив его на стол, тщательно тру глаза. Всё понятно, когда ты спишь, но сейчас!– С тобой всё в порядке?Голос вареника доносится с противоположной стороны Вселенной. Ещё и свист в ушах. Анастасия предупреждала, что могут проявиться побочные синдромы, однако эти уж очень напоминают галлюцинации, почти неотличимые от реальности. Варя повторяет вопрос, а я чувствую, как прихожу в норму. Свист прекращается, а напротив, как и прежде, сидит самая лучшая женщина в мире. – Да, да, – я качаю головой и делаю попытку улыбнуться, – Такое ощущение, будто задремал прямо за столом. – Угу, – Ватрушка кивает и напряжение на её мордашке исчезает, – Глянь, какую мне мороженку принеслиВечером мы занимаемся любовью, а потом пьём вино, сидя на балконе и глядя на звёзды. Вареник совсем захмелела и прильнув к плечу, рассказывает, как в детстве хотела стать космонавтом и полететь на одну, из звёздочек. Там она собиралась найти единорога и привезти его родителям в подарок. – Интересно, – она кладёт подбородок на сгиб моего локтя, – А единороги действительно есть?– Это– очень серьёзный вопрос, – я обнимаю её, – Учёные всей планеты трудятся над его разгадкой уже несколько столетий. Кажется, скоро эта загадка окажется раскрыта. – Ты– дурак!– императивно заявляет Вареник и тянет меня за руки, – Пошли!Мы опять занимаемся любовью и в этот раз совершенно измочаленная Варвара засыпает. Сразу после того, как успевает, довольно больно укусить меня за предплечье. Некоторое время смотрю на сопящий вздёрнутый носик, а потом тоже отключаюсь. Среди ночи у Вари вновь приключается приступ желания и растормошив меня, она в полном мраке садится сверху. Движения женщины быстрые и резкие, а руки кажутся непривычно сильными. Сон ещё не успел полностью покинуть голову, поэтому всё происходящее видится, точно сквозь розовую дымку. Потолок, по которому мечутся сполохи от фар проезжающих машин; бледный отсвет луны на стене и тёмный силуэт с распущенными длинными волосами, решительно опускающий бёдра. Мы очень редко занимаемся любовью, именно так; без подготовки, прелюдий и прочих мелких радостей, но в этом тоже имеется определённый шарм.

Продолжая пребывать в полусонном блаженстве, кладу ладони на обнажённые бёдра, ощущая движение сильных мышц. Какая у Вари холодная кожа! Но это сознание отмечает как-бы мимоходом, фиксируя лишь вспышки удовольствия и тяжёлое дыхание партнёрши. Внезапно я слышу глухое подвывание и это в миг прогоняет остатки розового тумана: никогда прежде не слышал, что Варя издавала подобные звуки! Что-то случилось?В этот миг очередной луч света проходит очень низко, озаряя лицо партнёрши. Это– та самая женщина, которая снилась накануне, а после привиделась в ресторане. Глаза незнакомки вспыхивают оранжевым и склонившись, она впивается холодными упругими губами в мои. Поцелуй внезапно превращается в болезненный укус и вскрикнув от боли, я отталкиваю женщину прочь. И просыпаюсь…– Ты чего? Вареник стоит на пороге спальни и в свете, падающем из коридора, я вижу выражение недоумения на сонной мордашке. Тупо гляжу на неё, пытаясь сообразить, что происходит и куда Варя могла ходить в ночной рубашке. – Сон приснился, – тру глаза, – А ты чего?Ватрушка хихикает и садится на кровать. – В туалет ходила, Отелло ты мой. Доказательства предъявить?Не удержавшись, хихикаю, ощущая некий дискомфорт. Мотаю головой из стороны в сторону. – Ну, слава Богу. Потом пошла воды попить, слышу, а ты тут кроватью скрипишь, да подвиваешь. Что снилось то?– Ерунда какая-то, – почему то не хочется пересказывать любимой этот странный сон, – Ладно, давай спать. Уже после того, как вся иллюминация погашена и Вареник принимается похрапывать на моей груди, я наконец понимаю, в чём заключается ощущаемый дискомфорт. Нижняя губа прокушена в двух местах и сочится кровью. УПРАВЛЕНИЕ. ПАПА. НАСТЯВатрушка называет меня предателем и изменщиком. Однако, работа– есть работа и если Папа присылает персональное приглашение (демонстрирую Варе экран, на котором шеф лихо отплясывает лезгинку с текстом извещения в зубах. Картинку, в своё время, запилил Егор, за что был жестоко выпорот и поставлен в угол), значит дело того стоит. Тем не менее, нам никто особо не мешает, поэтому неторопливо завтракаем, сидя на балконе и созерцая городской пейзаж. Варя пересказывает некую историю о несчастной любви, а я стесняюсь спросить, о чём идёт речь: об очередном «плакательном» сериале или о какой-то, из её подруг, напрочь одуревших от безделья. Да и то, у одной супруг– дальнобойщик бронекаравана, а у второй– оператор боевого дрона. Оба пропадают неделями и приносят благоверным большие тысячи. Впрочем, все эти сюжетные перипетии мне до лампочки и я просто наслаждаюсь утренним воздухом, чашкой горячего кофе и журчанием Вариного голоса Всё это, в совокупности, успокаивает нервы почище вдумчивого психоанализа и точечного массажа. К этим вещам нас постоянно склоняет Папа, тщательно следящий за психическим состоянием своих людей. Сам он, впрочем, пренебрегает собственными рекомендациями, отчего часто срывается на крик и грозится размазать всех по стене. – А сам то, как думаешь?– вопрос Ватрушки врывается в мой медитативный мир, не нарушая, впрочем, царящее там равновесие. – Абсолютно с тобой согласен. Вареник, в замешательстве, хмурит брови, а потом её мордашка светлеет, приобретает черты классической злодейки и Варя понимающе кивает. – Короче, ты не слышал ни единого слова?– Ага, – я ставлю пустую чашку и тяну Варю к себе, – Прости, дорогая, ты так забавно бормотала, даже вслушиваться не хотелось. – Ах ты гад! Я ему тут распинаюсь, войны с мирами описываю, а он бормотание слушает! Ну ладно, будешь ты в следующий раз про работу рассказывать– ни словечка не выслушаю. – Вот и хорошо, – я целую розовую щёчку, – Сама знаешь, работа у нас секретная, мы подписку о неразглашении даём, поэтому сделай мне скромное одолжение– погладь рубашку. Ватрушка несколько раз стукает меня пустой чашкой по лбу и удаляется с торжествующим видом победителя. Тщательно проверив внешний вид перед зеркалом (Папа ненавидит, когда к нему приходят небрежно одетые подчинённые), целую Вареника в щёчку, делаю короткий заказ на вечер и выдвигаюсь. Солнце на улице пылает так, что больно глазам, поэтому надеваю очки, которые сунула Ватрушка перед выходом. Она говорит, что в них я похож на адмирала из какого-то фильма. Надя же вечно фырчит и называет тонтон макутом. Кажется, так называли полицейских на Гаити. Пока я сажусь и завожу авто, пара соседок отрывается от палисадника и принимается рассматривать мою машину. Потом отворачиваются и начинается оперативная сводка. Апогея она достигнет ближе к вечеру, когда длинная лавка перед подъездом заполнится до отказа и информация хлынет полноводной рекой. Давно хотел съехать из этого муравейника в частный сектор, но Вареник упёрлась; сказала, дескать привыкла к многоквартирным домам. Ладно, отгуляем отпуск, попробую уговорить ещё раз. Скачаю фотки Папиной обители, пусть полюбуется на бассейн, японский садик и насыпную горку у ограды. Уже почти трогаюсь, когда телефон извещает о том, что звонит номер из тайного списка. Ха, да это же– девица, так лихо ломанувшая защиту моей машинки! Время ещё не давит, поэтому включаю приём и наблюдаю на экране симпатичную мордашку. Обладательница оной смотрит на мой прикид и заметно офигевает. По крайней мере, глаза у неё становятся большие-пребольшие. – Охренеть!– И тебе: доброе утро. – откликаюсь я. – Чем обязан, милое видение? Желаешь извиниться за вторжение в частную жизнь?Как же! Видение, очевидно, имело намерение подшутить над бравым капитаном и лишь его вил, при всём параде, несколько сбил с толку. Слышу оживлённое шушуканье за кадром и различаю пару советов. Вот чертовки!– А как зовут такого красавца?– Как записано в его учётной записи, так ловко взломанной неведомой почитательницей. Как, кстати зовут её, напомни?– Кароль…Каролина, – она вновь теряется и начинает пунцоветь. Ей это очень идёт, – Леонид, значит? Красивое имя. – Взаимно. Так чем обязан? Дама попала в беду и нуждается в срочных действиях российской армии?– Э-эм…А Леонид не желает более тесного знакомства?– за кадром– настоящий шабаш юных ведьмочек, с хохотом и падениями на мягкие поверхности, – Тихо! Так как?– То есть мою новую знакомую не смущает статус: «женат»?– я тоже улыбаюсь, а уши Кароль становятся огненно-красными, – Решила подшутить над стариком? Поманить молодым телом? Неужели я так похож на сатира под прикрытием?– Ну да, – она машет рукой, – Нет, не про сатира, про шутку. Но не только. Короче, Леонид, вы мне очень понравились и если вдруг… Ну, если в семье не то…Короче!И девица, с видом заправской индианки, обрывает связь, оставив меня хохотать в одиночестве. Что это было, Холмс?Эк мне сегодня все настроение поднимают. Лишь бы Папа не испортил. Папа не портит. Папа пребывает в задумчиво кофейном настроении, приправленным толикой благодушия и ароматизированным буддистским спокойствием. Он сидит за столом и лениво рассуждает о будущих отпускниках, которым до отдыха осталось всего ничего, а то и меньше. Пространной лекции внимают пять пустых чашек из-под кофе, одна полная, ну и я, не совсем понимающий, к чему всё это. От обсуждения отпуска разговор плавно съезжает к средствам, необходимым молодому капитану, который едет на юга в сопровождении ещё более молодой супруги. И чем больше будет этих самых средств у означенного капитана, тем лучше для него и его очень молодой жены. Так, становится интересно. С этого момента подробнее, пожалуйста. Впрочем, Папа не долго ходит вокруг, подобно коту из поэмы. Он размеренно добивает порцию кофе и рассказывает о неприятной, но необходимой процедуре прослушивания ежеквартального отчёта исследователей управления. Обычно подобные мероприятия посещает руководитель группы, за что ему полагается дополнительная копеечка. – Не очень большая, – глубокомысленно цедит Папа, гадая на кофейной гуще, – но– чувствительная. Особенно, в качестве прибавки к отпускным. Фёдор сегодня занят. Кумовья повезли сына в какой-то диагностический центр, поэтому принято решение послать другого кандидата. Впрочем, и Папа прищурившись смотрит на меня, возможно всё дело в грядущем повышении. И это, так сказать, одна из многочисленных тестовых проверок на профпригодность. Видимо, на усидчивость. Перспектива двухчасовой лапши на уши, естественно, не радует, да и в командиры я совсем не рвусь. Но, раз уж приехал, да и к Насте один чёрт придётся заходить. Ну и плюс прибавка к зарплате. Прочитав всё это по моему лицу Папа довольно кивает и приказывает топать в актовый зал, не забыв отметиться в журнале присутствия. До означенных лекций остаётся чуть более пяти минут. Напрягаться не приходится. Как и толкаться в огромной очереди у дверей актового зала. Пока секретарь фиксирует отпечаток моего пальца на мерцающем экране, остаётся вполне достаточно времени, чтобы окинуть зал взглядом, оценив «наплыв» посетителей. Три-четыре десятка, не больше. В основном– из научного блока. Тем– только позволь, сразу найдут повод отлынивать от работы. Ну, и с десяток незнакомых офицеров в возрасте, при параде. Должно быть, министерские. Поневоле ощущаешь себя белой вороной. Остаётся посочувствовать Фёдору, которому приходится регулярно посещать подобные праздники жизни. На спинке кресла высвечиваются темы лекций. О, а второй будет выступать некая А. Михальчук. И расскажет нам Настя о попытках идентифицировать источник эпидемии. Хоть бы не уснуть до того момента, когда её мордашка сменит усатую физиономию краснощёкого пыхтящего мужика. Впрочем, всё оказалось не так уж и плохо. Я даже почерпнул кое-что интересное, вслушиваясь в неожиданно красивый баритон докладчика. Темой его повествования оказалась система защитных башен. Её происхождение, достоинства и недостатки. Судя по всему, усатый рассказчик собирался просить денег на модернизацию. И видимо, у тех самых министерских офицеров, которые под конец доклада принялись активно задавать вопросы, в основном– именно в финансовой сфере. Зато я узнал, как шла борьба между сторонниками проекта «Стена», он же– «Китай», которые намеревались спрятать население городов под землю и теми, кто настаивал, дескать башни контроля способны отследить и предупредить любую опасность. Оба варианта казались одинаково дорогостоящими и ненадёжными, но конец прениям положил инцидент в Хельсинки, жители которого спрятались-таки в своих комфортабельных норах. Инфицированным удалось проникнуть под землю и через неделю город превратился в огромное гнездовье. Его чуть позже выжгли напалмом, не став разбираться, остались там нормальные или нет. Суть предложений докладчика сводится к оснащению каждой башни ракетной установкой, автоматически реагирующей на любую угрозу. Проблема заключается в том, что во время испытаний автомат один раз поразил гражданский объект, спутав его с врагом. Точная идентификация требует дополнительных вложений, а хомяки из министерства упираются, как могут. В конце концов спорщики решают, что финансовые и организационные вопросы можно и должно решать в другой обстановке. На этом первая часть мероприятия заканчивается. Поскольку никто расходиться не собирается, я тоже сижу ровно на жопе и ожидаю добавки. Добавка более аппетитная, чем усатый сторонник ракетных башен. Настя выглядит очень эффектно в белом костюме из облегающей юбки и приталенного пиджака. Пока докладчица готовится, слышу конструктивные предложения из лагеря учёных. Сводятся они в основном к тезисам: «Вдул бы– не вдул». Когда экран отражает лицо Анастасии, подчёркивая все его достоинства и недостатки, я внезапно понимаю, что бывшая подруга очень устала. Никакая косметика не способна полностью скрыть синеву вокруг глаз, угрюмые складки в уголках рта и какое-то непонятное выражение безнадежной тоски. Впрочем, на речи это никак не сказывается, и Настя очень чётко и доступно рассказывает о своих исследованиях. Если судить по фотографиям и видео, то работа произведена реально колоссальная. А учитывая, что на многих фото Настя присутствует лично…Бедная ты девочка, как же тебя помотало по всем этим филиалам ада!Не знаю, как других, а меня особенно впечатлили кадры из Краснодарского края. Туда долго шарашили Солнцепёком, пытаясь выжечь целую сеть гнёзд. Когда экспедиция военных биологов прибыла на место, выяснилось, что некоторые гнездовья находились глубоко под землёй и многие твари сумели пережить огненный шторм. Заодно я убеждаюсь, что наши учёные весьма неплохо умеют обращаться с оружием. Ну и да, вид сверху на вскрытое гнездо, это– нечто!Сутью рассказа есть предположение, что эпидемия имеет искусственный характер. Прежде такие идеи именовали конспирологической чушью и полностью отметались. Однако же, докладчик очень подробно, едва не на пальцах, со всеми доказательствами убеждает: иного и быть не может. Мутанты непрерывно изменяются, причём эти изменения происходят одновременно по всему миру, чего, в принципе, быть не может, если взять за основу природное происхождение пандемии. Все изменения так или иначе связаны с нашими попытками обороняться. Если где-то применяют отравляющий газ, следующее поколение нападающих оказывается полностью невосприимчиво к любым ОВ. Если кто-то разрабатывает биооружие, то вирус активен в одном– двух гнёздах, после чего его воздействие прекращается. Точно где-то существует некий центр, откуда внимательно следят за развитием событий, корректируя методы атаки. Не знаю, как другие, а я ощущаю сильный дискомфорт. Одно дело, когда ты противостоишь, пусть умным, но просто заражённым. Совсем другое, если все твои схватки– просто локальные стычки огромной бойни, где мы постепенно терпим поражение от противника, никому доселе неизвестного. Настя приводит подробные карты распространения пандемии, постепенно опускаясь в датах, пока область заражения не сужается до крохотного пятачка в центре Европы. Именно здесь впервые зафиксировали случаи, принятые поначалу за очередной штамм обычного гриппа. Дальше события понеслись вскачь и как-то обуздать систематику удалось лишь тогда, когда заражённые принялись прыгать в воды Ла Манша и штурмовать побережье Чёрного моря. Бонн первым подвергся массовой атаке мутантов, и Настя предполагает, что очаг пандемии находится именно в окрестностях этого немецкого города. Сейчас трудно, почти невозможно, получить информацию из района, кишащего такими отродьями, что никому и не снились. Однако, судя по сводкам уцелевших медцентров, в окрестностях Бонна ранее располагались по меньшей мере три биологических лаборатории. – А если жахнуть туда ядрёным зарядом?– лениво интересуется один из министерских хомяков. Похоже, он и не ожидает ответа. – Такое предложение уже было высказано, обдумано и отклонено, – бесстрастно отвечает Анастасия, – Если центр управления распространением пандемии и существует, он явно переместился в Средиземноморье. Так утверждают наши аналитики. К тому же абсолютно неизвестно, какие новые мутации может вызвать применение атомного оружия у заражённых. Нам всё это точно на пользу не пойдёт. Проверено. – Можно отправить спецгруппу, – кто-то, из учёных, проявляет больший интерес, – Обыскать лаборатории, найти остатки оборудования, документации, а уж после– плясать от печки. – Европейские спецслужбы дважды пытались это осуществить, – Настя проводит ладонью по лбу, – Никто не вернулся. В штабе рассматривают целесообразность отправки наших. Идея действительно хорошая, а игра стоит свеч. Исследование нулевой точки способно дать ответы на многие вопросы. Дальше начинаются какие-то, совсем уж узкоспециализированные, расспросы, касательно физиологии мутантов и способов лечения заразившихся. Поначалу пытаюсь вникать, но почти сразу теряюсь в водовороте непонятных терминов, отсылок к неизвестным трудам и каким-то опытам. К счастью этот момент заканчивается довольно быстро, Настя благодарит всех за внимание и народ начинает разбредаться. Среди сборища тыловых крыс встречаю знакомое, но разжиревшее до неприличных размеров, лицо. Митька Наверзин, мой однокурсник, который умудрился дослужиться до подполковника информслужбы. Ну да, помнится худенький, в те времена, паренёк, очень нехило хакал любые сервера, за что был обласкан простым людом и неоднократно бит службами безопасности. Димка очень радуется встрече, оставляет свои координаты и приглашает встретиться на выходных. Попить пивка, расслабиться. Сейчас, с его слов, прорва срочных дел, но до субботы всё должно разрулиться. Соглашаюсь, ещё раз пожимаю пухлую ладошку и обнаруживаю, что остальная публика успела благополучно разойтись. У выхода меня встречает тощий, точно щепка, майор, который вручает мне флешку. Там, сего слов, записаны расширенные варианты сегодняшних лекций. Накопитель в защитной оболочке, с эмблемой управления выглядит весьма солидно, такой брелок не стыдно и на ключах носить. Майор привычно бормочет отченаш про секретность и неразглашение. Всё знаем, не первый год замужем. Кроме тощего майора меня ожидает Анастасия с планшетом в руках. Она молча кивает, и я послушно иду следом. Сейчас мою несчастную шкуру станут дырявить в очередной раз, а разговор вновь сведётся к: «закати рукав– опусти рукав– до завтра». Я ошибаюсь. Анастасия откладывает планшет, потирает виски дрожащими пальцами, а после интересуется: не желаю ли я кофе с коньяком? Я обескуражен, но– желаю. В своё время, очень далёкое время, кода солнце светило ярче, а поцелуи были много слаще, Настя готовила мне кофе и приносила в постель. Кофе у неё получался на редкость гадкий, но я молча глотал эту тёплую противную жижу. Потом целовал жилку, пульсирующую на виске и говорил, как люблю свою утреннюю фею. Иногда я называл девушку будильничком. Готовить кофе Настя так и не научилась. Но хоть с коньяком всё в порядке. Поэтому дурацкий вкус непонятной жидкости тонет в торжествующем благоухании благородного напитка. Мир сразу становится краше и добрее, а женщина вновь становится давней знакомой, разом теряя десяток прожитых лет. – Помнишь, как мы гуляли по набережной?– Настя трогает губами чашку и с непонятной тоской смотрит под ноги, – Там было столько удобных лавочек, но мы всегда шли в одно и то же место. – Да, – я с некоторым изумлением гляжу на собеседницу, – Там стояли два сфинкса. Один– с отбитым носом, а второй– с половиной крыла. Ты ещё говорила, что они смотрят друг на друга с любовью. А потом…– Потом ты садил меня на того, что без крыла и говорил, что сифилитичного забираешь себе, – Анастасия вспоминает забавные моменты с такой скорбной физиономией, будто мы поминаем покойника, – А дальше мы пили пиво, разговаривали про будущее и целовались, перегибаясь через головы сфинксов. – Угу, – кофе начинает немилосердно горчить и стягивать рот, словно я хлебнул смолы, – А ещё я читал тебе стихи. – Гумилёва. Я помню, – она поднимает голову, – Про жирафа. Прочитай сейчас!В голове не осталось ни единой строчки, поэтому я растерянно улыбаюсь и пожимаю плечами. Анастасия кивает, допивает кофе и ставит пустую чашку на клавиатуру открытого ноута. Кажется, она вообще не видит ничего перед собой. Не знаю, какие образы стоят перед её глазами, но я просто молчу и делаю глоток за глотком. Магия улетучилась и потребовала расплаты. Все прошедшие годы разом вернулись и Анастасия кажется неимоверной древней, точно прародительница тех самых сфинксов. Потом капитан Михальчук издаёт короткий, то ли всхлип, то ли стон. Когда я вскидываюсь, она протягивает ладонь вперёд.

– Не надо, всё в порядке, – женщина поднимается на ноги и проводит рукой по лицу, – Просто, последнее время столько всего навалилось, и я немного устала. Настя гремит своими колбочками, а потом-таки просит меня предъявить руку для экзекуции. Кажется, в этот раз она вводит большую дозу, потому что укол выходит гораздо больнее, а рука даже немеет. – Что, ситуация усугубляется?– интересуюсь я, поморщившись, – Или тебе ничего не жалко для старого знакомого?– Двойная доза, – на лице Анастасии такое выражение, словно она страдает от зубной боли, – За сегодня и завтра. Поэтому следующий день целиком посвяти выгулу любимой супруги, а про меня можешь забыть. На время. – Про тебя забудешь, – я криво ухмыляюсь, разминая предплечье, – Что, куда-то уезжаешь?– Да нет. Просто послезавтра у тебя намечается весьма напряжённый день, – Настя садится за стол спиной ко мне и опирает подбородок о подставленный кулак, – Общий сбор всех групп чистильщиков. Лёня, вам предстоит аналог общевойсковой. – Папа ни словом не обмолвился, – я недоверчиво качаю головой, – На него не похоже. Да и всё остальное…Мы только-только после дня, а про такие вещи обычно сообщают минимум за неделю. – Александр Константинович ещё не в курсе, – отвечает Настя, не оборачиваясь, – Информация строго засекречена и только-только из министерства. Сегодня и завтра проводятся оперативные действия поддержки, а послезавтра вас бросят в пекло. Точно решившись на некий экстраординарный поступок, Анастасия открывает ящик стола и чем-то там щёлкает. Потом встаёт и протягивает мне ампулу, по виду весьма похожую на те, которые мы употребляем перед операцией. Только цвет другой: ярко красный. – Заменишь свою в инъекторе, – наверное, глаза у меня лезут на лоб, потому как собеседница криво усмехается и поясняет, – Не бойся, цианистого калия тут всего половина, остальное– мышьяк и белладонна. Это– экспериментальный препарат, которым мы планируем заменить СУР. В принципе, тесты эта штука уже прошла и пока процесс упирается в подписание кучи бумаг. – А мне, значит, по знакомству, – я разглядываю ампулу на свет и прячу в карман, – Ладно. Как понимаю, желательно, чтобы никто моих манипуляций не заметил?Настя кивает и смотрит на меня с очень странным выражением. Да, похоже она реально устала. – Правильно понимаешь, – чеканит капитан, – Вообще-то, чтобы ты был полностью в курсе: занимаясь твоим гриппом без отчётности и передавая экспериментальное средство до начала официального использования я серьёзно рискую. За такие фокусы обычно проводят служебное расследование и к чёрту выгоняют. С волчьим билетом. Её голос начинает звенеть, подобно надтреснутому бокалу. Ощущая потребность немедленно прекратить тревожащий душу звук подхожу ближе и беру Настю за плечи. И тут она натурально ломается, повисая на мне, точно упавший манекен, из которого вынули жёсткое основание. А спустя несколько секунд происходит ещё более странная вещь: Анастасия начинает глухо всхлипывать, ткнувшись лбом в моё плечо. Господи, никогда раньше не видел, чтобы она плакала! Подруга казалась такой же светлой и чистой, как полдень летнего дня. Ведь безумно же ожидать дождь с ясного неба!– Что-то случилось?– тихо спрашиваю, легко касаясь губами её волос, – Помочь?Ответа нет. Мало того, приходится полностью поддерживать тело женщины, которая прекратила плакать и теперь глухо сопит. Анастасия спит. Вот так, просто взяла и уснула. Офигевая от всего этого, я осторожно укладываю Настю на кушетку и надев фуражку направляюсь к двери. Однако, уже около самого выхода слышу яростный шёпот и оборачиваюсь. Анастасия продолжает спать и при этом её губы шевелятся, выпуская наружу: «Прости, прости!»Интересно, перед кем же она так провинилась, что эти мысли не дают её покоя даже во сне?Покачав головой, я выключаю свет и закрываю дверь. Что бы в жизни Анастасии не происходило, сейчас её просто необходимо немного выспаться. К счастью, у меня нет таких проблем. Болезненные ощущения в руке прекратились, мир кажется красочным и жизнеутверждающим. Несколько тревожит лишь грядущая операция. Если верить сказанному, то предстоит нечто грандиозное. В чём-то подобном я участвовал лишь пару раз и весьма давно. Просто не представляю, как массовый загон повторится в наше время, когда система пропускает лишь одиночных мутантов. Не за город же нас собираются послать?Поживём– увидим. ПАРК РАЗВЛЕЧЕНИЙ. ВАРЯ. ДЕНЬ И ВЕЧЕРКак и было приказано, беру Ватрушку и веду выгуливать. Думаю, что хрень, которую колет Настя, если и не прогнала вирус, то загнала его далеко-далеко, потому как моё состояние и настроение с утра– просто великолепные. Дурацкие сны и ранки на губах успели забыться, а мышцы переполняет жажда деятельности. Мы занимаемся любовью, потом завтракаем и я предлагаю Варенику прогуляться. Учитывая тот факт, что у неё имеется пара новых нарядов, настоятельно требующих срочной публичной демонстрации, согласие поступает незамедлительно. Мало того, меня непрерывно подгоняют, в результате чего я быстро оказываюсь полностью одетым и сидящим на диване. В это время Ватрушка, в одних труселях, продолжает крутиться перед умным зеркалом, вынуждая отражение комбинировать причёски на лохматой голове. В конце концов, когда мне кажется, что никакой прогулки уже не состоится, Варя приводит себя в порядок. При этом она, почему то, надевает брючный костюм, в котором я её уже видел раньше. Кепка с помпоном, правда, новая, как и странные туфли на спиральном каблуке невероятной высоты. Волосы торчат из-под головного убора так, словно никогда в жизни ничего не слышали ни о расчёске, ни о еженедельном походе в салон красоты. – Не слишком долго?– невинно интересуется Ватрушка, помахивая сумочкой, которую я всегда называл выкидышем дикобраза. – А? Что?– делаю вид, будто просыпаюсь, – Дорогая, выгляни из пещеры: тираннозавр уже ушёл?«Выкидыш дикобраза» опускается на мою голову, и мы выходим в ослепительный солнечный день. Вновь приходится цеплять на нос тёмные очки, потому как сегодня светило ещё более безжалостно. Вареник толкует о русских, которые любят быструю езду, но я категорически заявляю, что такие красивые ножки нуждаются в тренировке, а столь совершенная фигура– в сотнях благодарных зрителей. Намёк, поданный в столь льстивой форме, воспринимается благосклонно и наш механический друг остаётся дремать под навесом. Белые волосы варвары пляшут на лёгком ветерке, а встречные мужчины, которых, к сожалению, немного, глядят на мою жену с восхищением и вожделением. Пусть завидуют. По дороге приходится то и дело прерывать порывы девичьей души. Магазинов женской одежды хоть и не очень много, но они имеют место быть. И всякий раз, когда справа или слева появляются витрины, где голографические манекены с лицом Вари демонстрируют последний писк, блеск, шик и прочие чудачества моды, ноги на спиральных каблуках теряют путеводную нить и делают попытку увести нас в чащобу безумных женских желаний. Страшно подумать, что происходит, когда меня нет рядом. Впрочем, возможно– ничего страшного. Как-то Вареник отсутствовала полдня и вернулась всего лишь с малюсеньким пакетиком. Она пришла и принялась рассказывать, сколько бутиков, салонов и прочих ловушек, успели её сегодня повидать. Насколько я понял, Варя иногда просто беседовала с консультантами, отчего обе стороны приходили в состояние, близкое к оргазму. Ну что-то, типа того, который я испытываю, когда в автосалон привозят новую резину с гибридным протектором или ускоренный сенсор для торпеды. Сегодня всё под контролем: гулять– значит гулять. И мы гуляем; сначала– по нашей улице, потом выходим на центральный проспект и ловим зайчики, прыгающие в сплошном зеркале небоскрёбов. Только здесь, ближе к центральной части города, становится понятно, насколько нас стало меньше. Если во времена детства и юности поток машин казался чем-то монолитным, подобным исполинской сегментчатой змее, то сейчас автомобили даже развивают приличную скорость, перестраиваясь из ряда в ряд. И всё это, учитывая, что метро давным-давно закрыто и опечатано из соображений безопасности. Слишком великим казался риск, что кто-то, из заражённых, сумеет найти там место для гнезда, а то и нескольких. Позже выяснилось, что гнездовья в основном возникают в людных районах, а ежемесячные проверки не выявили признака даже чахлого опарыша. Но к тому времени население успело уменьшиться до такой степени, что пускать поезда уже не имело никакого смысла. Ещё один показатель того, что войну мы проигрываем. Ладно, к чёрту печаль. Сегодня– солнечный день, тёплый ветер дует в лицо, а Ватрушка, каким-то чудом удерживающаяся на своих спиральных ходулях, чирикает про туристические каталоги. Их она просматривала вчера, пока я занимался «черти чем». С её слов, у нас имеется «пять отличных вариантов», но все они требую небольшой финансовой добавки. Впрочем, как доверительно сообщает Варя, турагентства всегда идут навстречу, когда требуется оформить кредит. Естественно, ни с какими кредитами я связываться не собираюсь. Даже если Настя ошиблась, насчёт завтрашней операции, впереди маячит ещё один плановый день сурка и премиальных уж точно хватит на все желания Вареника. Но я помалкиваю, соглашаясь с каждым словом спутницы. Не люблю загадывать на будущее: мама говорила, дескать ангелы подслушивают слова и мысли, чтобы сделать наперекор. Нам встречается одна из подружек Вари– Катерина, после чего бесконечные полчаса знакомые тарахтят о малопонятной мне хрени. При этом они щеголяют такими названиями и терминами, от которых мозги медленно, но верно начинают закипать. И хорошо, что мы не дома, иначе в ход пошли бы бумажные и электронные каталоги. В такие моменты я смело ухожу гулять, твёрдо зная, что несколько следующих часов меня точно не хватятся. В конце концов я не выдерживаю и сохраняя на одеревеневшей физиономии приклеенную улыбку, увлекаю Ватрушку прочь от закрывающей глаза кати. Несколько минут мне выказывают своё «фе», объясняя, что я– невоспитанный мужлан и тупая скотина. Отрицать бесполезно. Поэтому я просто целую Варю и объясняю, что если она продолжит кипятиться, то её придётся окунуть вот в этот фонтан. Окунаться Ватрушка отказывается наотрез, но заставляет её снимать фоне пляшущих брызг. Сейчас Варвара необыкновенно красива, а лучи солнца, разлетаясь в каплях фонтана, образуют вокруг неё радужный ореол. – Ну скажи: я– богиня?– настойчиво интересуется наглая физиономия, хоть её вопрос больше напоминает утверждение, – А если я– богиня, то ты должен мне поклоняться и приносить жертвы. – Я пожертвовал тебе всю свою несчастную нервную систему, – жалобно говорю я. – Это– самый ценный дар. Меня грызут за ухо и требуют сахарной ваты. Указания о том, что данная штуку вредна и вызывает ожирение решительно игнорируются. Приходится вручать вымогателю огромный ком воздушной субстанции. Ну, ну, посмотрим, что станет с твоим макияжем. К моему удивлению, Вареник умудряется употребить весь продукт и при этом сохранить в неприкосновенности помаду и прочие туши. Ведьма, не иначе. После того, как липкая хрень полностью уничтожена, Варя тянет меня в переплетение узких переулков. Этот район, в своё время, отдали на откуп всевозможным мелким фирмам, взяв с них обязательство сохранять в неприкосновенности старину вековых построек. Теперь проулки выглядят, как заправские декорации исторических фильмов и Ватрушка фотографируется то под угрюмым гномом, рекламирующим перфораторы, то под лучником, пускающим стрелы в смартфон. Честно говоря, даже жалко, что мы так мало гуляем по собственному городу. Только подумать: на кой чёрт нужны эти дальние поездки, если можно снять номер в гостинице на берегу реки, где-то в отдалённом районе и…Впрочем, не стану озвучивать свои еретические мысли, ибо Вареник тут же примется кипеть, что твой чайник. Мы проходим по арке маленького каменного мостика, делая остановку для пары фото и я любуюсь отражением подруги в чистой воде. Главное русло на подходе к городу с обеих сторон перекрыто крепкими металлическими сетями. Там же установлены могучие фильтры и десятки охранных башен. Теперь река– самое безопасное место в городе, хоть ещё десяток лет назад основная часть заразы попадала внутрь именно по водному потоку. Варя опирается на полированные брусья деревянной ограды и наклонив голову, постреливает в меня хитрым глазом. Собственно, я отлично понимаю, к чему она клонит: именно так мы с ней и познакомились. Когда я её увидел первый раз, девушка сосредоточенно уничтодала огромны чупа-чупс. Ощутив мой заинтересованный взгляд, незнакомка принялась стрелять глазками, точно заправский снайпер. Как Варя заявила много позже, её сразу впечатлил красивый офицер, но она почему-то решила, что я– женат и максимум, на что можно надеяться, так это на лёгкую интрижку. Поэтому, когда я стал рядом и восхитился шикарным лохматым беретом, Варвара едва не подавилась конфетой. Гм, а ведь и виду тогда не подала. – Чупса не хватает, – говорю я и взяв за плечи, прижимаю Варю к себе, – Точно и не было всех этих лет…– Каких таких лет?– мне вновь надгрызают ухо, – Ты что, пытаешься мне напомнить про мой возраст? Ты меня только что старухой назвал? Старой некрасивой толстухой? Хамло! Некультурный солдафон, недостойный обладать такой прелестью!Всё вроде бы, как обычно, но на солнце словно набегает туча или просто темнеет в глазах. Возникает ощущение, будто ко мне прижимается холодное скользкое тело, а чья-то пасть, полная острых клыков, распахивается, изготовившись вонзить в шею…– Лёня, ты чего?– Варя вырывается из объятий и отступает на пару шагов, – Ты меня сейчас чуть не раздавил! Что у тебя с глазами?– С глазами?– я тяжело дышу и веду рукой по лицу, – Что с глазами? Ф-фу, голова закружилась. – Теперь всё нормально, – Вареник встревожена, – А были– почти чёрные. С тобой всё нормально? Может пойдём домой?– Нет, всё в порядке, – я улыбаюсь, ощущая, как нечто внутри продолжает неприятно трепыхаться, – Идём, идём. И мы идём дальше, стараясь не вспоминать неприятный эпизод. Чтобы окончательно успокоить взбудораженную Ватрушку, предлагаю заглянуть в парк развлечений двумя кварталами дальше. Варя, продолжая морщить гладкий лобик, что ей совершенно не идёт, соглашается. Однако её прикосновения носят оттенок лёгкой нервозности, а радужные речи о будущем отпуске иногда прерываются такими долгими паузами, словно спутница пытается на ходу решить систему интегральных уравнений. Мы задерживаемся у небольшой детской площадки и я покупаю Варенику бутылку минералки. Пока она пьёт, я рассматриваю десяток карапузов, сосредоточенно перемещающихся по лабиринту, между качелями и батутами. Самые спокойные пытаются соорудить в песочнице сложную конструкцию, напоминающую кошмар абстракциониста. Общую идиллию с играющими детьми и дремлющими стариками не портит даже хорошо скрытый пост охраны в десятке шагов. И в самом центре города нужно быть готовым к любым неожиданностям. Варя протягивает мне бутылку, опорожнённую на треть и следит за направлением моего взгляда. – Хочется?– интересуется она, скорее для проформы. Уж я то знаю её личное отношение к мелким спиногрызам. – Ты о процессе или о результате?– улыбаюсь я, – Ну, если в одном вопросе мы непременно сходимся, то расхождение в другом кардинально препятствует достижению полного консенсуса. – А, ты же вчера ходил на какие-то лекции, – Варя понимающе кивает. – Нахватался, видать, всякой гадости. Лёнь, – она прижимается ко мне и жалобно смотрит снизу вверх, – Я уже почти-почти готова. Давай отдохнём, наберёмся сил. Может меня накроет прям на курорте и мы будем стараться, стараться и ещё раз стараться! Представь, дочка, которую зачали на океанском побережье?– Дочка? Хм, – я рассматриваю хитрые глаза, – А впрочем, какая разница?Мне терпеливо объясняют, в чём заключается разница между мальчиками и девочками и я согласно киваю, делая вид, будто неимоверно удивлён различием. Пока мы оба наслаждаемся идиотским разговором, длинная аллея, поросшая берёзками, выводит нас к воротам парка. Время не совсем праздничное, поэтому у касс нет особого ажиотажа. Я покупаю входные карточки, а Вареник сосредоточенно изучает лоток с сувенирами. Естественно, мы не можем уйти прост так, поэтому приходится купить крайне нужную в хозяйстве вещь– серёжки из разноцветных ракушек. Кажется, такого добра у нас несколько шкатулок. – Ты– зануда, – бормочет мне в ухо Ватрушка, – Пошли уже. Хочу мороженку и на колесо обозрения. Как ни странно, но оба её желания тотчас осуществляются, причём, даже больше того: я тоже жую мороженку с каким-то непонятным привкусом лайма. Почему -то это вызывает воспоминания о последнем праздновании Нового года и бутылке текилы, выпитой с Фёдором в два горла. Нас медленно поднимают над шапками деревьев, над изгибом реки и в конце концов кабинка точно застывает в высшей точке, откуда можно наблюдать весь старый город, вплоть до небоскрёбов, которые отсюда, да против солнца, напоминают взаправдашние горы. – Во-от, горы, – бормочет вареник, сексуально посасывая эскимо, – Всё-таки я хочу именно в горы. Всё, решено!Горы, это– снег и лыжи; лыжи, это– лодыжка Варвары, которая имеет тенденцию выворачиваться даже на абсолютно ровных плоскостях, не говоря уже про скользкие и наклонные. Видимо я действительно получу в отпуске ребёнка и даже девочку, вот только– великовозрастную. – А теперь, вон туда, – подруга указывает пальцем на штуку, напоминающую исполинский маятник, – Чтобы уху-хух!– А тебя после ухухуха тошнить не будет?– интересуюсь я, вспоминая прошлый раз и получаю, вместо ответа, щелчок по носу. Ну что же, я своё дело сделал. В этот раз всё проходит просто замечательно и мы ещё идём на охо-хо, то есть– американские горки. После этого тяжело дышащая Ватрушка сообщает, что ей необходимо в комнату для девочек. Пока мы шагаем к месту назначения, огибая журчащие фонтаны и группки сосредоточенных карапузов, Варя напоминает, как первый раз я заблудился в голографической карте парка и вместо выбранной точки привёл страдающую Ватрушку в дебри хозяйственных построек. Хорошо, старый спокойный узбек, рассудительно повернул карточку вверх ногами и провёл заскорузлым пальцем кратчайший маршрут. В это раз заминок, естественно, не происходит. Мне вручают «выкидыш дикобраза» с приказом беречь, точно зеницу ока и исчезают за раздвижной дверью. Поскольку сам я не имею никаких побочных желаний, остаётся брести по узкому проходу до высокой бетонной ограды парка, окунувшись в густую прохладную тень.