Ешь, кусай, люби

Рассказ:

По комнате плыл запах горького шоколада. Едва уловимый, он исчезал и появлялся вновь, дразня и будоража. Словно воздух в замкнутом помещении циркулировал, принося и унося с собой аромат запретного лакомства. Темно-коричневый наркотик, запрещенный, но такой желанный. Такой же желанный, как и человек, приготовивший его. Однажды почувствованный запах запоминается на всю жизнь, принося с собой воспоминания. Так и этот шоколад дарил воспоминания о былом счастье, тепле, заботе и любви. Но на вкус он оставлял чувство горечи от расставания. От того, что закончилось, так толком и не начавшись, врезавшись в память. Если нельзя, но очень хочется, то можно. Ив развернул обертку и отломил одну дольку. Положив ее на язык, закрыл глаза от блаженства и улыбнулся. Последний дар человека, заставлявшего его смеяться и плакать. Инициатор их встреч и отношений, теперь он станет инициатором их разрыва. Осознание правильности принятого решения не придавало уверенности. Скорее смятение и сожаление. Ощущалось саднящее чувство вины, хотя ему не в чем было себя упрекнуть, кроме былой любви и привязанности. Шоколад на языке окончательно растаял, оставив после себя неприятное послевкусие. Пора лечиться. Ив прошел на кухню и зарылся носом в специи, вдыхая их резкий и пряный аромат. Специи возбуждали, обостряли все рецепторы, все ощущения. В голове становилось ясно. Он стряхнул с себя печаль и улыбнулся. А шоколад… если нельзя, но очень хочется, то всегда можно повторить. Подошедший начальник службы безопасности, высокий, но слегка полноватый, Александр, быстро нашел применение почти целой плитке шоколада, ловко растопив ее в турке на огне. Человек долга, тем не менее, он был весьма любопытен там, где не требовалось молчать. – Босс, с чем у вас ассоциируется шоколад?– Какой?– Да любой. – С ощущением счастья и блаженства. – А банан?– Ты подумал о банане? Это банально и пошло. То был вовсе не банан. – Ив горько вздохнул, потер лицо ладонями, снимая усталость. – Хорошо, что все закончилось. Думаю, с сегодняшнего дня шоколад вам противопоказан. А я подыщу кого-нибудь, кто за этим проследит. Александр настойчиво выпроводил босса из квартиры, погасил свет и закрыл дверь. АдамСнова пятница и снова друзья тащат меня в очередной клуб. Не скажу, что я очень общительный человек, друзей у меня совсем немного, вернее всего два: Ани и Клементин. С Ани мы дружны еще со школы, с Клементином я познакомился позднее и несколько бестактно, на мой взгляд. Пять лет назад Ани внезапно позвонила посреди дня и взволнованным голосом потребовала срочной встречи в нашем любимом кафе-мороженице на углу бульвара Бо Риваж. Спустя час в полупустое помещение ворвался радужный вихрь:– Адам, знакомься, это Клементин. Клементин, это Адам, мой лучший друг, почти брат. Клементин – мой парень. Не твой, мой. Так что не приставать. Отобьешь его у меня, убью, – И заливистый смех на все кафе. Тогда я насторожился и был готов отбиваться. Далеко не все мужчины благосклонно принимают друзей-геев своих подружек. Но Клементин был смущен знакомством и только. Немного нескладный веснушчатый парнишка протянул мне руку и искренне улыбнулся:– Приятно познакомиться. – Взаимно. Подобные беспардонные и неловкие ситуации, как правило, заканчиваются двумя способами: или крепкой долгой дружбой или антипатией на всю жизнь. Мне с Клементином повезло поладить. Так вот, неугомонная Ани никак не оставляла надежды устроить мою личную жизнь, для чего регулярно пыталась выводить меня в свет, устраивать свидания со своими знакомыми, и даже в тайне от меня зарегистрировалась на сайте знакомств от моего имени. Никакие отговорки ее не останавливали. Глас рассудка молчал в ее голове. Любые неудачи только подстегивали изворотливый женский ум. Мне же хотелось покоя, особенно после расставания с Анатолем. Этот мерзавец прожил со мной почти два месяца, а потом в одночасье собрал вещички и заявил, что возвращается к жене и детям. Они, дескать, уезжали ухаживать за больной бабкой, а теперь возвращаются в Марсель. Его же, видите ли, потянуло на приключения. Я быстро помог ему собраться, покидав одежду на лестницу, вытолкнул за дверь и в довершение всего вышвырнул в окно нашу совместную фотографию с журнального столика. Пролетев несколько метров, она со звоном разбилась о заднее стекло машины этой сволочи. Так ему и надо. Анатоль уехал, а я загрустил и вот уже несколько недель выходил из дома исключительно на работу и в магазин за продуктами. Вечер. Сидим втроем за столиком у стены, пьем мохито и болтаем о пустяках. Когда Клементин отходит за новым коктейлем для Ани и бокалом пива для себя, мы начинаем излюбленную игру. Ани выбирает любого мужчину, и мы фантазируем на его счет. Обычно это бывает забавно. Но сегодня что-то не пошло. Да и мужчину она выбрала, расстаралась. По комнате плыл запах горького шоколада. Едва уловимый, он исчезал и появлялся вновь, дразня и будоража. Словно воздух в замкнутом помещении циркулировал, принося и унося с собой аромат запретного лакомства. Темно-коричневый наркотик, запрещенный, но такой желанный. Такой же желанный, как и человек, приготовивший его. Однажды почувствованный запах запоминается на всю жизнь, принося с собой воспоминания. Так и этот шоколад дарил воспоминания о былом счастье, тепле, заботе и любви. Но на вкус он оставлял чувство горечи от расставания. От того, что закончилось, так толком и не начавшись, врезавшись в память. Если нельзя, но очень хочется, то можно. Ив развернул обертку и отломил одну дольку. Положив ее на язык, закрыл глаза от блаженства и улыбнулся. Последний дар человека, заставлявшего его смеяться и плакать. Инициатор их встреч и отношений, теперь он станет инициатором их разрыва. Осознание правильности принятого решения не придавало уверенности. Скорее смятение и сожаление. Ощущалось саднящее чувство вины, хотя ему не в чем было себя упрекнуть, кроме былой любви и привязанности. Шоколад на языке окончательно растаял, оставив после себя неприятное послевкусие. Пора лечиться. Ив прошел на кухню и зарылся носом в специи, вдыхая их резкий и пряный аромат. Специи возбуждали, обостряли все рецепторы, все ощущения. В голове становилось ясно. Он стряхнул с себя печаль и улыбнулся. А шоколад… если нельзя, но очень хочется, то всегда можно повторить. Подошедший начальник службы безопасности, высокий, но слегка полноватый, Александр, быстро нашел применение почти целой плитке шоколада, ловко растопив ее в турке на огне. Человек долга, тем не менее, он был весьма любопытен там, где не требовалось молчать. – Босс, с чем у вас ассоциируется шоколад?– Какой?– Да любой. – С ощущением счастья и блаженства. – А банан?– Ты подумал о банане? Это банально и пошло. То был вовсе не банан. – Ив горько вздохнул, потер лицо ладонями, снимая усталость. – Хорошо, что все закончилось. Думаю, с сегодняшнего дня шоколад вам противопоказан. А я подыщу кого-нибудь, кто за этим проследит. Александр настойчиво выпроводил босса из квартиры, погасил свет и закрыл дверь. АдамСнова пятница и снова друзья тащат меня в очередной клуб. Не скажу, что я очень общительный человек, друзей у меня совсем немного, вернее всего два: Ани и Клементин. С Ани мы дружны еще со школы, с Клементином я познакомился позднее и несколько бестактно, на мой взгляд. Пять лет назад Ани внезапно позвонила посреди дня и взволнованным голосом потребовала срочной встречи в нашем любимом кафе-мороженице на углу бульвара Бо Риваж. Спустя час в полупустое помещение ворвался радужный вихрь:– Адам, знакомься, это Клементин. Клементин, это Адам, мой лучший друг, почти брат. Клементин – мой парень. Не твой, мой. Так что не приставать. Отобьешь его у меня, убью, – И заливистый смех на все кафе. Тогда я насторожился и был готов отбиваться. Далеко не все мужчины благосклонно принимают друзей-геев своих подружек. Но Клементин был смущен знакомством и только. Немного нескладный веснушчатый парнишка протянул мне руку и искренне улыбнулся:– Приятно познакомиться. – Взаимно. Подобные беспардонные и неловкие ситуации, как правило, заканчиваются двумя способами: или крепкой долгой дружбой или антипатией на всю жизнь. Мне с Клементином повезло поладить. Так вот, неугомонная Ани никак не оставляла надежды устроить мою личную жизнь, для чего регулярно пыталась выводить меня в свет, устраивать свидания со своими знакомыми, и даже в тайне от меня зарегистрировалась на сайте знакомств от моего имени. Никакие отговорки ее не останавливали. Глас рассудка молчал в ее голове. Любые неудачи только подстегивали изворотливый женский ум. Мне же хотелось покоя, особенно после расставания с Анатолем. Этот мерзавец прожил со мной почти два месяца, а потом в одночасье собрал вещички и заявил, что возвращается к жене и детям. Они, дескать, уезжали ухаживать за больной бабкой, а теперь возвращаются в Марсель. Его же, видите ли, потянуло на приключения. Я быстро помог ему собраться, покидав одежду на лестницу, вытолкнул за дверь и в довершение всего вышвырнул в окно нашу совместную фотографию с журнального столика. Пролетев несколько метров, она со звоном разбилась о заднее стекло машины этой сволочи. Так ему и надо. Анатоль уехал, а я загрустил и вот уже несколько недель выходил из дома исключительно на работу и в магазин за продуктами. Вечер. Сидим втроем за столиком у стены, пьем мохито и болтаем о пустяках. Когда Клементин отходит за новым коктейлем для Ани и бокалом пива для себя, мы начинаем излюбленную игру. Ани выбирает любого мужчину, и мы фантазируем на его счет. Обычно это бывает забавно. Но сегодня что-то не пошло. Да и мужчину она выбрала, расстаралась. Холодный красавец средних лет в дорогом костюме за стойкой бара. Спина напряжена, голова опущена, пальцы левой руки отрешенно выстукивают рваный ритм по гладкой поверхности. Единственное, что пришло мне в голову, так это пресловутые «50 оттенков серого». Я озвучил мысль Ани. Она рассмеялась. – Дорогуша, это же неплохо. Может, тебе действительно не хватает сильной руки, а твоей шикарной заднице пары шлепков?– Спасибо, обойдусь, – насилия мне хватило в детстве, наелся, запомнил на всю жизнь. Грубые любовники не по мне. Возвращается Клементин, утаскивает Ани танцевать, и они теряются в гуще толпы на танцполе у сцены. Сижу один, потягиваю коктейль и ловлю себя на том, что все еще таращусь на мужчину в костюме. Осматриваюсь по сторонам, но взгляд упорно, раз за разом, возвращается к нему. Незнакомец, словно почувствовав спиной мой взгляд, поворачивает голову и смотрит на меня. Долго, внимательно, оценивающе. Мне становится неловко, начинаю ерзать. Незнакомец отворачивается, говорит что-то бармену. Тот отвечает и наливает ему новый бокал. Трубочка у меня во рту зашкворчала – напиток закончился. Жарко. Ани и Клементин все еще танцуют. Уходить не хочется. Но и сидеть одному тоже. Черт дернул меня подойти. Тихо встаю рядом, оцениваю себя, его, свои шансы на успех. Мои линялые джинсы и клетчатая рубаха невероятно контрастируют с элегантным и даже немного пижонским прикидом мужчины. Собираюсь молча отойти, как он резко поворачивается, ловит меня за руку и возвращает обратно. Рука сильная, уверенная, но держит мягко. – Что вам заказать?– Спасибо, я сам. Момент знакомства всегда был для меня самым тяжелым, я стесняюсь. Потом обычно легче. – Я чувствовал ваш взгляд, – незнакомец улыбнулся. – Ив. – Áдам, – краснею и тупо таращусь на Ива. Несу какую-то несусветную чушь на счет совпадения библейских имен: Адам и Ева – Адам и Ив. Он не смущен, напротив. На вид ему уже за тридцать. Острые черты лица, греческий нос, чувственный рот, серо-голубые глаза. Выбрит гладко. Никогда не любил неухоженных мужчин и всю эту чушь о трехдневной щетине. Улавливаю легкий оттенок дорогого парфюма, с нотками животного аромата, пробуждающими во мне что-то глубинное. На холеной руке из под манжета рубашки с запонкой поблескивают дорогие часы. – Вы часто здесь бываете? – голос глубокий, поставленный. Ив держится уверенно, но без напыщенности и раздутости от собственной важности, как бывает с некоторыми чинушами и важными топ-менеджерами. Мне это импонирует. Отвечаю, задаю такой же дежурный вопрос, слушаю звук его голоса. Как же он приятно ложится на слух. Я начинаю ловить кайф как от любимых рок-баллад. Ив смотрит мне в глаза, протягивает руку к моему лицу и снимает очки. Рука легко, как бы невзначай, задевает щеку и поглаживает. Тянусь к этой ласке. То ли я слишком много выпил, то ли новый знакомый столь притягателен, но я возбужден. Благо, джинсы не в обтяг, иначе в паху давно было бы тесно. – У тебя красивые глаза. Почему носишь очки, а не линзы? – мы незаметно перешли на «ты». – Чтобы казаться старше. В жизни бывает сложно доказать, что ты чего-то стоишь, если при этом выглядишь как мальчишка. Ив согласно кивает, наклоняет голову. – Сколько же лет столь милому юному мальчику без очков?– Двадцать шесть. – О! – Ив слегка удивлен. Я уже привык к этому. У нас в роду по линии матери все выглядели очень моложаво. Мне при знакомстве тоже никто не дает больше восемнадцати-девятнадцати лет. – Большой мальчик. Мне кажется, или здесь становится не слишком уютно?– Я живу тут, недалеко. Минут пятнадцать пешком. Может, зайдешь, выпьем по чашечке кофе?– С удовольствием. Какого черта я все еще страдаю по этому уроду Анатолю? Пошел он к чертовой матери. Хватит жалеть себя из-за этого ублюдка. Господи, неужели я только что склеил этого офигительного мужика? Я точно пьян. Взглядом нахожу Клементина, машу ему рукой в знак того, что ухожу. Он машет в ответ. На всякий случай быстро набираю смску Ани, что не один. А то знаю я ее, хватит ума завалиться ко мне посреди ночи после танцев. Ив расплачивается с барменом, и мы уходим. ИвСделка окончена. Документы подписаны. Надо отпраздновать. Ненавижу эту извечную традицию обмывать совершенные сделки. Все эти дорогие рестораны, дорогие шлюхи. И ведь не скажешь же, что не голоден, когда все видели, что за день во рту маковой росинки не было. И мальчика хорошенького не попросишь вместо грудастой телки в обтягивающем коконе от шеи до задницы. Я терплю, но только не сегодня. Не в этот вечер. Вежливо раскланиваюсь с мистером Ямазаки и всей японской делегацией, нажимаю кнопку лифта и быстро покидаю здание, пока Рафаэль не попытался удержать. Сажусь в Peugeot, выезжаю из подземного гаража и быстро растворяюсь в вечернем потоке машин. Служба безопасности следует по пятам, стараясь не отстать в пробке. Кого они охраняют? Меня от людей или людей от меня? Наверное, все вместе. Я уже привык их не замечать. В жизни со временем ко всему привыкаешь. Езда успокаивает. Хочется разнообразия. Торможу на маленькой парковке у какого-то незнакомого клуба с яркой вывеской. Народ на входе не толпится, это несказанно радует. Внутри все простенько и средненько. Для обывателей. Столики у стен, небольшая площадка для танцев у сцены, барная стойка недалеко от входа. На сцене червяком извивается раскрашенная малолетка, ухватившись за микрофон так, словно делает ему минет. Но молодежи внизу нравится. Нахожу свободный табурет, усаживаюсь и заказываю виски. Охрана незаметно рассасывается по залу, занимая ключевые позиции. Профессионалы, их не заметно. Но я знаю, что они здесь, наблюдают за мной. Минут через десять, может, чуть больше, рядом встает местная красотка, отерев предварительно грудью мое плечо: почувствуй, красавчик, как тебе может повезти. Вежливо даю понять, что она мне не интересна. Красные губки пухло надуваются от разочарования, упругая попка, покачиваясь, удаляется. К слову, нижнего белья на ней не было. Чувствую на себе посторонний взгляд. Аккуратно смотрю из-за плеча. За столиком у стенки меня рассматривает парочка студентов: парень-очкарик и девчонка-хохотушка. Они перешептываются, снова смотрят на меня, снова что-то шепчут друг другу. Наверняка парень подбадривает ее подойти познакомиться. Скучно. Прошло уже достаточно много времени, сударыня, насмотрелись. Вы так на мне дыру протрете. Снова оглядываюсь и ловлю чужой заинтересованный взгляд. Девушки нет, на меня смотрит оставшийся один молоденький парнишка. Вечер обещает быть томным. Улыбаюсь про себя, отворачиваюсь и считаю, через сколько секунд он подойдет. Потребовалась почти минута. То ли он еще совсем новичок, то ли не знакомился с мужчинами старше, но мальчишка струсил и попытался ретироваться, пока не поздно. Ловлю его за руку, удерживаю. Мы знакомимся. На первый взгляд в нем нет ничего примечательного. Это и хорошо, как раз на одну ночь. Стекла его очков бликуют, мне не разглядеть цвет его глаз. Аккуратно снимаю, задевая рукой его щеку. Мальчишка принимает мое прикосновение за ласку, тянется за моей рукой. Голодный малыш. Я тоже голодный. У нас может все получиться, если тебя слегка к этому подтолкнуть. Чувствую его возбуждение. Адам, так его зовут, старше, чем кажется. Это только радует. Эмоционально неуравновешенные малолетки – несколько не мое. Легкое внушение, правильные интонации, и он уже готов на все. Мысленно я улыбаюсь, расплачиваюсь с барменом, у выхода незаметно отдаю ключи от машины одному из «своих», чтобы подогнал к нужному месту. Мы идем к Адаму. АдамОт моего дома до бара совсем недалеко, минут пятнадцать пешком. Однако рядом с Ивом время растягивается до бесконечности, поглощая меня. Сердце бешено колотится. Мне кажется, оно стучит так громко, что его слышно всем вокруг. В голове некстати всплывают неприятные мысли: достаточно ли чисто у меня в квартире, захочешь ли он чего-нибудь съесть или выпить и что он любит, погладил ли я постельное белье, понравятся ли ему мои родинки, не закончился ли гель, есть ли у нас резинка, в конце концов. Я нервничаю, возбуждаясь от этого еще больше. Внезапно захотелось поцеловать Ива под фонарным столбом. Чувствую себя школьницей-девственницей, от чего становится смешно. Ив словно читает мои мысли. Нет, он не целует меня в пятне света, лишь берет мою руку в свою. Наконец мы доходим до моего дома, входим в слабо освещенный подъезд, поднимаемся на второй этаж. Я уже вошел в квартиру и бросил ключи на тумбочку, когда не услышал гостя за спиной. Оборачиваюсь. Ив стоит на лестничной площадке, не решаясь войти, и улыбается:– Позволишь войти?– Да, конечно, прости, проходи, пожалуйста!Только после этого Ив перешагивает порог квартиры и аккуратно закрывает входную дверь. – Надеюсь, тебя не шокирует моя консервативность? – снова эта улыбка. Улыбка охотника, любующегося пойманной дичью. Внизу живота все болит от напряжения. Неужели можно возбудиться еще сильнее? Не набрасываться же на незнакомого мужчину в первую минуту, но и сил терпеть больше нет. – Наоборот, это очень мило. Мой последний любовник был жутко бесцеремонной скотиной. – Я таким не буду. – Располагайся. Выпьешь что-нибудь?– Благодарю. Пожалуй, на сегодня выпивки хватит. Тебе так не кажется, малыш? – страстный взгляд и иронично приподнятая бровь. Ну, разве я виноват, что всегда любил и люблю, когда меня называют малышом? А если тихо, шепотом, на ухо, прижимаясь всем телом к моей спине и сковывая в крепких объятиях, слегка прикусывая мочку и кожу за ухом…– Я… Я быстро… Только в душ на пять минут, – уже на ходу стаскивая с себя одежду, лишь бы поскорее дать свободу разгоряченному телу. Когда я начал заикаться?ИвВсю дорогу до дома Адам ужасно нервничает. Я слышу стук его сердца, бешено колотящегося в груди, вижу слегка вздувшуюся венку на виске, но пить не тянет. Тянет исключительно любить. Запах его тела начинает сводить с ума. Скорее бы уже прийти и заполучить этого малыша в безраздельное пользование. Невозможность войти в чей-либо дом без приглашения в этот раз раздражает, как никогда. Адам спрашивает, не хочу ли я выпить. Нет, милый малыш, не хочу. Единственное, чего я по-настоящему хочу, это ты. И возбужден я уже не меньше твоего. Интересно, заметил ли ты, что забыл включить свет в квартире, убегая в ванную комнату?Шорох одежды, шум воды. Я больше не собираюсь терпеть и ждать. Развязанный галстук змеей скользит на пол, пиджак летит на спинку стула, рубашка – на стол, брюки – в кресло… Я шаг за шагом приближаюсь к цели. Адам даже не успевает повернуться, когда я прижимаю его тело к кафелю, удерживая на месте за тонкие запястья. Аккуратно свожу его руки за спиной, перехватываю одной рукой, освобождая вторую. Мальчик дергается и протестующе мычит, однако хватки я не ослабляю. В ответ на это аккуратно разворачиваю его к себе лицом, прижимаю лопатками к стене, опускаюсь на колени, слегка тяну на себя за бедра, заставляя выгнуться мне навстречу, и игриво, кончиком языка дразняще прикасаюсь к головке его члена. Довольный стон Адама заставляет меня прерваться и заглянуть малышу в затуманенные глаза:– Хочешь, чтобы я продолжил?– Да!Указательным пальцем я дотрагиваюсь до крохотных губок Адама, щекочу уздечку и провожу вниз. Его налитой член, готовый взорваться от желания в любую минуту, отзывчиво подрагивает. Тогда палец сменяется языком, и я повторяю тот же маршрут, после чего поднимаюсь вверх и смыкаю губы на головке, медленно-медленно сантиметр за сантиметром впуская мальчика внутрь, попутно поглаживая рукой внутреннюю сторону бедер. Нетерпеливый, Адам бурно кончает в тот миг, когда головка члена упирается в мою гортань. Я отпускаю руки Адама, попутно задевая крепкую маленькую попку. Ошеломленный малыш опускается на пол рядом со мной. К счастью, зеркала запотели, покрывая отражения непроглядной пеленой. Я явно был далеко не первым любовником Адама, его не нужно было учить. Мальчик быстро отвечает любезностью на любезность, но эрекция не ослабевает, требуя окончательного выхода. Мы поднимаемся. Я слегка подталкиваю Адама к раковине, мягко опускаю руку на поясницу, заставляя наклониться и чуть выпятить попку, оглаживаю идеальные ягодицы. На правой щечке красуется милая родинка, которую я не преминул возможностью поцеловать. – Ив? – тихо и жалобно, как щенок. – Да, милый?– Пожалуйста, будь нежнее. У меня давно никого не было. Я буду нежным, самым нежным, каким только можно быть. Аккуратно подготовив все еще тугую дырочку, я плавно вхожу наполовину, пережидаю, давая Адаму время привыкнуть. А потом уже до конца, заполняя его. И обратно. И так снова и снова, меняя темп, зажимая мальчику рот рукой, потому что даже шум воды в душе не заглушает его крики. Другой рукой я ловлю его снова стоящий член, стискиваю, как в ловушке. Адам кончает секундой раньше, конвульсивно сжимая ягодицы и заставляя меня кончить следом. Казалось, прошла вечность, прежде чем мы переместились в более надлежащее для отдыха и любви место: на диван. Адам засыпает почти сразу. Я какое-то время любуюсь его юным лицом, ставшим почти детским, невинным и безмятежным, потом обнимаю со спины и прижимаю к себе покрепче. Утро было странным. Его и утром-то нельзя было назвать, только забрезжили предрассветные сумерки. Адам просыпается, вскакивает как ужаленный, вихрем проносится по квартире, собирая мои и свои вещи. – Ив, прости, но мне надо бежать. Я опаздываю по делам. Ты не мог бы уйти?Вот нахал, ни тени смущения, ни нотки вины в голосе!– Я покидал своих возлюбленных до рассвета, каюсь, бывало. Но чтобы меня вот так бесцеремонно выгоняли, да еще в такую рань? Никогда!– Извини, мне правда пора. Я торопливо одеваюсь. Адам уже зашнуровывает кроссовки, когда я понимаю, что не могу найти запонку. Скорее всего, куда-то закатилась, когда я накануне снимал с себя рубашку. Будет повод заглянуть еще раз. Если и нет, то не велика потеря. Малыш стоил этой пары сотен евро. – Если ты так торопишься, я могу тебя подвезти. Моя машина должна стоять у подъезда. – Спасибо, не стоит. – Тогда оставь мне свой номер телефона, я потом позвоню. Адам внимательно смотрит мне в глаза. От былой неуемной страсти не осталось и следа, лишь грусть. Он отрицательно качает головой. – Ничего не получится. Мальчишка закрывает дверь на ключ и быстро сбегает вниз по лестнице, направляясь в сторону порта, оставляя меня одного в полной растерянности.

АдамЧерт! Черт, черт, черт!!! Я почти проспал! Если не успею купить свежую рыбу, шеф меня самого разделает и нафарширует. Любуюсь своим любовником, его телом, прикрытым простыней… Сказка кончилась, часы давно пробили полночь, моя карета превратилась в тыкву. Надо взглянуть правде в глаза, я не пара такому щеголю. Да у него, наверное, одна только рубашка стоит дороже, чем я плачу за квартиру. Ну и на кой черт я бы сдался такому? Наверняка у него уже есть кто-нибудь более подходящий. Я бужу Ива, а у самого комок подступает к горлу. Ну почему жизнь так несправедлива? Встретил интересного мужчину, которого я нестерпимо хочу, как пора расставаться. Ив недовольно бурчит, но все же одевается и выходит из квартиры вместе со мной. Просит на прощанье мой номер телефона. Вот только не надо этих банальностей. Как будто я не знаю, что этим все и закончится, ведь ты не позвонишь, а я только буду ждать твоего звонка понапрасну. Лучше сразу проставить все точки над «i». Я не выдерживаю и убегаю, оставляя его одного в полной растерянности. Не хочу, чтобы он видел мои слезы. Надо отвлечься, и все забудется и пройдет. Ведь это была всего лишь одна ночь, случайный, ни к чему не обязывающий секс. Но Ив весь день не идет у меня из головы. Еще ни с кем мне не было так хорошо, как с ним. Казалось, он знает мое тело лучше меня самого, предугадывает все мои желания. Рыбу купить я успеваю, и даже ту, что нужно. Но вот из рук весь день все буквально валится. После того, как я безнадежно загубил перепела и курицу, шеф счел меня больным и отправил домой отлежаться. Только вот домой мне совсем не хочется. Там все еще витает тонкий запах его парфюма, а наспех застеленная постель не скрывает следов. Вдруг на подушке остался его волос? Я несколько часов провожу на набережной, глядя в море и безнадежно пытаясь успокоиться, когда меня находит Ани. Ей от моей истории становится весело. Она пытается меня подбодрить. – Ты все превращаешь во вселенскую катастрофу. Ну, подумай сам хорошенько, у тебя вчера была классная ночь. Это же здорово! Ты свободен, жизнь продолжается. Хоть каждую ночь можешь теперь цеплять таких красавчиков, как этот Ив. Кто он, кстати?– Не знаю, – я вздыхаю и ложусь лицом на холодную гладкую столешницу в неизменной мороженице на Бо Риваж. – Так тем более! Какой смысл печалиться о том, кого даже не знаешь? Может, это и к лучшему, что он ушел. Ани доедает вторую порцию щербета и подает знак официанту, что хочет еще. – Это не он ушел. Это я его выгнал утром. Я опаздывал за рыбой. – Но ты объяснил, в чем причина?– Нет. – Что он сказал?– Попросил мой номер телефона. – По-настоящему или так, для отмазки?– По-настоящему, – отворачиваюсь к окну. Нет решительно никаких сил смотреть на милую подругу. – И ты дал?– Нет. – Нет?!– Нет. – Ну, ты и идиот, парень. Знаю, милая моя Ани, знаю. Я – идиот, кретин, дурак, дубина, сам все испортил, а теперь страдаю. – Хочешь, давай я позвоню Клементину, и мы напьемся втроем?– Лучше не стоит. Боюсь, будет только хуже. Мы сидим в кафе еще час, пока у этой обжоры не начинает болеть живот, но она стойко провожает меня до дома, чтобы, по ее словам, убедиться в том, что я не собираюсь топиться в море. Дома открываю настежь все окна, включаю везде свет, переодеваюсь в домашние штаны и футболку, нахожу под диваном стоптанные тапочки. Когда есть любимое дело, которым можно заниматься в любое время, это здорово помогает пережить несчастья. Я иду на кухню и начинаю готовить ужин. Соте почти готов, когда в дверь звонят. И я даже знаю, кто: наверняка Ани притащила ко мне развеселую компанию с непоколебимыми намерениями устроить домашнюю вечеринку. Я резко распахиваю дверь и уже открываю рот, чтобы дать понять всем незваным гостям, куда им следует незамедлительно пойти, как слова застревают в горле. На пороге стоит Ив с огромным букетом. – Привет, малыш, я скучал. Можно войти?Он. Сейчас. Здесь. Передо мной. Я сплю? Ущипните меня кто-нибудь. Отодвигаюсь в сторону и даю ему войти в квартиру, беру цветы. Ив тут же наклоняется, воруя у меня невинный поцелуй, потом отстраняется и оглядывает с головы до ног. – Мило, – подтрунивает. – Ты имеешь что-то против? – в шутку грозно прищуриваюсь. – Сам-то сегодня в джинсах и простой рубашке. Мгновенно напрягаюсь и мысленно холодею. Вдруг он специально так просто оделся, чтобы я не казался ему не парой?– Так удобнее, не находишь? Или тебе больше нравятся официальные костюмы? В следующий раз учту. Удобнее… В следующий раз… Меня отпускает, и я начинаю улыбаться, счастливо, до ушей. Усаживаю гостя в единственное кресло, сам возвращаюсь на кухню снять с плиты кастрюлю и поставить цветы в вазу. Розы, белые с алой окантовкой, девятнадцать штук. Ив внезапно оказывается рядом без приглашения и обнимает меня со спины. ИвАдам сбежал. Машина оказывается прямо у подъезда, агент рядом, протягивает мне ключи. – Поймать парня? – новенький, проявляет служебное рвение. У него такое дурацкое имя, что никак не могу его запомнить и вечно путаю. Не то Аверон, не то Аверилл. – Не нужно. – Проследить?– Не стоит. Я запомнил адрес. Я сажусь за руль, Аве-кто-то-там мигом усаживается рядом. – Босс вас уже искал ночью. Он недоволен, что вы ушли до банкета. – Сделка завершена на выгодных условиях, так что свое недовольство твой босс может оставить при себе. Я еду отсыпаться. Весь оставшийся день мальчишка не идет у меня из головы. Поступок Адама сильно задел мое самолюбие, вместе с тем Адам был действительно хорош. Не в том смысле, что он неотразим или особо искусен в любви. Он оказался совершенно обычным, но по-домашнему простым и уютным. Возможно, это именно то, чего мне сейчас так не хватает: покоя и стабильности в отношениях. При мыслях об Адаме глубоко внутри зарождается неуемная страсть. Я представляю его, утомленного, распластанного на смятых простынях и стонущего от удовольствия, срывающимся голосом умоляющего прекратить сладострастную пытку. Нет, малыш, ты будешь моим, убегать бесполезно. Я долго расхаживаю из угла в угол, думая, как лучше выстраивать наши дельнейшие отношения. Все говорило о том, что малыш не особо избалован лаской и вниманием и где-то в глубине души в нем все еще живет маленький напуганный ребенок. Из всех вариантов стандартный цветочно-конфетный выглядит наиболее подходящим для того, чтобы не спугнуть мальчика раньше времени. Любой галантный кавалер просто обязан знать язык цветов. Другое дело, что в настоящее время он почти забыт, и люди считают возможным дарить желтые цветы невестам, фиолетовые – престарелым начальникам или класть алые розы на могилы. Я выбираю для него белые розы с красной каймой, словно кто-то обмакнул кончики в свежую кровь, и не ошибаюсь. Адам понимает мой намек, чем, признаться, меня удивляет. – Ты запомнил адрес, – не вопрос, утверждение. – А что мне оставалось делать? Ты же не оставил свой номер телефона. Не в моих правилах так просто отпускать понравившегося мне человека. – Я правда тебе нравлюсь?О, опять эта неуверенность и смущение. При этом щеки слегка зарумянились. Я решаю не давать очевидного ответа на столь глупый в данной ситуации вопрос. И как он еще дожил до своих двадцати шести лет?Адам отходит и гремит посудой. Я же получаю возможность как следует осмотреть его жилище. Квартирка маленькая, даже не однокомнатная, а студия, все пространство которой занимает огромная кухня с таким невероятным количеством приспособлений и инструментов, что на заучивание всех названий ушло бы лет десять. У зашторенного окна ютятся диван и кресло с потертой обивкой, маленькая прикроватная тумбочка светлого дерева, и где-то ближе к входной двери – платяной шкаф. Пряный запах проникает в мой нос, посылая волны жара по всему телу. Не могу усидеть на месте. Подхожу к Адаму и крепко обхватываю его, прижимаясь уже твердым пахом к его округлой попке, слегка потираясь, давая ощутить меня сквозь ткань. – Ты что-то готовишь? – на ухо, поправляя непослушную прядь волос. – Уже закончил, соте, – Адам аккуратно выкладывает блюдо на белоснежную фарфоровую тарелку. – Будешь?Качаю головой. – Не любишь перцы?– Мне нельзя есть обычную пищу, вынужден придерживаться особой диеты, – расцепляю руки, выпуская мальчика из объятий. – Но ты же пил вчера ночью в баре. – Пить можно. – Но есть нельзя. – Верно. – Хорошо, тогда не ешь, только попробуй и скажи, нравится или нет, – Адам обмакивает ложку в густую тушеную смесь и протягивает мне. – Оближи. Вкусовые рецепторы располагаются на языке, так что ты почувствуешь вкус, а в твой желудок ничего не попадет. О подобном я никогда не задумывался. Беру ложку и медленно притрагиваюсь к ней кончиком языка. Мир вокруг меня перестает существовать, он тонет во вспышке! Я до упоения наслаждаюсь давно забытым ощущением вкуса настоящей человеческой пищи, пытаюсь разобрать его на составляющие: острый и чуть сладковатый перец, соль, оливковое масло с легкой горчинкой, кисловатый привкус томатов, характерный чеснок, что-то еще… Говорят, рай для нас несбыточная мечта. Вранье. Я попал в рай! Малыш, ты даже не представляешь, что заново открыл для меня этот мир, эту жизнь, которую я уже начинал ненавидеть!Отрываюсь от ложки, вылизанной дочиста, и голодными глазами смотрю на Адама. – Я хочу тебя, – голос сел и охрип. – Хочу узнать твой вкус. – Только не на столе!Подхватываю мальчика на руки и несу на диван. Сегодня все будет по-другому. Я до безумия долго исследую каждую частичку его тела, целую, облизываю, слегка прикусываю. Он везде разный на вкус, но везде одинаково нежный. Припухшие от поцелуев соски смотрятся сиротливо и беззащитно на естественно безволосой груди. Чуть тяну Адама за волосы на голове, запрокидывая, полностью обнажая шею, и прокладываю дорожку поцелуев от подбородка до еле заметного кадыка, вниз к впадинке между ключиц, по груди к напряженному животу, задерживаюсь у пупка, обрисовывая его языком, по дорожке из жестких темных волосков, по внутренней стороне бедра, не затрагивая самого главного, пока малыш не начинаешь биться в конвульсиях, прося наконец взять его по-настоящему. Мы любим друг друга медленно и нежно, с осторожностью фарфоровых любовников. Его мягкие руки беспорядочно и пока неуверенно гладят мое тело, сосредотачиваются на спине, когда он понимаешь, что мне нравится. Я все еще нахожусь в плену новых райских ощущений, густо замешанных на накрывающем нас одновременном оргазме. Ложусь рядом с Адамом и переворачиваюсь на спину. Мальчик тут же придвигается вплотную, закидывает на меня ногу, обнимает рукой за шею и утыкается носом мне в плечевую впадинку. Мне хочется узнать о нем все. – У тебя есть родные?Малыш моментально напрягается. – Есть. Можно, не будем об этом? Пожалуйста. – Хорошо, малыш, как скажешь. Теперь знаю, что эта тема болезненна для моего юного любовника, и больше мы к ней не вернемся. Не все родители способны принять своих детей такими, какие они есть, особенно если те отличаются от других. Приподнимаю его лицо за подбородок и покрываю поцелуями. Под моими прикосновениями Адам успокаивается и снова расслабляется, грусть во взгляде сменяется умиротворением. – А у тебя есть семья?– Остались кое-какие родственники. Мой тебе совет, никогда не обзаводись потомством, сплошные хлопоты. Адам перемещается, полностью ложась на меня сверху и чуть приподнимаясь на локтях. Он по-кошачьи выгибает спину, потом снова опускается мне на живот, и я чувствую его эрекцию. На этот раз малыша ожидает сюрприз. Аккуратно снимаю мальчика с себя, укладываю обратно на диван, встаю и подхожу к холодильнику, долго роюсь на полках, пока не нахожу то, что искал. Адам округлившимися глазами внимательно следит за моими руками, ловко управляющимися с ножом. – Только не острый!Как скажешь, милый. Острый можем приберечь и для другого раза. Я разделываю красный сладкий перец, слизывая с лезвия сок, и с очищенным от кожуры и семечек кусочком подхожу к сгорающему от нетерпения мальчику. Сажусь на него сверху, прижимая его бедра к дивану, ловлю за запястья, завожу руки за голову, полностью лишая возможности двигаться. И лишь после этого медленно натираю перцем головку его члена, пока из нее не начинают проступать тягучие капельки, смешиваясь с соком паприки, которые я тут же слизываю, наслаждаясь доселе неизведанным вкусом, и продолжаю эту игру до бурного конца. Перец почти не острый, тонкую нежную кожу лишь слегка пощипывает, достаточно воды и обычного крема, чтобы успокоить. Адам ошеломлен ощущениями, летая где-то в облаках. Я пользуюсь этими секундами беспомощности и начисто вылизываю его живот, после чего кончаю сам. Уже позднее, почти засыпая в объятиях друг друга, я решаю уточнить одну немаловажную для себя деталь:– Ты снова убежишь утром, как ошпаренный?– Завтра нет. Шеф дал мне внеочередной выходной. – Так куда ты сбежал утром?– На маленький рыбный рынок на причале. По утрам рыбаки продают свежепойманную рыбу. – Ты закупаешь рыбу?– Для своих блюд я всегда сам выбираю продукты, и в ресторане, и дома. – Теперь все понятно и даже не так обидно. – Прости еще раз. Я вел себя как полный идиот. – Уже простил. – Знаешь, мне в голову пришла интересная мысль. В колледже мне как-то попалась книга одного известного русского педагога, Ушинского. Так вот у него был рассказ о том, как детям ради эксперимента дали по морковине, но велели думать, будто это колбаса. И когда они ели морковь, думая о колбасе, то действительно ощущали вкус колбасы. Кажется, это называется самовнушением и замещением. Что, если тебе с твоей особой диетой есть то, что положено, при этом представляя вкус того, что хочется? Вдруг у тебя тоже получится?Интересная мысль, стоит попробовать. Вернусь домой, найду анатомический атлас. АдамКак же приятно просыпаться утром в теплых крепких объятиях. Плечо слегка затекло и покалывает, но это не может помешать мне наслаждаться негой. Слушаю размеренное дыхание Ива. Его грудь еле заметно поднимается и опускается. Он нехотя открывает глаза и сонно щурится. Выражение его лица меня умиляет. Тянусь и целую его в губы. – Доброе утро. – Доброе. Который час? – Ив озирается в поисках часов. – Не знаю. И не хочу знать. Хочу провести весь этот день с тобой, – потягиваясь и обвивая мускулистое тело, как дикий виноград чугунные ограды садов. Ив осторожно выпутывается, но не отстраняется. – Весь – не получится. Мне нужно будет заглянуть на работу. А вот ночи все наши. Обреченно вздыхаю и встаю с постели, обжигаемый контрастом жара тела Ива под одеялом и прохладного воздуха в комнате. Ив встает следом и аккуратно убирает постельное белье в ящик дивана. – Чай будешь?– Кофе, крепкий и без сахара, если есть. Пока закипает чайник, быстро умываюсь и натягиваю на себя трусы и футболку. Разливаю почти черную жидкость в маленькие фарфоровые чашечки, доставшиеся мне еще от бабушки. Ив тщательно приводит себя в порядок и подсаживается к столу напротив меня. – Ты решил не завтракать из солидарности со мной? – в его голосе звучат ехидные нотки. Под внимательным взглядом своего сурового любовника готовлю себе омлет. Должно быть, я делаю что-то ужасно эротичное, потому что мой хищник не сводит с меня глаз, облизывается и неосознанно кончиками пальцев чертит замысловатый рисунок на своей полуобнаженной груди. От смущения вилка в руках дрожит, кусочек омлета падает на тарелку. Какой же я неловкий. Боязнь показаться смешным сковывает еще больше. Ив, разгадав мои чувства, мягко отнимает у меня вилку, разделывает желтую воздушную массу на кусочки. Он собирается кормить меня как маленького, с ложечки? Но вилка плавно ложится на стол рядом с тарелкой. Длинные пальцы захватывают кусочек и подносят к моему рту. Аккуратно беру его губами, глотаю и облизываю стекающий с пальцев сок. Мой язык касается мягких прохладных подушечек чужих пальцев, с пытливостью ученого старается изучить все полосочки на коже. Когда завтрак окончен, я ощущаю, что возбужден уже до предела. Ив берет меня за руку и медленно, но уверенно заводит ее под стол. Он хочет меня не меньше. Так зачем же отказываться от своих желаний?Обедать дома и в моей компании Ив отказался, мотивировав свой отказ желанием все же успеть хотя бы на пару часов заглянуть на работу, а не растрачивать силы перед ночью. – Где ты работаешь? – спрашиваю уже в дверях. – Ничего оригинального. Пара финансовых компаний. Купля-продажа… Скукота. – До вечера?– До ночи, мой малыш. До жаркой ночи. ИвВ фирму я уже не поехал. Отзвонился Рафаэлю, поставив внучка перед фактом. Он был недоволен, но от выговора воздержался. Предложение Адама о замещении захватило меня полностью. Перерыв домашнюю библиотеку, еду по книжным магазинам. Мне понадобилось несколько часов упорных поисков, прежде чем на прилавок лег детальнейший анатомический атлас человека в трех томах, академическое издание. Никогда не понимал всех этих нарядных схем и рисунков. Почему никто никогда не печатает то, что есть на самом деле внутри нас: кровь, слизь, грязь… Попутно я осмотрел стеллажи по психологии, выудив что-то близкое к тому, о чем говорил мой милый мальчик. Атлас был быстро пролистан, не открыв моим гастрономическим интересам ничего нового, и отправился на полку до более подходящего момента. Книги по самовнушению отнимают, к моему прискорбию, гораздо больше времени и не отличаются разнообразием. Все мысли, рекомендуемые приемы и методы сводятся к одной главной идее: постоянно тверди себе то, что ты хочешь видеть на самом деле, формируя в подсознании и сознании желанный образ. Короче, убеди себя сам. Попробуем. Дело близится к вечеру. По-настоящему ел я почти неделю назад, довольствуясь в последнее время лишь легкими перекусами. Я прохожу в специальное хранилище, оборудованное по проекту Рафаэля, и бесперебойно снабжаемое свежей кровью. Не так давно была разработана целая система «безопасного донорства»: приезжих туристов, селящихся в одном из наших отелей по системе «все включено» ежевечернее незаметно подкармливают снотворным. Ночью осторожно иглу в вену, трубку, и пара сотен миллилитров крови без ущерба для постояльцев перекочевывает из загорелых тел в герметичный сосуд. Это определенно удобно и безопасно, но временами я по-прежнему выхожу на охоту в город. Азарт и поиск подходящей по вкусу жертвы позволяют ощущать себя все еще живым. Откупориваю дозу, усиленно воспроизводя в памяти те вкусовые ощущения, что подарил мне Адам. Зажмуриваюсь и медленно глотаю солоноватую густую жидкость. Эксперимент провалился. Во рту привычный вкус крови и никакого намека на что-либо другое. Но сдаваться так просто я не намерен. Нужно создать условия, максимально приближенные к чистоте эксперимента. Я обязан посмотреть, что и как готовит Адам, ощутить это на вкус, а потом самостоятельно приготовить аналогичное блюдо по-своему. Собираюсь позвонить Адаму и договориться о встрече, когда вспоминаю, что мы так до сих пор и не обменялись номерами телефонов. Придется ехать так, в надеже, что он дома, но оплошность надо будет исправить. АдамК ночи я уже перестаю волноваться, почти смирившись с перспективой сегодняшнего одиночества. Грустить не дает толстяк Поль, нагло хозяйничающий в моей квартире. Кот, принесенный Ани «всего на пару дней», как она выразилась, быстро освоил пространство моей небольшой квартирки. Мы по-мужски поделили спальные места, ему – кресло, мне – диван. После чего эта наглая усатая морда вознамерилась обшарить все шкафы и полки и скинуть на пол все, что по объему не превосходит арбуз. Первые полчаса это было терпимо, но отнюдь не тогда, когда ты смертельно устал и хочешь отдохнуть в тишине. Ив появляется неожиданно, застав нас врасплох. Раздается звонок в дверь, на пол летит ковшик, я стою посреди хаоса, держа в руках пойманные в последний момент солонку и перечницу. Кот злит, слишком поздний визит Ива тоже. Меня охватывает секундное желание выставить за порог их обоих и завалиться спать. Однако первые же слова любовника обескураживают меня, погасив мой запал. – Привет. Приготовь мне что-нибудь вкусненькое. – Что ты подразумеваешь под вкусненьким, объясни, пожалуйста. И потом, тебе же нельзя есть, разве не так?– Так, все так, – Ив раздраженно машет рукой. – Ну да что из того? Я не хочу есть. Я хочу попробовать. Я обреченно вздыхаю, усаживая внезапно притихшего кота в кресло. – Если я не вовремя, так и скажи, я уйду. Да что с ним сегодня такое?– Не заводись, ладно, – открываю холодильник и бегло осматриваю запас продуктов на полках. – Что ты хочешь?– Чего-нибудь мясного по возможности. Из мяса разморожена только говядина на завтрашний день. Овощей осталось тоже не слишком много. Прикидываю в уме незамысловатый рецепт. – Решено, будет бобовое косуле!– Прекрасно. Тебе помочь?Я с удивлением смотрю на своего мужчину. Прекрасно зная о моей профессии, еще ни один любовник не предлагал мне помочь на кухне. – Спасибо, не нужно. – Я хочу видеть, как ты готовишь, – Ив полон решимости, отказ не принимается. Достаю и готовлю необходимые продукты, раскладываю инструменты, разделочные доски, повязываю фартук, убираю волосы под колпак, закатываю рукава, тщательно мою руки. Усаживаю Ива так, чтобы ему было видно, но чтобы он не мешал. Хочешь смотреть, как я готовлю? ОК, будет тебе домашнее шоу-китчен. Мои руки мелькают со скоростью света, дробно стучит нож. Ив смотрит как завороженный, словно я фокусы ему показываю. Постепенно выкладываю в чаше ингредиенты, словно разукрашиваю полотно: поверх зеленого лавра расстилаются снежные вершины лука, запятнанные солнечными бликами моркови. Вношу нотку пестрого разнообразия из говядины в пастораль овощей. При наличии толики фантазии можно углядеть средиземноморское побережье, усыпанное красными черепичными крышами. Особый шик в том, что я тщательно слежу и следую направлениям волокон, так что кубики получаются идеально геометрически ровными. Обрезки летят в миску коту. Тот благодарно урчит. Желто-белая пелена мелкой фасоли закрывает багряную смальту мяса. Я повторяю слои, не забывая про соль и специи, и отправляю блюдо в духовку на час. Ив помогает прибраться. Чувствую себя опустошенным и буквально падаю с ног, словно мой зритель поглотил всю мою энергию. Он замечает это. Следующее, что я чувствую – это сильные мягкие руки на плечах. Ив усаживает меня на стул, встает за моей спиной, снимает колпак, развязывает лямки фартука, расстегивает пару верхних пуговиц на рубашке, оголяя шею. Откидываюсь на спинку стула, расслабляюсь и закрываю глаза. Пальцы Ива зарываются в мои волосы и нежно проходятся по всей голове, кое-где задерживаясь подольше. Он аккуратно тянет за пряди и отпускает, добирается до ушей, большими пальцами слегка надавливая на ямки за мочками. Я блаженствую. Его ладони смыкаются лодочкой у меня на затылке и поднимают голову, растягивая на несколько секунд затекшую шею, возвращая меня в раннее детство, в колыбель. Вся процедура тщательно повторяется еще раз. По телу разливается нега и умиротворенность. Усталость и раздражение проходят, сменяясь легкостью и воздушностью. Как же хорошо, что Ив рядом. Косуле готово. Накрываю на стол, нарядно сервируя блюдо. Аромат тушеного мяса наполняет собой всю квартирку, пробуждая аппетит. Съедаю порцию сам и довольно наблюдаю, как Ив с нескрываемым удовольствием раз за разом обмакивает и вылизывает ложку. Ужин удался. До дивана дойти мне не дают, подхватив на руки и бережно уложив на уже расстеленную постель. Ив прижимает меня к себе, бережно целуя в лоб, и я засыпаю, чувствуя себя защищенным. Утром я просыпаюсь один. Однако на столе меня ждет бумажный пакет с еще горячими свежеиспеченными круассанами с луком и записка размашистым почерком с пожеланием доброго утра и поцелуем. Впервые за долгие месяцы ощущаю себя нужным и счастливым. ИвНеотрывно слежу за уверенными действиями Адама, стараясь не упустить из виду ни одного движения сильных, грациозно творящих кулинарную магию рук. Мясо и фасоль, фасоль и мясо. Аромат свежей плоти манит, внешний вид ингредиентов пробуждает аппетит к охоте. Впереди еще несколько часов мучительного ожидания. Ночь с Адамом в мои сегодняшние планы никак не вписывается. Извини, малыш. Ничего сверхъестественного, ну почти. Хороший расслабляющий массаж и легкий гипноз после сытного ужина делают свое дело. Адам засыпает крепким безмятежным сном и не проснется до самого утра. На всякий случай заставляю и кота погрузиться в глубокий сон в кресле, чтобы не разбудил невзначай моего мальчика посреди ночи. Предусмотрительно приоткрываю окно, чтобы при необходимости можно было вернуться в квартиру. Благо, ночи стоят теплые, малыш не замерзнет. Тихо ухожу, затворяя за собой входную дверь. Замок автоматически защелкивается. Это место я присмотрел уже давно. Портовый район в северной части города, где никто не спохватится из-за внезапного исчезновения одного из проститутов. Проверено годами. Трансвестит выглядит привлекательнее и женственнее многих настоящих женщин. Стройный, длинноногий, с четко очерченными линиями бедер, длинной шеей, на которой абсолютно не заметен кадык, гладким личиком с пухлыми, чувственными, ярко накрашенными губами, в рыжем парике. Идти со мной в полупустующие по ночам доки он упорно отказывается даже за обещанную двойную плату. Приходится повысить цену в три раза. Алексия, как он представился, колеблется, но все же соглашается. Иду впереди, выбирая удобный для своего эксперимента укромный уголок, отчетливо слыша стук каблуков-шпилек позади себя. Избегая ночных портовых рабочих, мы пробираемся на дальние склады. Когда шум города становится не слышен, я рывком утаскиваю намеченную жертву в темноту, напрочь лишая любой возможности сопротивляться, и без особых усилий сворачиваю бедняжке Алексии шею. Бережно укладываю тело на землю животом вниз. Вспоминаю детальную инструкцию: одну ногу трупа выпрямляю, вторую сгибаю в колене, задираю короткое платье к плечам, открывая для доступа спину. Она белая и щедро усыпана веснушками. Если соединить их тонкими линиями, то будет похоже на карту созвездий. Острым ногтем процарапываю пару полос. Но я отвлекся. Ребра даже не нужно нащупывать. Они буквально выпирают из худого тела, явно привыкшего к корсету на талии. Погружаю лезвие в плоть. Линия разреза должна пройти от двенадцатого ребра косо вниз и вперед к подвздошной кости. Рассекаю кожу, глубже, добираясь до фасции, широко развожу края раны. Крови вытекает много. Я ощущаю ее манящее тепло на своих руках, пьянею от жажды, готовый вот-вот сорваться. Собираю волю в кулак и рассекаю мышцы, пытаясь добраться до почки. Скажи мне кто раньше, никогда бы не поверил, что на спине может быть столько мяса. Наконец, я справляюсь и упираюсь в жировую капсулу, делаю еще один надрез. Погружаю кисть руки глубоко внутрь, обхватываю скользкую упругую большую фасолину, тащу ее на себя, отсекая все удерживающие ее мышцы, сосуды и ткани. Еле сдерживаюсь, чтобы тут же не вгрызться в кровоточащий кусок, а довести начатое до конца и совершить запланированное. Моя охрана неподалеку, стоит наготове, предупрежденная и подготовленная к предстоящей охоте. Подзываю одного из людей, вытираю руки о поданную салфетку, укладываю добытую почку на протянутую белоснежную тарелку и тщательно разделываю ее ножом и вилкой. Отделяю темную, тугую, резиновую на ощупь мякоть от белой сердцевины мочеточников, стараясь не обращать внимания на характерный запах аммиака. Нарезаю ровными кубиками, повторяя подсмотренные движения Адама. Насаживаю кусочек на вилку и отправляю в рот, тщательно прожевываю, ни на секунду не забывая о самовнушении. Мой язык наконец-то ощущает вовсе не вкус крови и сырого мяса, нёбо обволакивает плотный сок тушеной фасоли со сладковатым морковным привкусом. Я с величайшим наслаждением вкушаю бобовое косуле, и время замирает в этот сладчайший миг. Милый Адам, ты поистине достоин награды и за свой совет, и за свой кулинарный талант. Люди Рафаэля все уберут и зачистят, на этот счет могу не волноваться. Переодеваюсь в чистую одежду, привожу себя в порядок. Седьмой час утра, над Марселем забрезжили предрассветные сумерки. Возвращаюсь в квартиру Адама пожелать ему доброго утра и поблагодарить за поистине королевский ужин, попутно покупая горячие круассаны ему на завтрак. Малыш еще спит. Отчего-то не решаюсь его будить, оставляю на столе пакет и записку, закрываю окно и снова выхожу в дверь. АдамИв необычайно задумчив и как будто чем-то расстроен. Непривычно и странно видеть его таким. Не стал лезть в душу с расспросами. Не маленький, захочет, сам все расскажет. – Приготовить тебе сегодня что-нибудь вкусненькое?

Он даже не расслышал мой вопрос, приходится повторить. Ив отказывается. Сидим и молча смотрим друг на друга. Тишину нарушает лишь легкое позвякивание чашки о блюдце, поскольку я пью чай. Атмосфера становится неуютной и напряженной. – Может, прогуляемся сегодня? Вечер теплый, ночь обещали тоже. Даже странно, что мы с тобой никуда не ходим. – Ты хочешь пойти на свидание? – Ив оживляется. – Ну, не то что бы на свидание, но побыть вдвоем где-нибудь не у меня дома я не против. – Хорошо, я согласен. Выбирай все, что тебе захочется. Сегодня я целиком и полностью подчиняюсь твоим желаниям. Мне хочется побыть с ним вдвоем, не отвлекаясь на посторонний шум и суету, поэтому мы просто гуляем по темным улицам. Прохожих в столь поздний час почти нет. Воздух свежеет, и легкий бриз доносит с побережья крики чаек. Мы идем рядом, почти в обнимку, касаясь друг друга плечами, локтями, иногда задевая друг друга бедрами. Тишина за стенами дома не напрягает. Она кажется естественной, такой уютной и сближающей нас еще больше. Мне нравится молчать рядом с Ивом. Ему, кажется, тоже. Веду его своим излюбленным маршрутом, чуть вдали от центральных набережных, маленькими рю д’ Андум, рю ду Кото, поднимаемся по Совёр Тобелем к аббатству Святого Виктора, серой непреступной стеной возвышающемуся над Марселем. Улица сменяется улицей, яркие неоновые вывески почти все уже потушены, редко какой ночной ресторанчик или бар продолжает работать. Ощущаю легкое чувство голода, но не хочется в такую звездную, чистую, упоенную негой ночь уходить с улицы. Внезапно натыкаемся на маленький китайский ресторанчик с летней верандой, пустой, но еще ждущий своего запоздалого посетителя. – Ты не против китайской кухни? Хочу перекусить. – Конечно, нет, милый. Мы садимся за маленький ротанговый столик под навесом подальше от света уличных фонарей. Мне приносят традиционную китайскую лапшу, которую я по привычке называю стеклянной из-за ее почти прозрачного цвета, тушеное мясо в горшочке под вишневым соусом и горячие манты. Я не большой специалист в восточной кухне, палочками есть так и не научился, поэтому прошу привычные европейцу вилку и нож. Уговариваю Ива попробовать настоящий китайский чай «Цветок лотоса». На стол встает стеклянный прозрачный чайничек и пара чашек. Хозяин готовит при нас, на ломанном французском с акцентом раскрывая секрет приготовления. На дно опускается зеленый полосатый шарик и медленно заливается горячей водой. И тут начинает происходить чудо. Постепенно в воде чайные листья раскрываются ровными рядами, занимая собой все пространство, а в центре на вершине распускается ярко-малиновый цветок. Вкус у чая специфичный, далекий от индийских и цейлонских сортов. Хозяин раскланивается и оставляет нас наедине. Ив с легкой мечтательной улыбкой, подперев рукой подбородок, смотрит, как я ем. – Вкусно?– Да. Особенно свинина. Сок тушеного мяса, смешанный с вишней в соусе такой кисло-сладкий, обволакивающий. А лапша из рисовой муки совсем не похожа на нашу, – я облизываюсь и дразню Ива. – Дай попробовать. Мне в голову приходит шальная мысль. Я кладу в рот еще один кусочек мяса с вишней, тщательно прожевываю и глотаю, притягивая к себе своего мужчину и жадно целуя его в губы. Как я и планировал, язык Ива алчно исследует мой язык, небо, познавая одновременно вкус блюда и мой вкус. Ему нравится, и мы повторяем, упиваясь поздним ужином и друг другом. На меня словно бы находит затмение. Я оставляю несколько купюр на столике под чайничком и чуть ли не силой утаскиваю Ива в темноту погруженных в сон дворов. Воровато озираюсь по сторонам, прижимаю спутника спиной к кирпичной стене и жадно набрасываюсь на него с поцелуями. Тороплюсь стянуть с нас обоих одежду, чуть ли не отрывая пуговицы на рубашках. Приспускаю брюки до колен. Вытаскиваю из кармана бутылочку, которую таскаю с собой как раз для таких непредвиденных случаев, быстро смазываю член Ива и себя. Мы меняемся местами. Теперь я оказываюсь прижатым к шершавой стене, оголенной грудью и животом ощущая грубую кладку. Ив берет меня быстро и грубо, входя до самого конца и резко выходя почти полностью. Сильная рука зажимает мне рот, заглушая громкие стоны. В диком порыве я кусаю Ива за пальцы, больно, почти до крови, и мы стонем вдвоем. Страх быть застуканными возбуждает еще больше. Никогда бы не подумал, что буду бешено трахаться на улице, как голодная проститутка, и требовать еще и еще. ИвДомой мы возвращаемся уже за полночь. Вопреки моим ожиданиям Адам не выглядит усталым ни капельки и совершенно определенно собирается продолжить бодрствовать. – Знаешь, чего мне сейчас не хватает? Сладкого. Адам шепчет мне на ухо и проворно успевает отскочить, избегая моих объятий. – Не сейчас. Позже, если захочешь. Он снова что-то собирается готовить. Обожаю смотреть на него за работой. Увлеченный и сосредоточенный, он забывает обо всем на свете, распространяя вокруг себя совершенно сумасшедшую ауру страсти. – Ив, достань, пожалуйста, персики. Я самолично выбирал их во время нашего совместного похода на рынок. Вкусовые качества меня ничуть не заботили, зато тактильные ощущения захватили полностью. Идеально круглые, с четко выраженными половинками, бархатистые, с нежнейшей кожицей, под которой чувствовалась мягкая, но в то же время упругая плоть… Адам критично оглядел фрукты, кивком головы одобрил мой выбор и вернулся к покупке свежей зелени. Я же набрал целую корзинку персиков, каждый из них тщательно отбирая и любовно оглаживая целыми минутами. Я готов был сделать их своим фетишем. Адам хотел было разрезать их ножом, чтобы извлечь косточки, но я вовремя перехватываю его руку. Резвее можно резать спелый плод? Исключительно разламывать. Я бережно погружаю кончики больших пальцев в ложбинку-дырочку и уверенным движением развожу в стороны два полушария, обнажая сочную мякоть и извлекая косточку. Та же участь настигает еще два персика. Я призывно кончиком языка слизываю стекающий по пальцам сок, но Адам лишь усмехается и по-хозяйски отстраняет меня в сторону. Персики безжалостно отправляются в кипящий ванильный сироп, а затем остужаются под потоками ледяной воды. Легко подцепив ногтями кончик кожицы, малыш одним движением срывает покров, бесстыдно оголяя желтые холмики, испещренные более темными прожилками-венками. Еще теплые, они парами ложатся на блюдце рядом с шариками мороженого, пачкаясь в белесых потеках. Любовно оглядываю идиллические соприкасающиеся полушария персиков, пальцами вымазываю их белым пломбиром, заливаю сверху кроваво-бордовыми струями вишневого сиропа. Нет, мой малыш, не надейся даже уйти от наказания, так нарочито распалив мой голод и мою страсть. АдамВот гадство! Куда я мог деть ключи от квартиры? Вчера открыл дверь, вошел, снял куртку, положил ключи в карман, вошел Ив. Все как обычно. Утром собрались, оделись, вышли, захлопнул дверь, попрощался с Ивом у подъезда, отправился на рынок за продуктами и на работу. Потерял? Выронил на улице, на работе, дома? Катастрофа! Теперь менять замок, но сначала нужно попасть домой. Как же не хочется идти к мамаше Жюли. Старая карга будет час меня пилить за утерю. Не дай бог, решит еще квартплату повысить или вовсе потребовать съехать. Такие затраты мне сейчас не по карману, я только заказал новую плиту. Уф, дома, наконец-то. Швыряю вещи в угол, злосчастные ключи летят на стол. сейчас лишь одно желание – залезть в душ и стоять под струями воды, пока не смоется вся грязь. Жаль, не существует средства отмывать душу, после того, как в нее нагадят. «Мелкий нахальный *****, которого тут терпят только потому, что исправно платишь арендную плату». Ну-ну, знаю я, чем ты в молодости зарабатывала в порту, уродина. Мерзкое чувство унижения еще долго будет меня преследовать. Каждая мразь считает возможным ткнуть мордой, залезть в штаны и посмотреть, с какой стороны у меня дырка, и кому я ее подставляю. Как же все достало. Сегодня я один. Ив заранее предупреждал, что будет занят итальянским проектом. Я так вышиблен из колеи, что даже не стал ничего готовить на ужин, леплю на скорую руку пару сэндвичей и завариваю черный чай с мятой и чабрецом. Слегка успокоившись после третьей или четвертой чашки, кутаюсь в плед и сажусь с книгой в кресло. Своих книг у меня дома нет, хранить негде, да и в случае очередного переезда одних кухонных принадлежностей набивается целый фургон, но читать я люблю. Где-то даже валяется планшет. Вот только гладкий экран никогда не заменит шороха бумаги, твердости обложки, запаха типографской краски, шероховатости потрепанных страниц. Дома у родителей была большая библиотека, в которой я проводил времени чуть ли не больше, чем на кухне. Странное дело, я терпеть не могу людей, небрежно относящихся к хрупким источникам знаний, дверям в другие миры, но при этом обожаю не новые книги с еще не расклеенными листами, а зачитанные, пожелтевшие от времени, хранящие следы предыдущих владельцев. Так что книги я беру или у Ани с Клементином, или, чаще всего, у старика, живущего напротив ресторанчика, где я работаю. Он держит маленькую лавку старой книги и у нас с ним бартер: я по утрам готовлю ему неизменную чашку эспрессо с полутора кубиками сахара, он разрешает мне брать любые книги на время. Вот и сегодня я очень удачно прихватил с собой «Новенького» Уильяма Сатклиффа. Я уже сижу на школьной скамье рядом с Марком, хожу по гравийным дорожкам сквера рядом с Марком, размышляю рядом с Марком и вновь переживаю свои и Марка подростковые проблемы, как вдруг меня отвлекает посторонний странный шорох у входной двери и скрежет ключа в замке. Откуда что берется? В голове со скоростью сапсана пролетает мысль – грабители?! Книга летит на диван, я уже стою у стены за углом прихожей, сжимая в руке нож для разделки мяса. Ключ в замке затихает, дверь открывается…ИвЗалезаю рукой в карман за автомобильными ключами и обнаруживаю вторую связку. С легким недоумением рассматриваю находку: у меня оказываются ключи от квартиры Адама. Мой стеснительный малыш решил сделать следующий шаг, но не знает, как сказать об этом, и боится отказа. Как это на него похоже. Приглашение принято. Следующим шагом будет твой переезд если не ко мне, то в другую квартиру определенно. Мне уже надоедает твоя каморка. Окрыленный и довольный, как сытый кот, заезжаю на пару часов к себе домой и возвращаюсь на работу в офис. Рафаэль ждет меня, замерев у окна в театральной позе ко мне спиной. Даже интересно, что мой внук собирается мне преподнести. Наверняка не один час репетировал свою пафосную речь. – Ты хоть понимаешь, что ты творишь? Под какой удар ты ставишь и себя, и всю нашу семью, весь наш бизнес? Все, что создавалось потом и кровью десятилетиями, ты готов растоптать и уничтожить ради чьей-то задницы?Ну, точно, репетировал. Забавно. Должно быть, на моем лице появилась саркастическая ухмылка, потому что хладнокровная маска слетает с Рафаэля, и он уже взрывается по-настоящему. – Ив, мать твою! Ты совсем охренел? Вся маскировка летит к чертям собачьим! Мои люди в этот раз еле успели убрать за тобой! Тебе что, мало донорской крови? Потянуло на приключения, азарта не хватает, адреналина? Полиция не так страшна, ее можно заткнуть, при необходимости. Но охотники?! Ты совсем перестал соблюдать осторожность!– Зато, смотрю, ты о ней слишком печешься, внучек. – Да ты больной извращенец! Кровь необходима, понимаю, но жрать чужие органы… Сожрать задницу какого-то стриптизера?! Ты спятил!!! Что творится в твоей башке? Это все из-за того мелкого поганца, с которым ты спутался, этого поваренка. Ты больше не должен с ним видеться. – Не много ли ты на себя берешь?Теперь уже я грозно нависаю над Рафаэлем, еле сдерживаясь, чтобы не полоснуть появившимися от ярости когтями по этой наглой надменной роже. – Не забывай, кто ты такой, и благодаря кому жив и богат. Это мой город, в котором я делал, делаю, и буду делать только то, что хочу. И никто не сможет мне помешать. Не тебе мне указывать. И уж тем более, не тебе пытаться ограничивать меня в моей свободе. В конце концов, ты не бессмертен, помни об этом. Рафаэль напуган и загнан в угол, но все еще пытается огрызаться. – Ты тоже. – Угрожаешь? – сил сдерживаться больше нет. Меткий удар в челюсть в мгновение ока отбрасывает нахала к стене, как тряпичную куклу. Рафаэль утирает рукавом кровь, когда я разбиваю огромное, от пола до потолка, окно, медленно, как мне казалось, подхожу к нему, сжимаю руку на горле, рывком поднимаю в воздух и тащу к пропасти. Стоит мне разжать пальцы, и зарвавшийся наследничек полетит вниз с девятого этажа. – Если только захочу, я вырежу весь этот паршивый город до последнего старика и младенца, и никто, слышишь, никто меня не остановит. Понял?– Да-а-а… – с хрипом. Затаскиваю Рафаэля обратно в кабинет и кидаю на пол. Уже собираюсь уходить, как в спину меня нагоняют его последние слова:– Служба безопасности уже проверяет твоего любовника. – Проверяй. Мой гнев утихает. Все же Рафаэль с его упорством, верностью семейным интересам и помешанностью на безопасности – идеальный наследник. К вечеру я как можно быстрее заканчиваю переговоры с итальянцами, бросив очарованных и слегка загипнотизированных партнеров на растерзание своре наших юристов, и спешу к Адаму.

Судя по реакции мальчика, он точно ждал не меня. Глаза горят, волосы растрепаны, в поднятой руке грозно зажат мясницкий тесак – ни дать, ни взять валькирия. – Адам? С тобой все в порядке?– Ты?! – кажется, Адама немного потряхивает. – Как ты вошел?– Во-первых, убери нож, пожалуйста. Только сейчас Адам замечает, что все еще стоит, замахиваясь на меня. – П-прости…– Во-вторых, ты же сам дал мне ключи. Малыш оседает на пол и нервно смеется, пока смех не переходит в рыдания. У мальчика истерика. Сгребаю его в охапку и волоку на диван. Приношу ему стакан воды, половину которой он расплескивает, пытаясь выпить. – Что произошло? Тебя кто-то напугал, обидел? – убью любого за своего мальчика, но он только качает головой, не в силах выговорить ни слова. Укутываю его пледом и крепко сжимаю в объятиях. Истерика утихает. Потрошу внутренний карман пиджака, достаю портсигар и вынимаю оттуда косячок. На меня травка не действует, да и не люблю я это дело, а вот некоторым иногда просто необходимо расслабиться, прежде чем я смогу безболезненно и незаметно полакомиться ими. Прикуриваю и протягиваю Адаму. Малыш отказывается:– Я не курю, – немного гнусаво из-за заложенного от слез носа. Я настойчиво подношу зажатую в пальцах сигарету к его губам. Он осторожно затягивается и тут же кашляет с непривычки, затягивается еще раз. Всю я выкурить ему не даю, на первый раз хватит и половины. Адама постепенно отпускает. Чувствую, как его тело расслабляется. Спустя полчаса повторяю свой вопрос:– Что случилось?– Ничего. – Не ври мне. – Поругался с домовладелицей из-за ключей. Мерзкая старуха. Только сейчас до меня доходит вся нелепость и случайность ситуации: Адам не давал мне ключи от своей квартиры, он перепутал и положил их в карман не той куртки. – Забери. – Нет! Пусть будут у тебя. Я даже рад, что так получилось. Сам бы еще долго стеснялся и собирался с духом дать их тебе. Мы долго целуемся, медленно и неторопливо, без какого-либо намека на продолжение. В кармане брюк завибрировал мобильный: «Рафаэль». После сегодняшнего он бы не стал звонить по пустякам. Он вообще никогда не звонит по пустякам. Придется взять. Отстраняюсь от мальчика, слезаю с дивана, отхожу в дальний угол комнаты и отвечаю на звонок. Переговоры затянулись, улаживали очередные нюансы консолидации с марсельским филиалом итальянцев. Адам за это время успевает переместиться в кресло и погрузиться в чтение книги. Я поудобнее устраиваюсь на ковре у его ног. Разобрать имя автора и название на обложке книги не получается. – Что читаешь?– «120 дней содома» – и улыбка до ушей. – О!Выразительно смотрю Адаму в глаза, от чего он начинает смеяться. – Я пошутил. Это «Новенький» Сатклиффа. – Почитаешь мне вслух?– Как хочешь. Еще как хочу, милый. Очень хочу. Я же должен получить компенсацию за сегодняшние стрессы. Адам начинает читать. Мои руки мягко касаются его ступни, потом другой, делаю ему массаж. Малышу нравится. Временами он останавливается и перестает читать. Так не пойдет. – Читай. Не останавливайся. Я хочу слышать твой голос. – «Но не смотреть на него мы не могли. Во всяком случае, я не мог на него не смотреть. Я не гений самоанализа, но, признаться, Барри делал со мной что-то стран­ноооооооееееееее…»Я приникаю к его изящным ступням в поцелуе, чем вызываю легкий стон. – «Я отыскивал его в толпе. Когда открывалась дверь в комнату отдыха шесто­го класса, я не мог удержаться и оборачивался глянуть, не он ли это… Аааааааах! В столовой я к нему не приближался, но бродил со своим подносом, высматривая, где он сидит, а уж потом садился сам»Я прокладываю дорожки поцелуев вверх, к плотно сжатым коленям Адама. Тем временем моя рука нежно гладит его бедра, другая настойчиво лезет под резинку его шорт. Дыхание мальчика становится прерывистым. – «Я… был вроде как оооооодержим Барриииии… Мне удавалось… не ду­мать… о нем… Ииииив! только в те… редкие… моменты, когда я начинаааааал… беспокоиться о се…бе… Что за фигняааааа… со мной творится? Почему я глаз от него оооотвести не могууууу?»Я придвигаюсь к креслу, раздвигаю колени моего мальчика и устраиваюсь ровно между ними, уже добравшись губами до внутренней поверхности его длинных стройных бедер. Кожа гладкая и пахнет тонким ароматом кокосового геля для душа. Провожу носом по бедру почти до самого паха, возвращаюсь обратно, уже лаская языком, кое-где слегка прикусывая или посасывая. Чуть притягиваю Адама к себе за талию, заставляя почти лечь в кресле, и продолжаю свои ласки. Наслаждаюсь его сладкими муками и кусаю чуть сильнее, побуждая продолжить чтение. – «И я подозревааааал, что в этом не один оооох! Где бы ни появлялся Бар­ри, .. я замечал крошечнууууую… что ты делаешь? перемену в социальной тем…пе­…ра…ту…ре. Иногда жарче, .. о, боже! иногда холоднее… но как только обна­рууууууууживалось его присутствие… прошу, не останавливайся!… температура ме­няаааалась. Примерно то же самое… происходило… когда вокруг школы… чееееерт… бродили… девчон…ки. »Я добираюсь до самого верха, и выпускаю уже давно рвавшегося на волю зверя. Яички, оставшиеся спрятанными под тканью, подобрались. Венки на стволе вздулись. Я и по ним прохожусь языком. Адам запрокидывает голову на спинку кресла, он жаждет разрядки. Не так просто, милый. Вместо моих влажных горячих губ на трепещущей головке Адам ощущает довольно болезненный щелчок. – Дальше. – «Его замечали все – это… было… очевидноооо…»Молодец. Так и быть, заслужил пару-тройку поцелуев. – «А… я… хотел!!!… знаааать, обра…ща…ю… ли… яааа… на негооооооо… большеээээ… вни…мания, чем все… осталь… ные, или неееееет! Мне почемуууууу-то казаааааалось… что да… да! Да! Пожалуйста, да!!! Понимаааааете, что я хочуууу!!! ска­зать? Мне… тогда… было… очень… неспокойно… Ска…жем… пря…мо… – Ба…рри… был… про…сто… се…кс…-бом…ба… А… я… ну… а… я… – нееееееет!!!!!»О, да, детка, да! Адам чуть ли не теряет сознание. Он весь обмякает и тяжело дышит, как после спринтерского забега. Книга выскальзывает на пол из безвольных пальцев. – Ох, Ив… А как же ты?– А я тоже. Я тяну Адама к себе, стаскиваю его на пол и целую, удовлетворенно улыбаясь. АдамУтром с трудом расталкиваю Ива. Я уже понял, что он – сова, но сегодня нужно вставать еще раньше, чем обычно. Вопрос жизни и смерти. Я не должен опоздать ни в коем случае и ужасно хочу взять Ива с собой. Завариваю крепкий кофе, терпкий чуть горьковатый аромат которого моментально разлетается по всей квартире и поднимает моего любовника с постели. – Что за спешка? Который сейчас час вообще?– Почти четыре утра, – чувствую себя злодеем и негодяем. – Твоя рыба не может подождать хотя бы до шести? – Ив тяжело падает на стул. Сую ему в руки чашку черного горячего напитка. Он любит чистый. Себе я добавляю сахара и молока. – Это не рыба. И да, ждать не может. Нам нужно успеть в «де Марсель Прованс» к рейсу из Брюсселя. Ив заинтригован и делает стойку. Всю его сонливость как рукой сняло. Через полчаса мы оба умыты, одеты, и едем в его машине в сторону аэропорта. Даже обошлось без традиционных утренних приставаний и заигрываний. Признаться, я чуть ли не впервые вижу Ива таким собранным и серьезным. Найти место для парковки оказывается гораздо сложнее, чем я думал, но мы справляемся и вот уже стоим в зале ожидания первого терминала. У дедушки Луи в Бельгии свой дом. Ну, как, у дедушки. Вообще-то он прадед моей троюродной сестры по материнской линии. Но в отличие от всех остальных родственников, с ним у нас всегда были прекрасные отношения. Раз в год он находит способ с кем-нибудь из пассажиров или стюардесс передать мне небольшую плетеную корзинку, хранящую в себе непривычные городскому жителю запахи леса. Именно корзинку и именно плетеную из прутьев, несмотря на все неудобства такой клади. Это традиция. Должно быть, я слишком нетерпелив, потому что Ив внезапно берет меня за плечи, разворачивает к себе лицом и строго спрашивает:– Что ты вертишься и нервничаешь? Что вообще происходит?– Все нормально. Я не знаю, кого должен встретить, вот и все. Ив фыркает в ответ. Минут через двадцать к нам подходит невысокая женщина средних лет. – Вы Адам?– Да. – Вот, держите. И чтоб я еще раз связалась с месье Луи? Да никогда!Я принимаю из ее рук увесистую картонную коробку, благодарю, как могу, и мы покидаем аэропорт. Дорога обратно занимает почти два часа, и все это время я занимаю Ива рассказами о днях, проводимых на берегу Женевского озера, в далеком детстве. От радости и предвкушения меня переполняют эмоции, хочется обнять весь мир. Интересно, Ив когда-нибудь уже видел такое?ИвМалыш прижимает к себе объемную и явно тяжелую коробку, как великое сокровище, не позволяя мне помочь. Даже в машине он упорно не захотел расстаться с ношей и поставить ее в багажник, так и держит на коленях. Судя по всему, там что-то особенное для него. Адам необычайно разговорчив сегодня и охотно предается детским воспоминаниям. Разговоры о семье для нас табу, так что я внимательно слушаю. На удивление, у малыша было счастливое беззаботное детство, пока родители не узнали, что он гей и не застукали его с прислугой. Его радость заразительна. Ловлю себя на мысли, что тоже как-то слишком мило улыбаюсь и наверняка выгляжу при этом как полный дурак. Рассказывать, что в коробке, Адам конечно же не стал, лишь уклончиво ответив:– Сюрприз. Но тебе должно понравиться. Хорошо, сюрприз так сюрприз. Старательно делаю вид, что сгораю от любопытства, хоть это и не совсем так, но малышу приятно. Дома Адам бережно распаковывает коробку и вытаскивает из груды соломы самую настоящую деревенскую корзинку, накрытую листами папоротника. Под ними оказываются грибы. Малыш чуть ли не трясущимися руками достает одного из красавцев и протягивает мне. – Ты только посмотри, понюхай! Это белый гриб. Темная корявая шляпка на белесой толстой узловатой ноге, на ощупь твердый, прохладный и чуть влажный. Я знаю, что такое грибы, но таких живьем никогда не встречал, так что разделить восторги малыша оказываюсь неспособен. Адам отнимает его у меня и возвращает к остальным. – Ай, ты не понимаешь. Это же такая редкость, такой деликатес. Во Франции они вовсе не растут, по крайней мере, я не встречал. Свежайшие, собранные в лесу всего несколько часов назад… Ты когда-нибудь пробовал блюда не из трюфелей? Вот, сегодня попробуешь. Ни с чем не сравнимый пикантный вкус. Адам расчищает стол, ставит на краю корзинку с присланными грибами, рядом две глубокие миски, расстилает газету, достает небольшой нож с коротким и явно не слишком острым лезвием. Таких приготовлений я с его стороны еще ни разу не видел. Сажусь напротив и наблюдаю за ловкими движениями умелых рук. Крепкая как картошка шляпка аккуратно отделяется от ножки, разрезается на четыре части и отправляется в миску. Вслед за ней разрезается и летит ножка. На этом чистка белого заканчивается. Запах стоит своеобразный. Разрезанный гриб пахнет прелостью осенней листвы с легкой примесью хвои и чего-то еще незнакомого. Гораздо сильнее меня интересует совсем иной, даже возбуждает, не побоюсь этого слова. В руках Адама появляется первый подосиновик. Как он отметил, еще совсем молоденький. Округлая маленькая шляпка рыжевато-красного оттенка плотно обхватывает длинную толстую прямую почти белую ножку в бархатной шкурке. Плоть красноголовика под ножом Адама оказывается куда сочнее и податливее, чем у белого. На разрезе моментально выступают капельки, как на вспотевшей от напряжения спине моего малыша, когда мы долго занимаемся любовью. Срез быстро розовеет, а затем темнеет. Шляпка упруго прыгает во второй миске. Заворожено смотрю на то, что Адам делает с ножкой гриба. Он крепко сжимает ее в кулаке у основания корня, плавно водя ножом по шкурке вверх, потом обратно вниз, потом снова вверх и снова вниз, сначала медленно, под конец убыстряя темп, снимая, стачивая бархатный слой, оголяя ствол ножки, делая его розовым, влажным, скользким. Почти так же ты ласкаешь меня, мой сладкий. Мне нестерпимо захотелось ощутить этот гриб в своих руках, попробовать самому оголить его, огладить шляпку. Ловлю взгляд Адама, удерживаю, не отводя глаз, запускаю руку в корзину и нащупываю то, что нужно. Аккуратно достаю второй красноголовик, нюхаю, прикасаюсь кончиком языка к гладкой почти бордовой шляпке, зажимаю ножку в кольце пальцев и плавно провожу по ней вверх-вниз. Ворсистая шкурка чуть шершавая на ощупь, но при этом влажная и шелковистая. Внутри меня поднимается волна жара. Грибы действительно волшебны. Я все еще держу гриб в руке, медленно огибая стол и подбираясь вплотную к Адаму. Его дыхание уже прерывисто, глаза блестят. Он знает, чего я хочу, и не сопротивляется. Малыш кладет нож на стол и отодвигает его подальше, поворачивается ко мне, подтягивает к груди рубашку и расстегивает джинсы. Я придвигаю к себе стул и сажусь, чтобы было удобнее ласкать своего мальчика. Член Адама уже почти встал. Я нежно касаюсь его, зажимаю в кулаке и оттягиваю кожицу, оголяя головку. Прижимаю к нему заветный гриб, что ласкал минуту назад, и начинаю двигать рукой. Они почти одинаковые по толщине, так что имитация достоверней некуда. Член Адама наливается кровью и становится даже тверже гриба. От усиленного трения кожица гриба стирается, и ножка окрашивается розовым. Теперь у меня в кулаке два тугих, налитых ствола. Головка Адама багровеет, почти сливаясь с цветом шляпки подосиновика, и я ласкаю их большим пальцем, отчего обе они становятся скользкими и влажными. Еще пара минут, и шляпка отлетает от ножки, последний раз задевая человеческую плоть, а Адам кончает. К слову, жареные в сметане с репчатым луком грибы имели слишком тонкий вкус, чтобы я мог его распробовать. Но мне и не нужно. В этот раз мне было достаточно самого процесса приготовления. АдамУже несколько дней я не вижу Ива. Иногда он присылает смски, справляясь, как у меня дела, но ни разу не позвонил, не желая тревожить. В ресторане сменился директор, мы перешли практически на круглосуточное обслуживание и под завязку набрали заказов на банкеты. Мне выпал жребий неделю работать в ночные смены. Возвращаясь домой ранними утрами, я пару раз пытался дозвониться до Ива, но никто не отвечал, и я бросил эти бесплодные попытки. Он говорил, что будет занят на каких-то тяжелых переговорах. Признаться, я скучаю без его крепких объятий, внезапных появлений, и секса, чего уж скрывать. Кухонный марафон выматывает. Ближе к концу смены Шарль, один из новых официантов-стажеров, зайдя на кухню, подходит ко мне и тихо сообщает, что двое посетителей в зале хотят меня видеть. Странно. Обычно, если у кого-то возникали претензии к поданному блюду, вызывали шефа. – Кто они и что им надо?– Двое, мужчина и женщина, в строгих костюмах. Причин не назвали. Сказали, что дождутся конца твоей смены. Шарль упархивает в зал, я же остаюсь в полном недоумении. Начинаю нервничать. Что и кому от меня могло понадобиться, что они не могли связаться по телефону или по почте, назначить официальную встречу? Что-то случилось с родителями, с Ани, с Ивом? Больше причин для беспокойства у меня вроде нет. Чувство тревожности не покидает меня, оставляя неприятный осадок. Кое-как дорабатываю смену, переодеваюсь и на ватных ногах выхожу в зал. Кроме тех двоих, что ждут меня, никого нет. Собачий час: для ночных гуляк уже поздно, для ранних пташек еще слишком рано. Подсаживаюсь за столик, молча разглядываю пару. Мужчине на вид уже за пятьдесят, слегка грузный, но еще хорошо держится. Женщина гораздо младше, лет тридцати. У обоих одинаково сосредоточенные лица. Они так же молча смотрят на меня, пока я не решаюсь заговорить первым. – Могу узнать, вы, собственно, кто и что хотели? – в моем голосе невольно слышатся нотки враждебности. – Здравствуйте. Позвольте представиться: гардьен де нюи Серж и гардьен де нюи Эльза. Мысленно окрестил их «костюмы». В их руках мелькнули значки. – Нам необходимо с вами поговорить. Пройдемте с нами, пожалуйста. – Куда?– В нашу контору, разумеется, – вежливые отрепетированные улыбки. – У меня есть выбор?– Безусловно. – В таком случае я бы предпочел остаться здесь. – Как вам будет угодно. Скажите, как давно вы знакомы с мсье Рейнаром?На моем лице отражается недоумение, фамилия звучит совершенно незнакомо. «Костюмы» уточняют:– Мсье Ив Рейнар. – Около месяца. С ним что-то случилось?На мой вопрос они не реагируют. – За последние недели в городе произошло несколько зверских убийств. Мое сердце пропускает удары и начинает глухо биться о грудную клетку. На секунду забываю, как дышать, отчего начинаю кашлять. – Что с Ивом? Он жив?– О, с мсье Рейнаром все в полном порядке. Он жив. – Я бы даже сказала, слишком жив, – дамочка не к месту иронизирует, но я не обращаю на это никакого внимания. – Тогда я не понимаю…– Дело в том, что личность убийцы нам известна. На его счету много и других жертв за прошлые годы. На стол из папки ложатся черно-белые фотографии. На некоторых почти ничего не разобрать, другие достаточно детальны. Никогда не считал себя слабонервным, да и работа не располагает, но от вида мертвых изуродованных тел меня начинает тошнить. На снимках молодые мужчины: трансвестит и два стриптизера, судя по виду. Одному в кадре удаляли почку, другому кромсали задницу, третьему отрезали член. Я все еще ничего не понимаю. Поверх первой партии ложатся новые снимки. Теперь видно того психа, что орудовал над телами. В какой-то момент фотографу удалось поймать его лицо, достаточно узнаваемое в приборе ночного видения. Какое-то время спустя, ошеломленный, я оказываюсь со стаканом крепкого алкоголя в руке. – Мы понимаем ваши чувства. Но нам нужна ваша помощь. Вы и сами видите, какой это маньяк. Ваша жизнь может быть под угрозой. К сожалению, в данный момент вы единственный человек, кого он подпустил к себе достаточно близко. Боюсь, без вас нам не справиться. – Вы не можете его арестовать?– Это ничего не даст. – А… – неопределенно вращаю рукой, – другим способом?– Ликвидировать его простыми способами не получается. Обычные человеческие методы не работают на вампирах. Да-да, вы не ослышались: мсье Рейнар – не человек. – Что вам нужно от меня?– Застать его врасплох, обезвредить… Дальше мы обо всем позаботимся сами. Не помню, как я добрался до дома, как попал в квартиру. Услышанное и увиденное не хочет укладываться в голове. Ив – убийца и вампир?! Опустошенность, страх, отвращение, недоумение, неверие борются внутри меня. Доводы «костюмов» были убедительны, как и улики. Кое-какую информацию они мне оставили, дабы я не счел все вымыслом. Несколько дней проходят как в бреду. Я пытаюсь доказать самому себе, что все это неправда, но чем больше думаю об этом, тем больше убеждаюсь в виновности Ива. Он по-прежнему не звонил, что было даже хорошо, потому что по голосу он бы сразу понял, что со мной творится что-то не то. Я не могу его видеть. Все сходится и встает на свои места: и его приверженность ночному образу жизни, и холодность тела, и «особая диета» с отказом от человеческой пищи, и некоторые другие странности в поведении. Ко всем прочим сумбурным мыслям добавляется гнетущее чувство вины. Ведь это была моя идея насчет замещения блюд и самовнушения. Я готовил специально для него, а потом он воплощал мои блюда в своих кровавых экспериментах. Я не могу простить себя, не могу найти оправдания Иву. Вампир? Даже если и не так, этому монстру все равно не место среди людей. Нахожу визитку, оставленную гардьенами, только номер, ни имен, ни адресов. Дозваниваюсь, представляюсь, меня переключают на второго диспетчера, на третьего, и только после этого трубку берет Эльза. Мы договариваемся о встрече. Лишь выйдя на лестницу и шатаясь как заправский пьяница, я вспоминаю, что за последние дни ничего не ел и не спал. – Неважно выглядишь. Ты в порядке?– Нет. Давайте побыстрее покончим со всем этим. Мне выдают порошок, объясняя, что это специальное быстродействующее снотворное. Я должен подмешать его в то, что Ив так или иначе попробует в достаточном количестве. При этом нужно что-то достаточно ароматное, чтобы замаскировать специфический запах препарата. Я готовлю для Ива шоколад. ИвУ малыша сменилось руководство и режим работы. Его это нервирует, поэтому решаю дать ему немного свободы на какое-то время, возможность побыть одному, успокоиться и в достаточной мере заскучать. Не думал, что и для меня эта вынужденная кратковременная разлука станет небольшим испытанием. Хочется чувствовать тепло моего мальчика. Слышать его стоны и всхлипы, гладить его напряженную спину, грудь, бедра, ощущая под ладонями твердые мышцы… Губы настойчиво требуют поцелуев, язык – новых кулинарных изысков. Решаю отвлечься на затянувшиеся переговоры с итальянцами. Жажда слегка притупляется, но ненадолго. Не звоню ему. Стоит мне услышать голос Адама, распознать в нем хоть нотку тоски, как я сорвусь. Перебрасываемся смсками. В выходные ночные смены малыша заканчиваются, можно встретиться. Недельного перерыва, думаю, будет достаточно. – Ив, нам нужно поговорить, – Рафаэль странно мнется и явно чувствует себя не в своей тарелке. За фальшивой стеной его кабинета прячутся по меньшей мере двое телохранителей. К чему бы это? Чувствую, разговор мне не понравится. – Насколько ты близок с этим поваром, Адамом?Нехорошо прищуриваюсь. – С ним что-то случилось?– Пока нет. Но он явно играет не на твоей стороне. – Что ты имеешь в виду?– Я так и не снял с него слежку. Ты же понимаешь, иначе я просто не могу позволить себе поступить. Три дня назад на него вышли охотники. Я уже говорил, что тебе лучше перестать с ним видеться. Ваши встречи стали опасными для тебя. – Что он им ответил? – мой голос – ледяное спокойствие, хотя внутри все буквально готово взорваться. Чертовы охотники уже в который раз пытаются добраться до меня через моих любовников. – Похоже на то, что он согласился с ними сотрудничать. – Ты уверен?– Они встречались дважды и о чем-то договаривались. Ив, не езди к нему, прошу. Там может быть ловушка, а мои люди не всесильны. – Я должен сам все проверить. Срываюсь с места. Меня одолевает буря эмоций: негодование, злость, нежелание верить в предательство Адама. – Охрана поедет с тобой. Возьми Александра, я настаиваю. Это даже не оговаривается. – А если ты ошибся?– Найдешь способ загладить маленькое недоразумение. – Лучше бы ты ошибся. Распахиваю дверь в квартиру и моментально впадаю в терпкие объятия ароматов кофе, какао, корицы… Адам вновь что-то готовит. – Адам?По его реакции понимаю, что он меня боится. Смотрит как затравленный зверек, бледнеет и пятится. – П-привет, – слабая попытка выдавить из себя улыбку. – Я не ждал тебя так рано. В квартиру входит команда Александра, проверяя окна, ванную, кухню. – Кто это?– Моя охрана. – Так это все правда? – голос Адама срывается. – Ты действительно вампир, убийца? Не подходи ко мне!Люди Рафаэля ловко обездвиживают мальчика, привязывают к стулу. Начинается допрос. Он длится до боли быстро. Адам ничего не скрывает и не отрицает. Я разочарован, если не сказать раздавлен его предательством. Неужели наши чувства ничего для него не значили? Почему он так легко поверил всему, что готовы были подсунуть охотники? Почему никто не способен понять?Я горько усмехаюсь. Мой создатель вновь оказался прав. Сколько еще раз мне нужно обжечься, чтобы навсегда уяснить – любовь и дружба с пищей невозможны. Мы стоим на разных ступенях эволюции, в разных звеньях пищевой цепочки. Почему людские сердца так слабы и изменчивы?

Подхожу вплотную и наклоняюсь над своим мальчиком, осторожно расстегиваю на нем рубашку. Нежно убираю волосы со лба, тыльной стороной ладони касаюсь щеки, шеи, кончиками пальцев провожу по груди и животу, даря последнюю ласку. Другой рукой приподнимаю голову малыша, заставляя посмотреть себе в глаза, полные печали и невыразимой вечной тоски от обреченности на одиночество. Взгляд его заплаканных глаз полон мольбы и отчаяния. Касаюсь его сухих губ, беру последний поцелуй, и потом нежно, на ухо, шепотом, только для нас двоих, словно больше нет никого:– Каково на вкус твое сердце, Адам?