Рассказ:
Изначальней всего остального – любовь.
В песне юности первое слово – любовь.
О несведущий в мире любви горемыка,
Знай, что всей нашей жизни основа – любовь!
– Мелек…
– Да, свет очей моих.
Мехмет-паша устало развалился на алых парчовых подушках, прячась в тени сирени от послеполуденного солнца. Встреча с султаном прошла, и все остались довольны, хвала Аллаху.
Правитель должен быть мудр, но не слишком… Послушен, но не поддаваться дурному влиянию… – так вяло текли мысли паши, взгляд его был задумчив.
– Расскажи мне что-нибудь, – сильная рука тянется к кисти зеленого винограда.
Легкий ветер шумит в саду, узорчатые тени от листвы ложатся на лицо Мелек.
– Чем может усладить слух своего господина недостойная Мелек? – черноволосая красавица склоняется в поклоне, звенят браслеты на ее тонких запястьях. – Если угодно, есть у меня одна история…
Когда-то давно жил в Стамбуле красавец-богатырь Омар-паша, славившийся своим богатством и военными заслугами, ибо был любимцем Аллаха. Шла молва и о его любвеобильности. Имел он огромный гарем в своем дворце и каждую неделю требовал новую наложницу. Евнухи сбивались с ног, отыскивая для него красавиц, пока однажды не постучались в дом к Усману, поставщику двора самого султана.
Нашлась у Усмана девушка красивей звезд на небе, цветов на земле. Но не захотел Усман показывать ее никому, кроме будущего господина.
Евнухи удалились, передав слова Усмана своему управляющему. На следующий день явился у Усману управляющий дворца Омара-паши требовать для своего господина загадочную красавицу, но и он ушел ни с чем. В раздражении поведал он своему господину о несговорчивости торговца. Затуманил гнев очи Омара, завладели им азарт и охота, ибо не было еще битвы, которую бы он ни выиграл, и врага, которого бы ни поверг. И не ему отступать перед чужой прихотью. Во что бы то ни стало, решил он заполучить таинственную наложницу.
С богатым караваном, с торжественным эскортом, как во дворец султана, заявился Омар-паша к простому с виду дому Усмана. И только деревянные решетки на всех окнах говорили о наличии в нем множества женщин. Приняли пашу как почетного гостя, усадили в угол дивана, подали шербет и наргиле. После приема и церемоний повелел паша:
– Приведи же сюда красавицу неземную, что скрываешь ото всех!
Упал паше в ноги Усман, повинился, что не может привести девушку к гостю, но может гостя проводить к девушке.
– Кто кого выбирает, презренный, я – наложницу или наложница – господина?!
– Прости недостойного и не изволь гневаться, но еще ни разу не покидала она своих покоев, и даже небо не видело ее красоты, – склонился Усман в угодливом поклоне, касаясь своей бородой ковров, устилающих пол.
– Ладно, веди.
Долго петляли они коридорами, да переходами, пока не привел Усман Омара-пашу в покои столь тщательно оберегаемого своего сокровища. Оставил он гостя наедине с желанной добычей, не побоялся.
Паша огляделся: просто убранная комната, стены и потолок в бледно-голубых узорах, циновки и два дивана, покрытых пестрой тканью, стояли друг напротив друга; маленькое зарешеченное окошко выходило во внутренний двор и почти не давало света.
На одном из диванов, теряясь в подушках, сидело дивное создание легче воздуха, без яшмака в нарушение всех правил, лишь в прозрачных шальварах и легкой тунике без украшений. Омар сел напротив и засмотрелся. Никогда еще не видывал он подобной красоты. Длинные волнистые волосы девушки были белее снега на вершинах гор, кожа светлее молока, стан тоньше гранатового деревца, губы нежнее персидской сирени, зубки – жемчужинки. Когда же подняла она взгляд на мужчину, огромные глаза ее оказались цвета чистейших аметистов.
Осторожно и тихо, словно боясь спугнуть, спросил Омар-паша имя несравненной, что пленила его сердце одним лишь взглядом. Ответ оказался волнителен:
– Кисмет, – застенчивая улыбка заиграла на устах, румянец окрасил фарфоровые щечки.
Возжелал паша как можно скорее насладиться столь чудесным подарком, что ниспослал ему Аллах. Усман назначил цену неслыханную, так что ахнули евнухи и управляющий, но Омар даже торговаться не стал.
– Только есть одно важное условие, о великий паша. Если хочешь, чтобы девушка дольше была жива и здорова, никогда не помещай Кисмет в свой гарем. Отведи ей отдельные покои и не окружай большим числом слуг. Она пуглива и застенчива как прекрасная белка, любит тишину и покой.
Удивился Омар-паша:
– Не в селамлике же мне ее селить.
Но распорядился найти ей отдельные комнаты поближе к своей спальне.
И вот настала первая ночь Кисмет. Искупали ее слуги в лавандовой воде, натерли жасминовым маслом, вплели в волосы драгоценные ленты и жемчуг, украсили голову беретом цвета фирузы с бриллиантовым эгретом, облачили в белоснежный наряд, обхватили талию, запястья и лодыжки тяжелыми браслетами, накинули поверх полупрозрачный яшмак, что загадочно туманил черты. Изначальней всего остального – любовь.
В песне юности первое слово – любовь.
О несведущий в мире любви горемыка,
Знай, что всей нашей жизни основа – любовь!
– Мелек…
– Да, свет очей моих.
Мехмет-паша устало развалился на алых парчовых подушках, прячась в тени сирени от послеполуденного солнца. Встреча с султаном прошла, и все остались довольны, хвала Аллаху.
Правитель должен быть мудр, но не слишком… Послушен, но не поддаваться дурному влиянию… – так вяло текли мысли паши, взгляд его был задумчив.
– Расскажи мне что-нибудь, – сильная рука тянется к кисти зеленого винограда.
Легкий ветер шумит в саду, узорчатые тени от листвы ложатся на лицо Мелек.
– Чем может усладить слух своего господина недостойная Мелек? – черноволосая красавица склоняется в поклоне, звенят браслеты на ее тонких запястьях. – Если угодно, есть у меня одна история…
Когда-то давно жил в Стамбуле красавец-богатырь Омар-паша, славившийся своим богатством и военными заслугами, ибо был любимцем Аллаха. Шла молва и о его любвеобильности. Имел он огромный гарем в своем дворце и каждую неделю требовал новую наложницу. Евнухи сбивались с ног, отыскивая для него красавиц, пока однажды не постучались в дом к Усману, поставщику двора самого султана.
Нашлась у Усмана девушка красивей звезд на небе, цветов на земле. Но не захотел Усман показывать ее никому, кроме будущего господина.
Евнухи удалились, передав слова Усмана своему управляющему. На следующий день явился у Усману управляющий дворца Омара-паши требовать для своего господина загадочную красавицу, но и он ушел ни с чем. В раздражении поведал он своему господину о несговорчивости торговца. Затуманил гнев очи Омара, завладели им азарт и охота, ибо не было еще битвы, которую бы он ни выиграл, и врага, которого бы ни поверг. И не ему отступать перед чужой прихотью. Во что бы то ни стало, решил он заполучить таинственную наложницу.
С богатым караваном, с торжественным эскортом, как во дворец султана, заявился Омар-паша к простому с виду дому Усмана. И только деревянные решетки на всех окнах говорили о наличии в нем множества женщин. Приняли пашу как почетного гостя, усадили в угол дивана, подали шербет и наргиле. После приема и церемоний повелел паша:
– Приведи же сюда красавицу неземную, что скрываешь ото всех!
Упал паше в ноги Усман, повинился, что не может привести девушку к гостю, но может гостя проводить к девушке.
– Кто кого выбирает, презренный, я – наложницу или наложница – господина?!
– Прости недостойного и не изволь гневаться, но еще ни разу не покидала она своих покоев, и даже небо не видело ее красоты, – склонился Усман в угодливом поклоне, касаясь своей бородой ковров, устилающих пол.
– Ладно, веди.
Долго петляли они коридорами, да переходами, пока не привел Усман Омара-пашу в покои столь тщательно оберегаемого своего сокровища. Оставил он гостя наедине с желанной добычей, не побоялся.
Паша огляделся: просто убранная комната, стены и потолок в бледно-голубых узорах, циновки и два дивана, покрытых пестрой тканью, стояли друг напротив друга; маленькое зарешеченное окошко выходило во внутренний двор и почти не давало света.
На одном из диванов, теряясь в подушках, сидело дивное создание легче воздуха, без яшмака в нарушение всех правил, лишь в прозрачных шальварах и легкой тунике без украшений. Омар сел напротив и засмотрелся. Никогда еще не видывал он подобной красоты. Длинные волнистые волосы девушки были белее снега на вершинах гор, кожа светлее молока, стан тоньше гранатового деревца, губы нежнее персидской сирени, зубки – жемчужинки. Когда же подняла она взгляд на мужчину, огромные глаза ее оказались цвета чистейших аметистов.
Осторожно и тихо, словно боясь спугнуть, спросил Омар-паша имя несравненной, что пленила его сердце одним лишь взглядом. Ответ оказался волнителен:
– Кисмет, – застенчивая улыбка заиграла на устах, румянец окрасил фарфоровые щечки.
Возжелал паша как можно скорее насладиться столь чудесным подарком, что ниспослал ему Аллах. Усман назначил цену неслыханную, так что ахнули евнухи и управляющий, но Омар даже торговаться не стал.
– Только есть одно важное условие, о великий паша. Если хочешь, чтобы девушка дольше была жива и здорова, никогда не помещай Кисмет в свой гарем. Отведи ей отдельные покои и не окружай большим числом слуг. Она пуглива и застенчива как прекрасная белка, любит тишину и покой.
Удивился Омар-паша:
– Не в селамлике же мне ее селить.
Но распорядился найти ей отдельные комнаты поближе к своей спальне.
И вот настала первая ночь Кисмет. Искупали ее слуги в лавандовой воде, натерли жасминовым маслом, вплели в волосы драгоценные ленты и жемчуг, украсили голову беретом цвета фирузы с бриллиантовым эгретом, облачили в белоснежный наряд, обхватили талию, запястья и лодыжки тяжелыми браслетами, накинули поверх полупрозрачный яшмак, что загадочно туманил черты. Отвели в покои господина, где ожидал он уже с нетерпением.
Всю ночь напролет заливалась Кисмет соловьем, изгибалась змеей, льнула и дарила наслаждение своему господину и мужу, простив ему свою боль. Господин же ее испытал такое блаженство, словно при жизни попал в сад гурий. Когда же утомились оба и задремал Омар, незаметно выскользнула из его жарких объятий в ночную прохладу Кисмет.
Грациозной ланью подошла она к фонтану во внутреннем дворике и погрузила ладони в воду, чтобы ополоснуть лицо и смыть с себя следы недавней любви господина. Увидала она в воде белый круг, попыталась поймать его, но просачивался он сквозь пальцы. Тогда посмотрела Кисмет на небо, поняв, что ловит отражение. Очарованная, застыла она, глядя на луну, и даже не слышала, как супруг ее встал у нее за спиной и крепко обнял.
– Какая волшебная луна.
– Да. Она выходит на небо по ночам и становится свидетельницей и хранительницей чужой любви, так как своей ей никогда не познать.
– Почему?
– Потому что супруг ее, солнце, бывает на небе только днем, когда нет луны. Они были наказаны в древности за свое непомерное счастье и гордыню. Тогда разлученные поклялись оберегать любовь других и днем и ночью. Вот и сменяют друг друга на небосклоне, не имея возможности встретиться самим.
– Их разлучил Аллах?
– Нет, до Аллаха. А Аллах соединил нас с тобой.
– Я буду вечно любить тебя, супруг мой, ибо ты подарил мне луну.
Так сменила наутро Кисмет белые одежды на черные. И каждую ночь счастливый Омар-паша засыпал и просыпался на парчовых подушках и коврах из Исфахана и Смирны, глядя в аметистовые глаза своей судьбы. Длилась их любовь не неделю, не две, а год, и была она слаще спелого граната. Завладела Кисмет всем сердцем своего господина, стала столь особенной, что разрешал ей Омар покидать гарем, бывать в селамлике, деля с ним трапезы, посещать дворцовую библиотеку и выезжать на загородные прогулки. Покинутые и забытые женщины в гареме тосковали и злились без мужского внимания.
Но недолгим оказалось счастье Омара и Кисмет, никак дэвы, шайтаны и сам иблис позавидовали им. Разразилась внезапно война с одним из племен Курдистана. Покинул по долгу службы паша Кисмет, болью сжалось сердце его. Каждую ночь любовался он в одиночестве луной, вспоминая аметистовые глаза. Оставленная же Кисмет, против воли своего господина, оказалась в гареме по вине управляющего, решившего сэкономить на содержании жен в отсутствие паши.
Невзлюбили жены и наложницы свою более удачливую соперницу, смотрели косо, разговаривали сквозь зубы. Да и Кисмет не искала их дружбы, предпочитая проводить время в зверинце или в саду.
Вскоре загадочная болезнь просочилась в сераль: каждый день то одна, то другая женщина жаловалась на слабость. Наложницы бледнели, худели, бессилили. Ни домашние, ни приглашенные врачи и знахари не могли определить источник недомогания. Управляющий запретил женщинам принимать гостей, стараясь оградить их от приносимой заразы. Не стояли больше туфли и тапки у входов во внутренние покои жен, усилена была стража из дежурных евнухов и бостанджей. Днем набирались обитательницы гарема сил, а к утру опять слабели. Что-то неладное творилось по ночам, поняли это и слуги и управляющий. Но войти на женскую половину, во внутренние покои, ночью по закону мог только господин.
Послали гонца с донесением к Омару-паше. Паша быстро, как мог, вернулся тайно во дворец под видом простого солдата. В сумерках прокрался он на галерею над покоями жен, затаился за резными решетками и стал ждать.
Стремительно упала южная ночь, окутав все тишиной и мраком, лишь луна сквозь окна и проемы освещала коридор, куда выходили двери всех спален. Вдруг Омар заметил легкое движение, пригляделся. Ни с кем бы не спутал он увиденную белокурую ирбаль. Между тем Кисмет ловко юркнула в чужую спальню. Тихо и незаметно спустился паша и прокрался за ней.
Увиденное потрясло его, словно кара Аллаха обрушилась с небес. Нежнейшая Кисмет пила кровь спящей наложницы, а ее незабвенные аметистовые глаза горели рубинами. Увидела она своего господина и в ужасе заметалась по комнате, ища спасения. Однако поймал ее Омар, сжал в кольце своих могучих рук, не зная, что делать. Вспомнилась ему страшная легенда, рассказанная еще в детстве от кальфы-христианки, о порождениях иблиса, питающихся человеческой кровью. Единственным спасением от них было солнце.
В ярости метался паша по покоям, пытаясь добиться от Кисмет объяснений, но девушка лишь молчала. Дело близилось к утру, все жены и одалиски высыпали в коридор и с испугом ожидали решения господина. В гневе выволок Омар невесомую Кисмет за пределы гарема, связал ее шелковым поясом от своего халата и привязал к воротам.
– Ты говорила, что я подарил тебе луну. Теперь же я подарю тебе солнце, лживое ты создание, порождение Иблиса!
Как только выглянуло солнце, окрасив верхушки минаретов в малиновые цвета, и лучи солнца коснулись связанной Кисмет, вспыхнула несчастная ярким пламенем и в мгновение ока превратилась лишь в горсть пепла, что подхватил и развеял ветер. Безутешный паша мрачнее тучи вернулся в свои покои и заперся в одиночестве на несколько дней, никого не впуская к себе, отказываясь от еды и воды. Когда же покинул он свои покои и вышел в селамлик, то являлся лишь жалкой тенью себя прежнего, осунулся и постарел. Приказал он разогнать весь гарем, ни одной женщины не осталось в серале. И до скончания дней своих прожил он в одиночестве, каждый день прячась от солнца и каждую ночь печально глядя на луну.
Мелек закончила свою историю и тихо заняла свое место на подушках в ногах поближе к своему господину. Мехмет-паша, растроганный поведанным, притянул красавицу ближе и крепко обнял.
– Милая моя Мелек, никогда не засматривайся на луну, я же никогда не опалю тебя как солнце. И да не позавидует никто нашему тихому счастью, благослови Аллах!
Ты, кого я избрал, всех милей для меня.
Сердце пылкого жар, свет очей для меня.
В жизни есть ли хоть что-нибудь жизни дороже?
Ты и жизни дороже моей для меня.