Рассказ:
Снег и ветер. На морском берегу стоят двое. Он – доблестный рыцарь, белая кость, голубая кровь… Она – невеста дьявола, черное сердце, дурной глаз… Он – палач. Она – его жертва. Обоюдоострый меч уже занесен над ее головой. Вот-вот – и все пойдет как обычно, ведь «божьему псу» невпервой расправляться с ведьмой. Но…
Заклятье невиданной силы во мгновение ока все изменяет: теперь уже он – кукла в ее руках. Ему не сможет помочь никто, даже возлюбленная, красавица с огненно-рыжими волосами. Ей тоже предстоит стать куклой в этой колдовской, пронизанной страстью игре и принять участие в чудовищной подмене..
Жизнь перестает быть жизнью, а смерть – смертью. Воздаяние и нерастраченная нежность занимают их место. Снег и ветер. На морском берегу стоят двое. Он – доблестный рыцарь, белая кость, голубая кровь… Она – невеста дьявола, черное сердце, дурной глаз… Он – палач. Она – его жертва. Обоюдоострый меч уже занесен над ее головой. Вот-вот – и все пойдет как обычно, ведь «божьему псу» невпервой расправляться с ведьмой. Но…
Заклятье невиданной силы во мгновение ока все изменяет: теперь уже он – кукла в ее руках. Ему не сможет помочь никто, даже возлюбленная, красавица с огненно-рыжими волосами. Ей тоже предстоит стать куклой в этой колдовской, пронизанной страстью игре и принять участие в чудовищной подмене..
Жизнь перестает быть жизнью, а смерть – смертью. Воздаяние и нерастраченная нежность занимают их место. А еще – безумие. Безумие человека, который ради слепой веры предает самое главное – красоту.
в темноте закричала женщина. закричала отчаянно и безнадежно. так кричат, когда ничего другого не остается.
от этого крика рупрехт проснулся.
поправил плащ на плече, пощупал меч – на месте ли.
осмотревшись, увидел, что лошадь вывезла к морю.
ехал вдоль берега, покуда не увидел небольшой каменный дом под черепичной крышей. подумал: кто может жить в этой глуши? разве, рыбак. но не увидел ни лодки, ни рыбацких сетей.
и решил: спрошу.
направил, было, коня к дому, но тут старая рана напомнила о себе. и в тот же миг боль исказила лицо его. и он впился в грудь свою. и пальцы его побелели.
когда же боль стихла, развернул коня. поехал от берега прочь.
в этот осенний ветреный день женщина бродила по каменистому берегу моря.
вся в черном. в черном платье. с черной вуалью.
прижимала к груди сверток, качала из стороны в сторону. мурлыкала колыбельный мотив. имя ей было хлоя.
но вот подошла к дому под черепичной крышей.
рядом с домом торчало из земли, будто рука покойника, сухое дерево. на одной из веток в порывах ветра раскачивался и звенел небольшой колокольчик.
женщина вошла в дом. (земляной, усыпанный соломой пол, веник у двери, небольшой очаг с тлеющими углями, пара грубо сколоченных стульев, деревянная кровать с подушками и одеялом, окованный железом сундук, пучки трав под потолком; хоть было жилище бедным, всюду царил порядок. )
положила сверток на постель. развернула и достала из него курицу-пеструшку.
посадила птицу в плетеную из ивовых веток клетушку. насыпала немного зерна.
подбросила дров в очаг и вышла на улицу.
села подле дома на небольшую скамеечку. стала смотреть как солнце медленно погружается в морскую пучину.
грезила о лодке, плывущей от заката к берегу. а в лодке – двое отроков: мальчонка с девчушкой. худые. голодные. с запавшими от усталости и жажды глазами. грезила, как прибьет лодку к берегу, как прыгнут дети в воду по пояс, как выйдут на сушу, побредут уставшие – вот-вот упадут – к ее хижине. скажут, плача: тетенька, накорми, обогрей!
и губы женщины дрогнули чуть заметной улыбкой…
но видение исчезло, растаяло, испарилось.
и снова море стало пустым. и снова солнце стало холодным.
была она молода и красива. имела волосы рыжие, как огонь. был ее голос певуч. именем была анна.
шла по высокой жухлой траве.
говорила:
птицы лучше людей. птицы красиво поют. птицы парят высоко. птицы не воюют. птицы не воруют. не грабят. не насилуют. не стяжают. не врут. не нарушают клятв. птицы не умеют предавать. не умеют притворяться. не завидуют. вот потому-то птицы парят высоко – подальше от наших грехов. птицы громко поют – они напоминают нам о простой красоте, которую мы упрямо не желаем замечать. еще бы – ведь вокруг так много веселья. нам не до вашего пения, птицы! у нас свои песни! наши песни получше ваших будут!
когда же в траве наткнулась на птицу, умолкла.
склонив голову, долго смотрела на мертвую чайку.
протянула руку, коснулась пуха на изогнутой шее. и был тот пух мягким и как будто теплым.
взяла птицу в руки, прижала к груди и медленно побрела к видневшемуся вдалеке замку.
старик-слуга возле ворот замка стоял. смотрел на медленно бредущую к замку девушку с рыжими волосами и с чем-то светлым в руках.
когда анна подошла к воротам, протянула старику чайку.
а сказав: похорони ее, вошла в ворота.
старик же, взяв неподвижную птицу в свои жилистые руки, смотрел девушке вослед. его губы растянулись в едва заметной, немного грустной улыбке.
с мертвой птицей в одной руке, с лопатой - в другой старик отходит от замка все дальше и дальше.
но вот находит местечко, которое кажется ему вполне подходящим.
бережно уложив птицу в траву, плюнул на руки и вогнал штык лопаты в землю.
сказал:
негоже вам, небесным созданьям, гнить в траве, словно падаль. вы слишком прекрасны…вот тебе хорошее место. тихое. уединенное. здесь только ветер свистит да травы шумят. никто не потревожит твой сон.
когда же углубление было готово, уложил птицу в ямку и осторожно присыпал землей.
а, услыхав стук копыт за спиной, повернулся и увидел уже знакомого нам всадника. согнулся в почтительном поклоне.
подъехав, всадник посмотрел на крохотный холмик.
- опять птица?
- да, господин, опять.
не сказав больше, всадник направился к замку. однако же его в отличие от молодой госпожи старик взглядом не провожал, но склонился над холмиком и примял землю ладонями.
сказал: птицы лучше людей.
в один из дней в канун зимы хлоя подошла к сухому дереву, что рядом с домом, отвязала колокольчик, спрятала за пазухой и пошла от дома прочь.
долго шла куда-то. шла вдоль берега. шла вглубь берега.
подходила к кустам и деревьям, нюхала ветки, пробовала кору на вкус.
но вот нашла иву. а, отведав коры, сказала: вот ты.
достала нож и срезала три ветки: одну с севера, одну с юга, одну с запада.
потом достала колокольчик, привязала к дереву и пустилась в обратный путь.
когда богатый господин вошел в покои, анна сидела у зеркала и расчесывала волосы.
он же подошел сзади, крепко взял девушку за плечи. приблизив лицо к ее волосам, глубоко втянул запах. коснулся волос лицом. закрыв глаза от восторга, шепнул: анна… моя анна…
она же слегка повернув к супругу голову, сказала: послушай, рупрехт, хочу открыть тебе одну тайну… и сказала мужу, что станет отцом.
он же подхватил ее на руки и стал кружить по комнате. и смеялся. и говорил: анна, мать моих детей.
потом опустил жену возле кровати. сел и вжался лицом в ее живот.
а задрав подол бархатного платья, погрузил лицо в рыжие кольца волос. глубоко вдохнул запах жены.
развела огонь в очаге. связала ветки нитью и подвесила подле огня. хлоя.
заглянула в клетушку с курицей. а, вытащив яйцо, сказала: умница моя.
затем насыпала курице зерна, поставила на огонь сковороду, смазала ее кусочком жира, разбила яйцо, пожарила и съела.
когда же солнце пошло в надир, снова села на лавочку возле дома. и долго сидела, безмолвная, неподвижная, глядя на алый диск. в глазах же ее была тоска.
лежали в постели, утомленные ласками. рупрехт и анна. были волосы их растрепаны, а дыхание учащено.
она гладила обнаженную грудь его и целовала глубокий шрам под самым сердцем, спрашивала, не болит ли. и слыхала в ответ: бывает.
а еще умоляла сказать, где он был на этот раз и что видел.
он же говорил, как выехал к морю и видел хижину, но не видел ни лодки, ни сетей.
она же спросила: не было ли рядом сухого дерева.
а он сказал: было.
она же сказала, что знает, кто живет в том доме. и рассказала про кухарку, которая была бесплодна, и много лет не могла зачать от мужа, но сходила в тот дом и скоро понесла, ибо в доме на берегу живет колдунья.
он же ничего не ответил. но сел на постели. а затем и вовсе – встал и отошел к окну. и долго глядел в даль, думая о своем.
господь милосердный, откуда такое в сердце томленье. и эта тревога. и страх под левой ключицей. немало я крови увидел. и боли. и братьев своих по оружью в земле схоронил не мало. в рубцах мое бедное сердце. покрыто шрамами тело. Устало. в глазах не осталось слез. но вера моя все крепче: наступит время, когда на земле не сыщешь ни взора темного злого, ни ядовитых подлых слов.
садовник сорняк вырывает. бросает в костер, чтоб розы, как звезды, зажглись на кустах…
господь мой, иду к запущенной грядке, чтоб розам легче дышалось.
откуда же эта тревога и страх под левой ключицей?
с наступлением темноты, когда ветки высохли и стали твердыми и негнущимися, хлоя разложила их на столе, уколола палец иглой и кровью помазала каждую ветку в месте среза.
сделав так, выложила под лунный свет.
сама же вернулась в дом, легла в постель, свернулась калачиком и заплакала. тихо-тихо, тайком от самой себя.
в начале зимы. это всегда в самом начале зимы. ночи такие длинные. а снега все еще нет. а плоть съеживается от холода. и не уснуть одной.
вошед в покои, рупрехт увидал на столе раскрытую книгу. ту, что читала жена.
подошел.
заметил, что солнечный луч, отразившись от зеркала и преломившись через хрустальный кубок, стоявший тут же, и став разноцветным, точно радуга, наискось перечеркнул страницу.
склонившись над книгой, прочел:
в то утро женщина пекла хлеба. от запаха горячего хлеба проснулись дети ее. не одеваясь, голопузые подбежали к матери. дай! и мне! погодите немного, отвечала та, вот сядете за стол, получите что должно. а ну, бегом одевайтесь, бесстыжие! и дети, вернувшись к своей постели, ибо спали вместе, стали спешно натягивать ветхие свои одежонки. уже после трапезы, выглянув в окно, отрок сказал: посмотри, мама, к нам кто-то идет! в тот же миг мать его и сестра его прянули к окну и, выглянув, увидали путника. если это разбойник, я убью его, сказав так, отрок схватил деревянный меч, став против двери, изготовился к атаке. успокойся, ответила женщина, наверное, он хочет узнать дорогу или испросить воды…
пальцем провел по цветной полоске света. заметил, что солнечный луч перечеркнул слово «отрок».
захлопнув книгу, отложил в сторону. сам же взял стоявший в углу комнаты ларец черного дерева и поставил на стол, подле книги.
подойдя к постели, склонился, протянул руку под и извлек из потайного места ключ.
подошел к столу, сел на стул, вставил ключик в замочную скважину, отворил ларец и заглянул внутрь…
бурлящие воды моря осветились лучами рассветного солнца.
проснувшись, хлоя растопила очаг, согрела воды и выпила горячего отвару.
после вышла из дому, взяла ветки и спрятала в сундук.
но скоро вышла из дому со свертком в руках.
раскачивая из стороны в сторону, шла вдоль берега, напевала колыбельный мотив.
удалившись от дома, остановилась, положила сверток на землю.
стала собирать плавняк и сухую траву.
затем сделала в земле небольшую ямку, развела неподалеку костер, достала из свертка пеструшку, прижалась лицом, сказала: прости меня.
ловким движением отсекла птице голову и, сказав, это тебе, дала крови стечь в море.
затем, положив на землю, стала ощипывать перья и подбрасывать вверх. говорила: это тебе. и ветер уносил перья прочь.
ощипав, отрезала лапы. подошла к ямке, уложила в землю и присыпала. сказала: это тебе.
саму же птицу уложила в огонь: а это тебе.
поднялась, раскинула руки в стороны, повернулась к морю лицом, обратила лицо к небесам.
сказала: я отдала вам самое дорогое, что у меня было, заклинаю вас, пошлите мне существо, коему я смогу отдать весь жар своего сердца, всю свою нерастраченную нежность, всю заботу и ласку…
и трепал ветер одежды ее. и билось о камни море.
на крепостной стене замка куталась в теплую шаль. в даль глядела. анна.
высоко в небе летала птица.
вдалеке по дороге к замку ехала повозка с дровами.
запахнув покрепче шаль, сказала: скоро выпадет снег.
вернувшись в покои, заметила, как муж поспешил закрыть ларец черного дерева. тот, что стоял в углу, и который при ней никогда не трогал.
села к зеркалу, стала украдкой наблюдать, как муж запирает ларец на ключ.
спросила: что в нем?
услыхала: бумаги.
когда же муж вышел, и шаги его стихли вдали, подбежала с нетерпением к ларцу и стала рассматривать, трогать руками. взяла в руки и встряхнула. услыхала, как внутри что-то перекатывалось и тряслось. сказала: нет, там не бумаги.
села за стол, где лежали иголка и нитки, и небольшие лоскутки алого шелка. бросая взоры на ларец, стала мастерить что-то.
закончив мастерить цветок, анна отправилась на поиски мужа.
долго искала там и тут. нашла же на крепостной стене.
рупрехт строгал ножом деревяшку.
спросила: что делаешь?
ответил рупрехт: мастерю игрушку для сына.
-почем знаешь, что будет сын?
-видел знак.
-что за знак?
но он не ответил, а продолжил строгать. и стружки падали на камень.
супругу ласкал. гладил сильной ладонью груди ее и лоно ее, что белели во тьме. шептал: анна, моя анна.
она же оставалась холодной.
спрашивал: что с тобой?
отвечала: не знаю. грустно мне, а отчего не пойму. вот, уедешь завтра, а я опять останусь одна. стану тосковать без тебя.
-глупенькая, я же быстро. послезавтра вернусь.
а сам поднялся с постели, накинув покрывало, вышел в соседнюю комнату, но скоро вернулся со свертком в руках. положил на стол и сказал: вот мой тебе подарок…
когда же, поднявшись, анна развернула сверток, увидала седло. и было украшено серебром. и было редкой персидской работы.
хмурое, хмурое утро. небо предчувствует зиму. вот-вот выпадет снег.
под этим свинцовым небом с грохотом, со скрежетом распахиваются ворота.
тут же всадник покидает замок.
это рупрехт. он одет по-походному. на нем теплый, подбитый мехом плащ. за спиной – двуручный меч. к седлу приторочена туго скрученная и перехваченная веревкой медвежья шкура.
отъехав на три полета стрелы, обернулся. увидал на башне супругу. помахав рукой, развернулся, пришпорил коня: но!
я часто думаю: когда. как. где. зимой или летом. в лесу или на морском берегу. в городе или в деревне. в разгар дня. на виду у всех. или вдали от чужих глаз. днем. или с наступлением темноты. под холодным дождем. или в теплой постели. в старости или вот-вот. а, может, во сне.
в страданиях, в болезни. или же это будет уход, подобный наслаждению с его странным тоскливым стоном.
когда. как. где. при каких обстоятельствах завершится твое движение?
когда же выехал к морю, смеркалось.
подъехав к дому, осмотрелся. рупрехт. но никого не увидел и спешился, привязал коня к сухому дереву.
постучал в дверь. когда же понял, что ответа не будет, толкнул, и дверь распахнулась.
крикнул: есть ли кто живой.
стал пристально вглядываться в полумрак хижины.
не дождавшись ответа, вошел.
долго стоял неподвижно, привыкая к царящему сумраку.
но вот стал осматриваться и щуриться.
всюду скользил его взгляд, ни на чем не задерживаясь, пока не наткнулся на одной из полок на древний, лоснящийся череп.
взял в руки, вгляделся в глазницы, как бы желая увидеть свою судьбу. но ничего не увидел. и кивнул сам себе, будто бы соглашаясь с чем-то.
достал из-за пазухи цветок с шелковыми лепестками. тот самый, что смастерила жена. положил на стол и вышел.
когда же дверь за гостем захлопнулась, а шаги его стихли вдали, в темном углу жилища воздух сгустился, обрел черты хозяйки дома.
тихонько заперев дверь, женщина подошла к столу. взяла цветок в руки. поднесла к лицу. понюхала и улыбнулась.
после открыла сундук. извлекла из недр шкатулку и открыла. там были два флакона с жидкостью. с голубой и оранжевой. сказала: нет, ваше время еще не пришло. и убрала шкатулку назад.
достала же сухую ветку ивы. и прислонила ветку к стене возле двери.
сама же взяла цветок и легла на лежанку. стала гладить им лицо и шею. а, обнажив груди, провела цветком по грудям и вздохнула. и был тот вздох вздохом желания.
меч, подумал рупрехт, оказавшись на улице, займусь мечом, времени хоть отбавляй.
а сам обошел дом, внимательно изучил строение и все, что было вокруг.
потом вернулся к лошади и отвязал поклажу.
раскинул медвежью шкуру.
укрыл лошадь попоной.
стал собирать брошенный на берег плавняк и сухую траву.
набрав же охапок, сложил костер, высек огонь.
когда наступила ночь, бродил по округе, бросая взгляды на лачугу, всматриваясь во тьму: не идет ли кто. но вокруг было тихо. да и конь был спокоен.
наконец, вернулся к огню, укутался в шкуру.
сидя у костра, наблюдал, как пламя пожирает плавняк, швыряет ввысь, в черноту воздуха кровавые искры.
затем извлек из сумы деревяшку, ту, что строгал на стене замка, достал нож и продолжил начатое.
настрогав стружек, бросал в огонь. наблюдал, как они вспыхивают, чернеют, краснеют и рассыпаются серым прахом.
позже достал из сумы флягу. сделал глоток, и другой, и третий.
а, подбросив в огонь сучьев, лег. и долго смотрел в огонь, и думал о чем-то.
так и уснул – сжимая в ладони меч. меч, который мастерил для еще не рожденного сына.
как птица в клетке, металась по комнате. заглядывала в укромные уголки. ощупывала карманы в одеждах мужа. анна.
а еще ворошила белье, словно искала что-то.
взяв нож, подошла к ларцу. попыталась просунуть лезвие в щель под крышкой. однако же безуспешно.
взяла шпильку. поковырялась а замке. тщетно.
в сердцах бросила шпильку о стену, о камень холодный.
отошла от ларца и продолжила поиск.
ущербный месяц выглядывал из-за туч. бросал синий свет на грешную землю.
убаюканный и согретый огнем, видел сон рупрехт. был тот сон странен. видел анну, супругу свою. неподвижно сидела в покоях, зажав рукой рот. в глазах застыл ужас.
еще снились крабы. полчища крабов, ползущих куда-то. хочешь знать, куда они ползут, слышал он в своем сне свой же голос. и сам отвечал: нет.
еще снилась погоня. лаяли псы. кричала во тьме женщина. от этого крика он снова проснулся.
небо уже светлело.
рупрехт встал и пристегнул меч.
подошел к дому, надавил на дверь, но дверь не поддалась, ибо была заперта изнутри.
уже занес руку, дабы постучать, но опомнился и подумал, что час для визита слишком ранний. отошел от дома, и стал собирать плавняк.
и снова развел костер. и долго грелся возле, и строгал деревяшку.
когда же закончил строгать меч для детских потех, дверь открылась и на пороге появилась хозяйка. но теперь одетая в нарядные одежды.
она пригласила войти и спросила, что привело его.
он же сказал, что старая, полученная в бою рана не дает покоя.
хлоя осмотрела грудь гостя. ощупала. прижалась ухом к сильной груди.
сказала: плохо дело, осколок стрелы сидит глубоко. к сердцу идет. недолго тебе осталось…
сказал рупрехт: если поможешь, хорошо заплачу тебе, женщина. и выложил кошель с монетами на стол.
но хлоя даже не взглянула на злато. к окну отошла. наружу глянула. увидала у старого дерева коня.
сказала: исцелить твою рану могу, но за это возьму другое… не золото.
громко трещал огонь. бурлила вода в котле. пузырилась. в пар превращалась.
медным ковшом хлоя зачерпнула кипятку, плеснула в ведро. уже на улице добавила из бочки студеной воды. поднесла стоявшему у сухого дерева коню: пей, мой хороший.
жадными глотками пил воду конь.
а хлоя повязала тряпицу на конские глаза. нежно за гриву потрепала.
сказала:
это не страшно, не надо бояться… небеса не исчезнут будешь видеть моими глазами. и ветра никуда не исчезнут - будешь слышать моими ушами. а моими губами - пить воду. а моими ногами - бить землю. растворишься во мне, как в море растворяются капли дождя. стань же моею водой. прорастешь в мою плоть, как корни - в землю. стань же моими костями…
чиркнув по шее ножом, вскрыла вену, и черная венозная кровь хлынула наружу.
отвернулась хлоя. отошла. стала на море смотреть.
конь же обеспокоился. долго стоял, теряя кровь. затем лег. опрокинулся на бок. конское брюхо вздымалось и опадало в тяжком дыханье.
но вот конь замер. жизнь покинула его. конское сердце остановилось.
вышел к мертвому коню. с топором в одной руке. с ножом в другой. рупрехт.
вскрыл ножом конское брюхо.
вынул кишечник, отнес от дома, закопал в землю.
а сердце и печень, и желудок коня, и все, что было внутри и годилось в пищу, уложил в другое блюдо и принес женщине.
она же сказала: принеси мне копыто.
он взял топор и отрубил, и вместе с подковой принес в дом.
а сам трудился весь день в поте лица: разрубал тушу на части, подвешивал на веревках в сарае.
конская голова лежит на земле. глаза распахнуты. с удивлением смотрят в небо. в огромных зрачках отражаются тучи и случайная птица.
снежинка опускается на ресницу, но тут же, влекомая ветром, срывается прочь.
но вот в зрачке отражается фигура человека. это хлоя. она подходит к голове и склоняется над ней. проводит ладонью по морде. трогает мягкие, покрытые нежной короткой шерсткой ноздри. прикрывает конские глаза ладонью.
затем с трудом, ибо голова слишком тяжела для женщины, закидывает себе на грудь и несет под навес, что за домом.
здесь бережно кладет на некое подобие верстака. опускает ладонь на конский лоб и прикрывает свои уставшие глаза…
бьют землю копыта. конский топот, топот.
долго бежали кони. устали. остановились.
склонили могучие шеи к сочной траве, к звонким ручьям.
шевелят ушами. спасаясь от мухи и слепня, хлещут хвостами бока.
вот, подле пегой кобылы – неуклюжий жеребенок, совсем малыш. лезет под брюхо. тычется мордой. тянет губы к материнскому сосцу…
а вокруг на сколько хватает взгляда – холмы да холмы.
и ветер колышет травы.
и солнце тяжелое, красное. как кровь.
хлопнула дверь. вошел в дом рупрехт, сказал: все.
ответила хлоя: омой руки свои и лицо от крови и садись за стол, пришло время вкусить мяса, раной займемся завтра.
омыл он руки, омыл лицо и сел за стол.
стали трапезничать.
ели молча, каждый – уставившись в свою тарелку.
сказала хлоя:
-хочешь покажу, какой я была в девицах?
-покажи.
-тогда закрой глаза.
и он закрыл не на долго. когда же открыл, увидал против себя такую редкую красавицу, что уже не мог отвести взора. и были волосы ее длинны и черны, подобны гриве коня вороного.
так и жевал мясо, вперивши очи в хозяйку дома, теперь сильно помолодевшую.
думал: вот они, чары, но, боже мой, как хороша!
она же не отводила взора и смотрела на гостя, точно волчица на ягненка. и от этого прямого, взгляда, который говорил больше любых слов, мужчина ощутил прилив небывалого сладострастия в чреслах его.
не в силах совладать с собой, поднялся из-за стола, зашел хозяйке за спину, положил ладони на плечи ее и с силою сжал.
она же закрыла глаза и вздохнула.
а он стал покрывать поцелуями шею ее, и шептал о том, как прекрасна она.
но вот задул светильник, подхватил женщину на руки и, опустив на ложе, во мраке овладел ею.
странные сны. зима наступила. стужа и холод. снежные хлопья. был удалой теперь ледяной.
било копыто землю и камень. нынче - в сарае шматы на веревках. был удалой, теперь ледяной.
желтые зубы. белые кости. красное мясо. долгие ночи. был удалой, теперь ледяной.
почти всю ночь занимались любовью. яростно и ненасытно. рупрехт и хлоя.
они делали это сидя и лежа и стоя. на постели и у стола. у окна и на медвежьей шкуре подле пылающего очага.
он наматывал ее черные космы на кулак, сдавливал до хруста в костях, впивался в зубами в белый пах.
она же гладила ладонями лицо его, шептала: еще, еще…
когда же были пролиты последние капли страсти, опустошенные, обессиленные провалились в забытье.
однажды она спросила его:
-у тебя есть жена?
-да.
-ты ее любишь?
-очень.
-и все ради нее сделаешь?
-не все, но многое.
она молчала. гладила его ладонь на своем животе. но спросила вновь:
-зачем ты приехал?
-залечить рану.
-нет, ты приехал не за этим.
-зачем же?
-пока не знаю, но точно не за этим.
и приснился ей сон. анне. будто бы рупрехт стоит в темном углу и смотрит на нее из полумрака. смотрит холодно и отчужденно. потом протягивает руку, берет ее за ладонь и тянет к себе, во тьму.
в этом месте она просыпается.
после этого сна она уже не смогла уснуть. так и лежала в постели, ворочаясь с боку на бок.
позвала старика, попросила вина принести. но даже эта мера не помогла. лишь голова закружилась, что колесо у телеги, да сердце застучало чаще и громче.
сон же бежал от нее.
не в силах уснуть, сидела перед зеркалом. погруженная в раздумья, вертела колечко в руках.
когда же кольцо выскользнуло и закатилось под кровать, опустилась на колени и со свечою поползла за ним.
а когда нашла кольцо и уже выбиралась назад, увидала на днище кровати гвоздь. а на гвозде ключ.
сказала: вот ты где.
взяла ключ и вставила в ларец.
когда же ларец открылся, заглянула в него и лицо ее исказил ужас.
спешно покинув покои, анна постучалась к старику. когда же дверь отворилась, вошла, но тут же вышла.
сама же спустилась на кухню. взяла хлеба и сыра и вина. и уложила в суму.
когда же вышла во двор, увидала, что ворота открыты, а слуга держит за поводья оседланного жеребца. а седло на жеребце дорогой персидской работы.
слуга помог госпоже взобраться в седло.
когда же та покинула замок, долго смотрел вослед. сказал: храни вас бог.
затем вернулся в свою комнатушку. лег на постель. уставился в потолок. старику мнилось, будто сидит он в лодке в открытом море, а рядом – девчонка…а море штормит, штормит…
ты говоришь, мы погибнем в этом бескрайнем море. лодка наша утонет. на темное дно устремится. станем своею плотью крабов кормить голодных. Рыб. осьминогов серых. останутся только кости. Хватит! утри эти слезы! ты хоть и мал, но мужчина. дело мужчин – отвага. слезы – занятье женщин. коль суждено погибнуть в этом пустынном море, примем достойно жребий - сжавши друг друга в объятьях…
луч рассветного солнца заглянул в окно, пал на руку спящей хлои, которая покоилась на груди мужчины.
и стала рука меняться. терять свою свежесть и белизну. это больше не рука девушки, но рука зрелой женщины.
хлоя проснулась. посмотрела на руку. вздохнула.
коснулась мужского плеча губами. провела ладонью по груди его. шепнула: ты прекрасен.
оделась, взяла ветку, что была у порога. отперла сундук. хотела спрятать, но передумала - вернула на прежнее место.
взяла же блюдо, где конские волосы и копыто, и конская кровь, и конское сердце, и вышла вон.
взором окинула берег. увидала, что первый снег обелил землю.
прикрыв глаза, морозный воздух вдохнула.
отошла от дома подальше.
набрала веток и сучьев. развела костер меж каменьев.
сделала ямку, вылила кровь в море.
конский волос бросила ветру.
сердце в огонь уложила.
копыто же – в землю.
и возблагодарила духов огня и воды, духов земли и воздуха за то, что вняли ее молитвам и дали о чем просила.
шла домой, улыбаясь, словно вспоминала ночь прошедшую.
когда же подошла к хижине и протянула руку, дабы отворить дверь, то замерла.
улыбка сошла с лица.
постояла перед дверью, словно не решаясь войти.
сказала: ты готова?
и словно ответила сама себе: готова.
наконец, толкнула дверь и вошла внутрь.
увидала, что гость не спит и уже одет, и стоит у окна, и выглядывает в окно.
сказал: посмотри, ты видишь?
подошла к нему и тоже выглянула, но ничего не увидела. когда же повернулась к гостю, тот с силой ударил ее в зубы. а затем ударил еще раз.
от этого, второго удара в глазах у нее потемнело. рухнула на пол. и осталась лежать недвижной.
все это ложь! просто господь не проснулся. зло рыщет по миру, а он думает, это всего лишь сон. но это не важно – ведь у него тоже есть свои псы.
пришед в себя, увидала хлоя, что гость склонился над нею и смотрит на нее взором холодным и безучастным.
он же, заметив, что очнулась, грубо схватил и поволок на улицу.
а она, оказавшись у порога, едва успела схватить ветку, что стояла у двери. ту ветку, что срезала с ивы и сушила подле огня, и над которой шептала тайные слова и которую наделила волшебными свойствами. спрятала в складках одежды.
когда, сжимая в ладони отворот платья пленницы, он пересекал порог жилища, порыв ледяного ветра ударил ему в грудь, словно пытаясь остановить его, удержать в убогой лачуге.
он долго тащил женщину по камням. и долго камни рвали одежды и царапали спину ее, словно когти чудовища.
когда же остановился, спросил:
-не хочешь ли помолиться перед смертью?
- помолюсь.
хотела подняться на ноги, но не позволил, приказал оставаться на коленях.
сам же оперся на меч и погрузился в воспоминанья…
с факелами в руках, с мечами на поясе двое мужчин ведут связанную по рукам женщину. на ее лице – следы побоев. на ее руках – следы пыток. она едва передвигает ноги.
женщину ведут по полю.
через ручей.
через рощу.
выводят на опушку леса.
здесь посреди поляны в землю вкопан столб. под столбом - обложенные хворостом вязанки дров.
женщину привязывают к столбу…
пламя занимается быстро.
женщина кричит и корчится в языках огня.
один из мужчин, закрыв глаза, читает молитву.
другой - хладнокровно наблюдает за происходящим. и этот другой - рупрехт.
поздняя осень. почти зима. морской берег. унылое серое небо. холодный рваный ветер. первый снег припорошил стылую землю.
на морском берегу стоят двое – он и она. он - доблестный рыцарь… она –ведьма… в его руках – обоюдоострый меч. в ее – не достойная внимания безделица, сухой ивовый прутик. его мужественное, закаленное походами и войной лицо открыто небу и ветрам. ее – сокрыто густой черной вуалью.
в какой-то момент хлоя извлекает из складок одежды ветку. говорит: замри! – и ломает ее пополам.
с колен поднялась. к обидчику подошла. и плюнула в лицо его. и разжала пальцы его. и взяла меч и занесла над главою его, дабы убить его же мечом. хлоя.
но не убила, ибо услыхала крик. был криком анны, которая к тому времени добралась до берега, и теперь, спрыгнув с лошади, бежала, сломя голову, и падала, и поднималась, и снова падала, в кровь раздирая руки о камни, о колючий снег, но тут же вскакивала, не чувствуя боли, и бежала дальше - спешила защитить супруга.
а подбежав, пала на колени. и рыдала и целовала ноги колдуньи. и говорила, что осыплет златом-серебром, лишь бы пощадила мужа.
но хлоя в сердцах оттолкнула девушку. возвратилась в дом. сняла с гвоздика под кроватью ключик. достала из сундука другую ветку.
когда же анна вошла в дом, подняла ветку к лицу девушки. и сказала: замри. и сломала ветку пополам.
подхватив мужчину под мышки, потащила в дом. хлоя.
но рупрехт не шелохнулся. он превратился в огромную куклу. куклу с горячим бьющимся сердцем. с равномерным, как у спящего, дыханием. с распахнутыми глазами. в куклу, не способную ни видеть, ни слышать, ни чувствовать, ни тем более шевелиться. в куклу, чья судьба находится в руках того, кто ею играет.
поставив мужчину посреди комнаты, хлоя развела огонь в очаге.
согрела воды.
взяла кривой нож, тот самый, коим убила коня. осмотрела лезвие. провела пальцем, покачала головой, как бы желая сказать: слишком туп. достала точильный камень и стала точить.
выдернув из головы девушки волосок, хлоя отточенным ножом рассекла его надвое. сказала: ну вот!.
подошла к рупрехту, задрала рубаху, приставила нож с животу. заглянув в незрячие глаза, сказала: могу выпустить из тебя кровь и кишки. могу вырезать твои глаза и сердце. а могу утопить или отрезать голову. при этом ты не издашь ни звука. не шелохнешься. не дернешься…
сказав так, раздела анну донага. уложила на кровать. поместила голову девушки себе на колени и стала сбривать рыжие волосы.
когда же закончила, собрала пряди вместе, связала суровой нитью в тугой рыжий пучок.
затем сняла одежды свои и облачила в них анну.
сама же оделась в одежды девушки.
взяла из очага копоти и нарисовала под глазами анны черные круги. и черными сделала губы. и надела на нее черную шапочку и черную вуаль.
потом оттащила супругов к тому месту, где сломала первую ветку.
поставила девушку на колени, а мужчине вложила в руку меч.
достав же из сундука третью ветку, стала у мужчины за спиной.
сказала:
вот, стоит пред тобою беззащитная женщина. как поступишь дальше, пусть подскажет сердце твое.
напустив на себя чары, хлоя стала невидимой. только ветка осталась висеть в воздухе.
голос же хлои произнес: отомри!
в тот же миг ветка сломалась и упала в снег.
анна стоит на коленях.
за ее спиной с мечом в руках стоит рупрехт.
мысли анны:
какой колючий ветер. он пронзает меня насквозь. будто льдом покрываются кости. это место… что я делаю здесь? отчего я стою на коленях? боже, как холодно! нужно подняться. но нет, ноги не подчиняются мне. ничего не могу вспомнить. помню дорогу. тряску. стук конских копыт. холодный воздух в лицо. а что до этого? ах да, старик меня провожал… о боже! рупрехт!
и разум его очнулся от сна. и прозревшие очи его увидали коленопреклоненную, обращенную к нему спиной женщину. в разодранном на спине черном платье. в черной шапочке на бритой голове. с черной вуалью.
он же сделал глубокий вдох – дабы ударить на резком выдохе - и занес меч за левым плечом.
анна же, очнувшись, и не успев еще поняв, что происходит, но беспокоясь о муже, шепнула имя его: рупрехт…
в тот же миг с пронзительным свистом меч рассекает воздух.
раздается удар.
лезвие входит в нежную плоть, будто в масло.
голова отделяется от плеч и, вращаясь и брызгая кровью, отлетает в сторону.
мгновение обезглавленное тело стоит неподвижно, но вот валится на снег и фонтан бьющей из шеи крови делает белое багрово-красным.
стопы девушки чуть подрагивают в смертной агонии.
но вот и они замирают.
и все вокруг становится неподвижным, как будто уснувшим – и небо, и дерево, и выбивающиеся из-под снега травы, и воздух, и он сам, рупрехт. даже ветер, словно ужаснувшись кровавой сцене, прячется куда-то.
рупрехт опускается на колени, словно невидимый груз давит на него, осеняет себя крестным знамением и начинает шептать слова молитвы:
requiem aeterna
dona eis domine
et lux perpetua
luceat eis
requiestcant in pace
amen
мысли рупрехта:
какая страшная усталость, словно тебя высосали изнутри и теперь на этом самом месте стоишь не ты, но пустая оболочка. хрупкая скорлупа. засохшая кожура. пора на покой. эта была последней, разберись с телом и сразу домой - к той, что носит в себе твое семя.
взял тело за руку. потащил к самой кромке прибоя. рупрехт
после вернулся в дом. прихватил нож и топор.
отрезав убитой палец, завернул в лоскуток. спрятал в карман.
затем взял в руку топор, стал над убитой и замахнулся…
громко хрустнув, полено развалилось пополам.
старый слуга взял половину полена, установил на чурбаке, замахнулся и снова ударил.
а, расколов еще половину, принялся, было, за следующее полено, но вдруг замер. выпрямился и устремил взор вдаль.
стал его взор странным, невидящим. словно не в даль он смотрит, но в грядущее либо в минувшее.
долго стоял неподвижно, точно столб соляной. наконец, забормотал. тихо-тихо, себе под нос:
перво-наперво - подоберись поближе. на расстояние удара. прикинься не тем, кто ты есть. будь расслабленным, непринужденным, спокойным. дабы твое спокойствие перекинулось на добычу. а потом обожди еще – пусть добыча поймет: ей ничто не грозит. ежели это муж – стань ему товарищем. ежели женщина – приласкай, обогрей. пусть размякнет, пусть доверится без остатка. ты же не спи. будь начеку. когда же добыча твоя будет ждать нападения меньше всего, нанести удар. внезапный. молниеносный. точный. в горло. либо в подбородок. хорош удар под ребра. это всегда выбивает из человека дух. пока же добыча приходит в себя – заковать в путы. что делать дальше – ты знаешь…
старик замолчал. и еще какое-то время смотрел в даль.
но вот встрепенулся, словно очнулся от сна. огляделся. поднял полено. установил на чурку, взмахнул топором и ударил…
разрубив тело на части, отдышавшись, рупрехт бросил куски в бурлящую воду.
отер от крови топор.
ухватив же меч за лезвие, словно бы навсегда запирая за ведьмой дверь, трижды осенил морскую пучину крестным знамением.
после этого, едва передвигая ноги, пошел туда, где случилась казнь.
голова лежала в том самом месте, где она и упала на припорошенную снегом землю.
черная, прикрывающая лицо вуаль насквозь пропиталась кровью и теперь, успев затвердеть на морозном воздухе, превратилась в какую-то немыслимую безглазую, безротую и безносую маску.
вырыл ямку и уложил голову в землю, но не узнал под вуалью черт супруги, и засыпал землей. и сказал: стал я стар для такого.
и пошел прочь.
удаляясь от морского берега, рупрехт идет по степи.
его мысли:
отчего так черно и тоскливо на душе? что с тобой? брось! ты выполнил долг, солдат! как только вернешься домой, в объятьях анны тоска твоя рассеется, словно туман поутру, выпей лучше вина – ты заслужил.
рупрехт извлек из походной сумы флягу, отпил вина и затянул походную песнь:
в краю далеком рыцарь дракона одолел.
летала в небе птица и он как птица пел:
огнем горят доспехи, ладонь сжимает меч.
мокрицам на потеху башка слетела с плеч.
небесный путь молочный мерцал над головой.
тропинкою полночной герой спешил домой.
но вот во тьме приметил заветный огонек –
приветлив он и светел, как будто мотылек.
то свечку у окошка затеплила жена.
под сердцем носит крошку, но все еще стройна.
спешит луна укрыться скорее в звездный стан.
с женою верной рыцарь от поцелуев пьян.
наконец, приметил в степи жеребца под седлом. седока же не было.
осмотрелся, но никого не увидел.
а, приблизившись, узнал седло - было редкой персидской работы. понял, что это жеребец супруги. но как оказался здесь, понять не мог.
долго пытался приманить его и поймать, но тщетно.
и смутное подозрение появилось в душе его. сказал: вернусь и все осмотрю.
когда же вновь оказался у дома хлои, стал выкрикивать имя жены, бродить вокруг да около, заглядывать внутрь, однако же никого не находил.
вдруг вдалеке увидал женщину. в одеждах анны и с рыжими волосами.
крикнул: анна. побежал вослед.
но та уходила от него, не оборачиваясь.
когда же догнал и положил ладонь на ее плечо, женщина обернулась и рупрехт увидал хлою. которая была в одеждах супруги его, с огненными волосами на голове.
от неожиданности его отбросило назад с такой силой, что он опрокинулся навзничь. однако же, вскочив, точно свирепый волк, набросился на женщину, сбил ее с ног и долго колотил своими кулачищами.
поначалу женщина пыталась сопротивляться, но вот руки ее безвольно упали, и уже ничто не мешало мужчине срывать на ней злобу свою и ярость.
лишь когда лицо хлои стало кровавым месивом, прекратил.
шатаясь, дыша тяжело, шел к дому.
у дома медленно, точно сомнамбула, идет к холмику, им же сделанному.
здесь опускается на колени и руками разгребает стылую землю. отбрасывает комья земли в стороны. и уже знает, что узрят очи его.
наконец извлекает голову.
осторожно, словно с опаской, поднимает вуаль. и черные круги под глазами и черные губы, и отсутствие волос в этот раз не могут обмануть его. лицо анны было страшно, как сама смерть.
ужас. испуг. боль. недоверие. гнев. ярость. злоба. ничего этого нет на его лице. все внутри. все скрыто. спрятано. подавлено. его лицо непроницаемо. его лицо - восковая маска.
как ты поступишь, рыцарь? что сделаешь?
но он не делает ничего.
он лишается чувств и с глухим звуком валится наземь.
пять вещей, о которых мечтала анна: родить дочку. выткать гобелен
с изображением мужа, облаченного в доспехи. найти и выходить птицу
с подбитым крылом. побывать за морем, где люди говорят на таком языке,
что их невозможно понять. выдать дочку замуж за менестреля (да, она мечтала об этом, но знала, что на самом деле никогда этого не допустит).
очнувшись и открыв глаза, рупрехт с трудом приподымается. встает.
его взгляд падает на голову анны.
он поднимает ее и, прижав к груди, и, раскачиваясь из стороны в сторону, идет к дому.
уже в доме плеснул воды в медное блюдо.
бережно, словно мыл младенца, омыл голову супруги от крови, от грязи.
отер куском ткани.
уложил на подушку.
а где должно быть туловище, наложил всякого тряпья и накрыл одеялом. и стало казаться, будто это сама анна лежит на постели и спит.
сам же лег рядом. голова к голове.
предавались любви и ласкам. в высокой траве. теплым солнечным днем. рупрехт и анна.
долго смотрели на плывущие облака. спорили, какое облако на что похоже.
смеялись. и целовали друг друга. и вновь предавались любви.
и засыпали счастливые и утомленные ласками. голова к голове.
на страшное лицо супруги посмотрел. провел ладонью по щекам, по лбу. повернул голову к себе. прижался устами к холодным устам. рупрехт.
затем поднялся с лежанки, взял голову, прижал к почерневшему своему сердцу и вышел из дому.
шатаясь, по берегу брел. глядя на волны. глядя на тучи.
наконец, подошел к тому месту, где разрубил тело на части.
опустился на колени.
погрузил ладонь в черную замерзающую кровь.
оставляя темный, почти черный след, провел ладонью по лицу.
затем поднялся и вошел в воду.
он заходил все глубже и глубже.
когда же над водой осталась только его голова, сказал: птицы лучше людей.
и сделал еще один шаг. и пучина поглотила его.
все развалилось. Треснуло. покрылось льдом. немыми сугробами. а в сердце – стон - растерзано кинжалом. и пустота. и ночь.
с разбитым в кровь лицом стояла на берегу хлоя. смотрела в бурлящие воды. туда, где исчез обидчик.
наконец, вошла в дом, омыла лицо от крови, отерла чистой тряпицей.
затем оторвала от тряпицы две полоски ткани.
вышла из дому, привязала к ветке сухого дерева. того, что торчало из земли, будто рука мертвеца.
хотела что-то сказать, но не сказала.
бродила по берегу, рассеянная.
бросала в воду холодные камни.
но вдруг услыхала запах, который показался странным.
стала искать источник. и там, где рупрехт разрубил тело на части, нашла кровь. обмакнула палец и попробовала на вкус. сказала: о небо!
в тот же миг скинула одежды свои. и вошла в воду, нагая. а, нырнув, скрылась.
туловище и ноги анны, голову ее, и левую руку, ибо правой найти не сумела, хлоя уложила на стол.
достала кривую иглу. достала суровую нить.
стала сшивать. словно лоскутное одеяло.
а когда сшила, открыла сундук и достала шкатулку, где были флаконы с жидкостью. с оранжевой и голубой.
сказала: вот, пришло вам время.
открыла первый флакон. брызнула голубым на руку покойницы. на ноги. на шею. и раны тут же стянулись и заросли.
открыв же второй флакон, брызнула оранжевым на лицо покойной. и та открыла глаза.
бьется о камни море. кричат беспокойные чайки. колышутся на ветру сохлые травы. ветер пригибает их к земле, но они всякий раз выпрямляются.
хлоя сидит за столом и сучит шерстяную нить.
анна же сидит на соломенной подстилке на полу. глаза девушки пусты. нет в них намека ни на чувство, ни на разумную мысль. она поднимается с пола и, вытянув единственную руку, делает пару шагов в сторону двери. однако же цепь, которой она прикована к стене, удерживает ее.
хлоя поворачивает голову в сторону анны. говорит: подожди, моя хорошая, еще не время.
мы видим живот анны. и он огромен.
наступила весна. в чаячьих гнездах среди острых камней появились прожорливые птенцы. над сочными травами и цветами порхают пестрые бабочки.
анна стоит на коленях, упираясь единственной рукой в соломенную подстилку. лицо ее напряжено.
хлоя стоит позади и принимает выходящую из лона анны окровавленную головку младенца.
все происходит в абсолютной тишине, и от этого делается не по себе.
услыхав плач младенца, хлоя подходит к анне и обнажает грудь девушки.
затем из люльки извлекает ребенка. это девочка, и она необычна: волосы у нее рыжие, как у матери, глаза же мутны, как вода с молоком.
хлоя подносит девочку к анне и прикладывает к ее груди, и держит сама, ибо единственная рука анны висит белой плетью.
анна не противится, покорно дает себя сосать, хотя и не смотрит на дочь, словно ее нет вовсе.
когда девочка насыщается, хлоя возвращает ее в люльку, берет крохотную ручку и целует в ладошку. и смотрит, улыбаясь. и взгляд ее, и улыбка ее полны нежности.
покинув хижину, хлоя подходит к самой воде. входит по щиколотку в море. стоит, глядя на волны.
говорит: посмотри, ты видишь? и гладит собственный живот. и живот ее напоминает глобус – тугой и круглый.
прибрежные травы пожухли. птенцы чаек выросли и совершают первые робкие полеты. катится лето к концу. а дом на морском берегу все так же стоит. кажется, что он единственный, кто не подвержен времени.
из дома раздается крик женщины. это крик боли и крови. крик освобождения от тяжкого бремени. крик, означающий точку в долгой истории о зачатии и рождении младенца.
от этого крика все вокруг замирает. все делается неподвижным. волны перестают биться о камень. ветер прекращает вечную атаку на травы и ветви деревьев. даже кузнечик обрывает песню на полуслове.
все словно ждут чего-то.
но ничего не происходит.
всюду царит неподвижность и мертвая тишина.
мы устаем от этой тишины. мы изнемогаем от этой неподвижности.
и вот, в тот самый миг, когда нас буквально разрывает от желания, чтобы произошло хоть что-то, из хижины на морском берегу раздается еще один крик. острый. звонкий. пронзительный.
обмазан кровью и калом, явился на свет. и это после теплой и темной утробы. я хочу крикнуть: зачем, почему ты отказалась от меня. Исторгнула. обрезала пуповину. но из уст моих раздается звонкий крик,
подобный поросячьему визгу. это крик изгнанного из рая утробы
в преисподнюю бытия. крик ужаса. крик отчаяния. каждый миг я испытываю боль. больно моим глазам - их режет лезвие света. больно коже моей - ее обжигает воздух. я ненавижу тебя, мама.
покормив младенца, хлоя укладывает его в корзину, где лежит другой. склоняется над корзиной. чмокает обоих в лобики.
затем подходит к анне. говорит: время пришло. снимает с девушки оковы.
анна подымается с соломенной подстилки и подходит к спящей дочке. смотрит безучастно. кладет ладонь ей на грудку, закрывает глаза.
она видит море. а в этом море по пояс в воде стоит рупрехт. он стоит неподвижно, к ней спиной. но вот оборачивается и смотрит на нее.
анна открывает глаза и выходит из дому. она подходит к самой кромке прибоя. медленно входит в воду и скрывается в пенных волнах.
ледяной коркой покрывался пустынный берег. десять раз покрывался. и десять раз освобождался от нее. и десять раз птицы улетали на юг. и десять раз возвращались в родные края.
наступило лето.
старик шел по берегу моря. осматривался по сторонам.
но вот увидал избушку. ту самую, где жила хлоя.
подошел. постучал в дверь.
когда же хлоя открыла, поздоровался, испросил воды.
хлоя налила, протянула кружку.
в тот самый миг, когда старик жадно пил воду, мимо него из дома на улицу юркнули двое отроков: девочка лет десяти с глазами мутными, как вода с молоком, и огненной гривой волос. и мальчик того же возраста. в руках мальчика – вырезанный из дерева меч, тот самый, который много лет назад, сидя у костра, вырезал рупрехт.
и что-то шевельнулось в груди старика, но что, он и сам не мог понять.
обернувшись, смотрел убегающим детям вослед.
спросила хлоя:
-что с тобой, старик, ты словно призраков увидал?
ответил старик, помедлив:
-нет… ничего. померещилось. спасибо тебе, женщина.
старик надел шапку, закинул суму на плечо и пошел от дома прочь. отойдя же шагов двадцать или тридцать, вернулся. сунул руку в суму, достал яблоко:
-вот, отдай своим крольчатам.
сжимая яблоко в ладони, хлоя смотрела старику вослед.
сказала:
и был он один-одинешенек. и не было у него ни кола, ни двора, ни семьи, ни друзей. бесплодное дерево.
и на глазах женщины навернулись слезы.
уже вдали, прежде чем окончательно скрыться из виду за изгибом берега, старик обернулся и поднял руку с раскрытой ладонью.
а хлоя, которая все еще провожала старика взглядом, подняла в ответ.
дети же бегали вдоль берега, играли в догонялки.
но вот подбегают к сухому дереву.
здесь мальчишка кладет меч на землю и начинает ловко карабкаться по стволу. а забравшись, отвязывает одну из двух тряпиц, что колышутся на ветру.
-что ты там делаешь?
-хочу отвязать тряпочку.
-отвяжи мне тоже!
-обойдешься! - и мальчишка показывает язык.
в этот миг дверь хижины открывается и на пороге дома появляется хлоя:
-дети, идите ко мне! я вам дам что-то вкусное!
прежде, чем спуститься вниз, мальчишка разжимает пальцы и полоска ткани, подхваченная ветром, летит прямо в воду.
ветер дует в сторону моря, а потому морская гладь ровная, как синее зеркало. по этой глади ветер уносит лоскуток от берега прочь…
когда же дети подходят к женщине, та протягивает им разрезанное пополам яблоко. и дети, тут же схватив лакомство, начинают с громким хрустом поедать его.
присев, хлоя прижимает детей к себе. и дети припадают к ней детскими своими головками.
она же по очереди целует детей в макушку: ах вы, мои крольчата!
а между тем отвязанная от дерева лента погружается на морское дно. какое-то время она лежит на волнистом песке, привлекая внимание морских коньков и отшельников.
но вот какая-то рыба хватает ее и скрывается в пучинах.