Метаморфозы

Рассказ:

Когда была маленькой, то ей всегда хотелось, чтобы прямо под окнами было море: волны шумели, пенились, как будто пытаясь догнать друг друга. А на берегу – настоящий, колкий ковер из разноцветных ракушек, прозрачное до синевы небо и солнце… Прекрасные белые чайки, которые уже научились выпрашивать у людей хлеб, а вокруг – полный, не нарушаемый резким словом или вскриком покой. Тогда это казалось таким прекрасным, мечтой… Если бы кто-то услышал об этом теперь…Вода пришла внезапно, буквально за одну ночь и её спасло только то, что квартира находилась на шестом этаже. Мягкий, шелестящий конец света, тёмным бархатом вливающийся в лёгкие, отнимающий последний глоток воздуха. Оживший, полный тошнотворного ужаса кошмар, от которого невозможно не убежать, ни проснуться…! Остается только одно – научиться жить… Весь мир за окном превратился в шумящий, искряшийся океан. Она думала, что никогда не привыкнет к этому, но… Никогда не говори никогда. Человек привыкает и приспосабливается ко всему. Старая истина, проверенная временем и собственным опытом. За одну ночь всё казалось под водой: маленькая, вечно скрипящая трансформатная будка во дворе, домики частного сектора, кроме самых высоких – трехэтажных – верхние этажи и чердаки которых выныривали подобно островам из водной глади. Этот список можно было бы продолжать, но главное – вдруг исчезли люди. Конечно, не все. Но те, что занимали нижние этажи или одноэтажные домики, оказавшиеся под водой, вдруг исчезли – ни тел, ничего. Только кошки и собаки каким-то образом ухитрились перебраться повыше – выжить. Даже мыши, не говоря уже о домашних хомячках и морских свинках (теперь по-настоящему морских) нашли себе новых хозяев. Все живые существа, с красной кровью, млекопитающие были одержимы только одним желанием, инстинктом – выжить. Все остальное отошло на второй план. А потом это стало главной проблемой и для оставшихся в живых людей. Хотя ничего особо страшного на первый взгляд не было: в воде не мелькали тела жутких чудовищ, никого не утаскивали с криками какие-нибудь жуткие твари. Все эти детские сказки-страшилки, которыми излишне суровые мамочки пугали не в меру расшалившихся детишек, не пугали даже самых маленьких. Вода просто приманивала к себе и единственная опасность, которая грозила ребенку – просто утонуть. Да и то, только в том случае, если малыш не умел плавать и окончательно терялся в воде. Временами вдруг появившийся за окном океан выглядел даже красиво: солнце золотило бегущие волны и расцвечивало их весёлыми зайчиками, которые прыгали друг за другом по водной глади, будто играя в чехарду. Мерный, немного уставший плеск волн убаюкивал, дарил спокойствие. Всё бытие выживших теперь проходило под его мерный аккомпонемент. Неспешное дыхание волн и шуршание камешков, а также тихий скрип-шепот машин, оставшихся под водой. Только никаких приливов и отливов не было – вода была постоянной, неизменной, вечной… В конце концов, ведь все люди вышли из этой всемирной колыбели жизни – мирового океана. А теперь, если так произошло, то значит… Пришла пора вернуться обратно, в воду. И понимание этого необходимого и непререкаемого конца совсем не пугало ее. Какая-то часть души даже ждала этого, стремилась…В детстве она одно время собирала календарики – маленькие кусочки плотной бумаги с числами и цветными картинками. Память сохранила любимые: на одном был изображён маленький цыплёнок в балетной пачке, танцующий танец маленьких лебедей. Но ведь, если лебедей, то не цыплёнок, а лебедь? Только маленький, утёнок, лебедёнок… Не важно. Но вот на другом был нарисован кусочек природы: горы, деревья, цветы. Заключённый в стеклянную банку. По краю рисунка шла надпись: «Берегите природу!». Как же хотелось, чтобы и у неё был свой «кусочек», принадлежащий только ей, пусть даже в банке с крышкой, ведь крышку иногда можно снимать и прятаться внутри от кружающей, не слишком доброжелательной, жизни… Просто раствориться, исчезнуть и стать частью чего-то большего. Потерять и найти себя…Странное существо человек – вечно стремится к какой-то сказке: волшебство, драконы, феи… Каждый год с нетерпением ожидает отпуск: хоть несколько дней провести на солнечном пляже, под жарким солнцем, послушать шум волн (теперь, да пожалуйста, только окно открыть), поплавать (три ха-ха. Хочешь, открывай окно и плыви. Многие мамочки сообща организовывали маленькие бассейны между затопленными домами и там резвились малыши под присмотром взрослых). А теперь, опять плохо, вода есть земли – нет. Не угодишь. Хотя, никаких русалок, водяных, мурен – никто не видел. Море было морем, просто, когда вокруг много воды, то проще называть ее океаном. Городской океан, в котором выглядывают из воды многочисленные крыши и антенны, но… никакой нечисти. Тьфу-тьфу-тьфу, чтобы не сглазить. Смешно признаться, но одно время все так боялись акул. Как говориться, легендарные челюсти жили, живут и будут жить. Но слава Богу, все обошлось. Когда была маленькой, то ей всегда хотелось, чтобы прямо под окнами было море: волны шумели, пенились, как будто пытаясь догнать друг друга. А на берегу – настоящий, колкий ковер из разноцветных ракушек, прозрачное до синевы небо и солнце… Прекрасные белые чайки, которые уже научились выпрашивать у людей хлеб, а вокруг – полный, не нарушаемый резким словом или вскриком покой. Тогда это казалось таким прекрасным, мечтой… Если бы кто-то услышал об этом теперь…Вода пришла внезапно, буквально за одну ночь и её спасло только то, что квартира находилась на шестом этаже. Мягкий, шелестящий конец света, тёмным бархатом вливающийся в лёгкие, отнимающий последний глоток воздуха. Оживший, полный тошнотворного ужаса кошмар, от которого невозможно не убежать, ни проснуться…! Остается только одно – научиться жить… Весь мир за окном превратился в шумящий, искряшийся океан. Она думала, что никогда не привыкнет к этому, но… Никогда не говори никогда. Человек привыкает и приспосабливается ко всему. Старая истина, проверенная временем и собственным опытом. За одну ночь всё казалось под водой: маленькая, вечно скрипящая трансформатная будка во дворе, домики частного сектора, кроме самых высоких – трехэтажных – верхние этажи и чердаки которых выныривали подобно островам из водной глади. Этот список можно было бы продолжать, но главное – вдруг исчезли люди. Конечно, не все. Но те, что занимали нижние этажи или одноэтажные домики, оказавшиеся под водой, вдруг исчезли – ни тел, ничего. Только кошки и собаки каким-то образом ухитрились перебраться повыше – выжить. Даже мыши, не говоря уже о домашних хомячках и морских свинках (теперь по-настоящему морских) нашли себе новых хозяев. Все живые существа, с красной кровью, млекопитающие были одержимы только одним желанием, инстинктом – выжить. Все остальное отошло на второй план. А потом это стало главной проблемой и для оставшихся в живых людей. Хотя ничего особо страшного на первый взгляд не было: в воде не мелькали тела жутких чудовищ, никого не утаскивали с криками какие-нибудь жуткие твари. Все эти детские сказки-страшилки, которыми излишне суровые мамочки пугали не в меру расшалившихся детишек, не пугали даже самых маленьких. Вода просто приманивала к себе и единственная опасность, которая грозила ребенку – просто утонуть. Да и то, только в том случае, если малыш не умел плавать и окончательно терялся в воде. Временами вдруг появившийся за окном океан выглядел даже красиво: солнце золотило бегущие волны и расцвечивало их весёлыми зайчиками, которые прыгали друг за другом по водной глади, будто играя в чехарду. Мерный, немного уставший плеск волн убаюкивал, дарил спокойствие. Всё бытие выживших теперь проходило под его мерный аккомпонемент. Неспешное дыхание волн и шуршание камешков, а также тихий скрип-шепот машин, оставшихся под водой. Только никаких приливов и отливов не было – вода была постоянной, неизменной, вечной… В конце концов, ведь все люди вышли из этой всемирной колыбели жизни – мирового океана. А теперь, если так произошло, то значит… Пришла пора вернуться обратно, в воду. И понимание этого необходимого и непререкаемого конца совсем не пугало ее. Какая-то часть души даже ждала этого, стремилась…В детстве она одно время собирала календарики – маленькие кусочки плотной бумаги с числами и цветными картинками. Память сохранила любимые: на одном был изображён маленький цыплёнок в балетной пачке, танцующий танец маленьких лебедей. Но ведь, если лебедей, то не цыплёнок, а лебедь? Только маленький, утёнок, лебедёнок… Не важно. Но вот на другом был нарисован кусочек природы: горы, деревья, цветы. Заключённый в стеклянную банку. По краю рисунка шла надпись: «Берегите природу!». Как же хотелось, чтобы и у неё был свой «кусочек», принадлежащий только ей, пусть даже в банке с крышкой, ведь крышку иногда можно снимать и прятаться внутри от кружающей, не слишком доброжелательной, жизни… Просто раствориться, исчезнуть и стать частью чего-то большего. Потерять и найти себя…Странное существо человек – вечно стремится к какой-то сказке: волшебство, драконы, феи… Каждый год с нетерпением ожидает отпуск: хоть несколько дней провести на солнечном пляже, под жарким солнцем, послушать шум волн (теперь, да пожалуйста, только окно открыть), поплавать (три ха-ха. Хочешь, открывай окно и плыви. Многие мамочки сообща организовывали маленькие бассейны между затопленными домами и там резвились малыши под присмотром взрослых). А теперь, опять плохо, вода есть земли – нет. Не угодишь. Хотя, никаких русалок, водяных, мурен – никто не видел. Море было морем, просто, когда вокруг много воды, то проще называть ее океаном. Городской океан, в котором выглядывают из воды многочисленные крыши и антенны, но… никакой нечисти. Тьфу-тьфу-тьфу, чтобы не сглазить. Смешно признаться, но одно время все так боялись акул. Как говориться, легендарные челюсти жили, живут и будут жить. Но слава Богу, все обошлось. Единственное, о чем все скучали, вне зависимости от возраста и пола – ракушки: яркие, витые красавицы, проблескивающие перламутром красавицы остались в далеком прошлом. Ни одной ракушки никто так и не увидел, хотя их искали и дети, и взрослые. Наверное, в каждом серьезном, исполненном собственной важности взрослом, все таки живет ребенок, который привык искать морские камешки и ракушки с дырочками – на удачу. В новом бытии ничего страшного не было, первоначальный ужас скоро притупился и довольно быстро перешел в разряд обыденности. Человек вообще, довольно быстро ко всему привыкает. Да и сначала все так и было – тихо, спокойно, размеренно… Один день отличался от другого только цветом и шумом волн: спокойная, искрящаяся на солнце бирюза – мягкий, бархатный шум, под который так приятно было засыпать и видеть сны; мутная вода, которая двигалась резко, рывками, издавала такой же рык, наполненный предостережением и скрытой опасностью. Однако, это случалось редко…Она часто думала, какой бы была любовь в этом новом мире? Светлой, чистой, или трагической? Но сознание почему-то упорно склонялось к последнему – как-то ночью приснился удивительно яркий и красочный сон, она даже расплакалась, проснувшись… Любовь-тайна-трагедия…Они прожили вместе год – яркий, счастливый и феерически прекрасный. Казалось, ничто не могло разлучить, или разочаровать их друг в друге. Он любил нежный и сладкий запах ее волос, шелковистую кожу, розоватую после сна, с россыпью ярко золотистых крапинок веснушек на плечах и шее. А она готовила по утрам его любимый – крепкий, черный кофе, чтобы аж ложка стояла, кофе. Любила, когда он распевал мелодии под холодными струями душа, а капельки серебристыми жемчужинками оседали на запотевших стенах душевой кабинки. Свежий, с едва уловимой ноткой цитрусовой горечи, запах его туалетной воды, смешавшийся с теплотой его кожи…Для двух любящих людей в каждой мелочи, маленькой обыденной детали бесчисленных ежедневных ритуалов – подъемов, завтраков, поцелуев… – заключен целый мир нежных взглядов, которые гораздо красноречивее слов. И у них был этот мир, целый год – наполненный солнечными лучами и лунными ночами, серебром и бархатом, мир, который они называли любовью… А потом все изменилось…Происходило это постепенно – не было ни гласа с небес, ни грома, ни молний. Они, люди, были лишены даже банального извержения вулкана. Помпеи, как метко заметил кто-то из их друзей, уже давно отошли в прошлое. А ведь это и есть самое страшное, когда конец наступает неожиданно… Постепенно… И пути назад уже нет…Впервые именно он заметил эти отметины на ее руках. Маленькие коричневые пятнышки, которые так были похожи на солнечные точки веснушек, что он даже пытался обманывать себя некоторое время, но… Эти маленькие пятнышки ими не являлись. Вскоре коричневые старческие пятна совсем поглотили так полюбившиеся и перецелованные, сосчитанные им не один раз, все ее веснушки… Ее кожа и золотистые, шелковые волосы также стали меняться… Волосы – сухие и ломкие нити – начали седеть, а кожа становилась все более сухой. Лицо избороздили глубокие морщины и складки. Ярко-голубые глаза, которые так поразили его своейнасыщенной синевой при их первом знакомстве, выцвели и приобрели оттенок бледного летнего неба. Она стала очень быстро уставать и теперь нередко засыпала на несколько часов днем. При этом даже не успев дочитать книгу или закончить вязание. Через несколько дней он заметил первые перемены и в себе. У него вдруг пропали морщинки вокруг глаз, а одежда вдруг стала ему велика. В любимую джинсовую рубашку он мог без усилий завернуться несколько раз, да еще и оставалось место…Он как будто уменьшался в размерах, становясь все более подвижным, быстрым и легким, как ветер. Иногда ему хотелось все бросить и просто побегать по улице наперегонки с ветром и кружащейся листвой. Затаить дыхание и зарыться с головой в этот мягкий, пушистый, разноцветный ковер, который так заботливо соткала сама природа. Иногда… Он даже забывал, что он взрослый, женатый человек и у него есть ответственность перед… любимым и родным человеком. Иногда…Она тоже обратила внимание на эти изменения, не могла не обратить, но старалась держаться, не подавать виду. Она всегда была сильной. И этот внутренний огонь и привлек его к ней. Они поженились в 22 и уже год были счастливы, когда мир сошел с ума и время стало меняться. Для одних оно пошло быстрее – минуты и секунды, не говоря уже о часах, бежали вперед, буквально, отталкивая друг друга локтями. Для других… Этот процесс шел вспять. Она поняла, что теперь они находятся на разных полюсах и с каждым мгновением будут отдаляться друг от друга все дальше и дальше, даже находясь в одной комнате…У нее стали болеть суставы пальцев и тянуть спину. Стремительно дряхлеющий позвоночник уже не мог выдержать весь тела на протяжении дня и гнул ее к земле. Ей стало трудно долго удерживать на весу хоть какие-то предметы, имеющие определенный вес: книги, одежду, посуду… Она стала все чаще и чаще отдыхать, пытаясь перевести дух и отдышаться от самых незначительных усилий, даже подъема по лестнице на несколько ступеней, а однажды разбила любимую красную чашку и долго плакала над осколками. Однажды она собралась с духом и посмотрела в зеркало – оттуда на нее печально и устало смотрела 70-летняя старуха. Потом взглянула на него… Вместо 23-летнего мужчины, перед ней сидел 16-летний юноша. И улыбнулась… Она понимала, но… Она любила…Вечером они сидели на одной из немногих оставшихся лавочек перед подъездом, две фигурки, залитые фиолетовыми лучами постепенно гаснущего солнца, сами похожие на тени стремительно убегающего за горизонт дня. Она сидела, облокотившись спиной на жесткое дерево сидения, которое немилосердно кололо болевшую с самого утра спину – неподвижно и молча – внимательно разглядывая что-то перед собой слезящимися старческими глазами, а он постоянно порывался вскочить, чтобы рассмотреть что-то интересное, что на миг возникало совсем рядом с ними, а потом также внезапно уносилось прочь и исчезало в наступающих сумерках. Он не мог надолго замирать и сохранять неподвижность, отрешившись от реальности и полностью погрузившись в свои мысли. Это умение приходит с возрастом. А он, он сидел непоседливо и нервно, как всегда сидит молодежь рядом с глубокими стариками. Нужно было на что-то решаться и, скрепя сердце, решился он…– Мы движемся в разные стороны… – наконец сказал он. Его голос становился все выше и выше день ото дня. Потом он осторожно прикоснулся к ее морщинистой руке. Косточки ее стали хрупкими и тонкими, как у птички. – Я не знаю, почему так происходит, но… Я тебя люблю, – сказал он и улыбнулся. – И я тебя люблю, – ответила она тонким старческим голосом. Некоторое время они сидели рядом, а потом он побежал покормить бродячую собаку. Он стал дружить с бродячими собаками и очень просил хотя бы одну, черненькую с висячими, как у спаниеля, ушками и печальными глазами, держать дома. Клятвенно обещал убирать за ней и делать все остальное, что полагается в таких случаях, даже регулярно гулять и вытирать лужицы, но она запретила. Заявила, что не желает видеть в доме драную мебель и испорченную обувь. Она не могла ему сказать, что осталось уже немного, совсем чуть-чуть. Это чувствовали ее внутренние часы. И ей так хотелось провести это время вместе, не разделяя его внимание ни с кем другим, даже с собакой. Но, она не могла сказать ему об этом…Они, конечно, поскандалили немного, но он скоро успокоился и побежал на улицу, играть с найденным бог знает где мячом. Она пыталась по вечерам вышивать, потом вязать, но пальцы уже не слушались…А вскоре настал день, когда он забрался к ней на колени: играл с ее очками, пока она рассказывала ему сказки. Было больно подниматьего на руки, но так хотелось, чтобы он был рядом. Чувствовала, что скоро все закончится…Это – как завод старых часов. Вначале они бойко тикают и мерно отсчитывают секунды, минуты, часы. Временами даже спешат, а потом… Время замедляет свой бег, останавливается… Так произошло и с ними, и с их друзьями, и со всеми остальными людьми…Осталось немного…Она держала его на руках, покачивала и напевала песенку, которую еще помнила:Спи мой заинька, усни…Ангелы хранят пусть дни…Потом, как будто почувствовав что-то, замолчала и взглянула в окно. Мир за окном исчезал – медленно, но неотвратимо, все предметы теряли четкость и растворялись во внезапно наступивших сумерках, плавно переходящих в бархатный глубокий мрак. У нее еще было время, чтобы допеть свою песенку до конца:Новый день придет, бай, бай. Ангелок мой, засыпай…Младенец смотрел на нее сияющими глазами, улыбался и что-то агукал. Мир за окном исчез. Она улыбнулась малышу в ответ, а потом встала и, пошатываясь, пошла к двери, навстречу тайне…В этом месте она всегда просыпалась и никогда не удавалось увидеть то, что находилось за дверью. А так дни мерно нанизывались на нитку, как будто мамину бусы из шкатулки…А потом стали пропадать люди. Те, кому желал спокойной ночи вечером, утром исчезали – также тихо и спокойно, без криков, борьбы, просто – их больше не было и никто уже никогда их не видел. Никакой крови, ошметков плоти и внутренностей. И вот эта загадочная, мирная картина – становилась самым страшным для оставшихся в живых. А ведь такие «бермудские треугольники» появлялись везде, где были люди: в многоэтажках, временных базах, в одиночных и многокамерных жилищах. Исчезали все: от стариков, до детей, взрослых и целых семей, которые еще вчера радовались тому, что остались живы, а уже сегодня… Кроме того, исчезновения происходили всегда ночью. Темноты боялись, спали с включенными лампами и фонариками, но и это помогало мало. Может быть от одиночества, тихой паники, овладевшей душой, или минутного сумашествия, накатывающего волнами, как и мир за окном, она вдруг решила попробовать воду. Попробовать на вкус. Почему? Это так просто… По-детски… И многие из оставшихся в живых детей, самые маленькие, исчезли первыми. Говорили, что их утащили чудовища, и пугали этим остальных. Теперь к воде малышей на пушечный выстрел не подтащишь. Хотя и от неё никуда не денешься… Так просто… попробовать… Морская, густая соль, а соль она тоже всегда любила… В детстве даже потихоньку засовывалв палец в солонку, а потом слизывала едкие крупинки, будто неземное лакомство. Наверное, поэтому так и получилось, что однажды она и очнулась… В воде… Руки медленно скользили по волнам, а тело было легким, невесомым. И страх куда то ушел, испарился без следа, как будто растворился, подобно маленьким крупинкам соли. Вода обтекала каждую клеточку – и внутри и снаружи, создавая капсулу, защиту между нею и окружающим миром, что был за пределами. Так просто… Но она всегда возвращаласть под утро. Почему? Так было надо, по крайней мере пока… Люди, эти маленькие, смешные человечки притягивали ее, как магнит: их радость, мех, слезы и горе казалось таким забавным! А маленькие чешуйки, покрывающие тело, были, фактически, незаметны невооруженному взгляду. Мягкие серебристо-розовые, они прекрасно имитировали кожу настоящего человека. Да и кто сейчас стал бы приглядываться друг к другу?Даже в такой ситуации человек выбрал одиночество и разобщенность. Она часто думала, что уже может охотиться в открытую, среди дня, но… Пока что-то мешало… Какая-то неуловимая тянущая боль в сердце. Та часто на память приходил повторяющийся из раза в раз сон. Начинался он всегда одинаково…- Иди! Иди, не долго осталось. Скоро всё закончится… - толчок в спину. Потом он дёрнул за связанные за спиной руки, пытаясь заставить её идти ещё быстрее. Но руки затекли и уже почти ничего не чувствоаали. А ей… Ей теперь дыло всё равно. Скоро всё закончится. Скоро всё закончится. Эта мысль заевшей пластинкой играла и скрипела в голове, навевая тоску и равнодушие. Как же она устала! Господи! Но… Скоро всё закончится…Они уже шли по площади. Вокруг знакомые с детства лица, искаженные любопытством и предвкушением. Невозможно поверить, что сегодня, сейчас, буквально в нескольких шагах от Минска, как любила говорить мама, это происходит. Это же не средневековье… Она же помнить ночные огни, шум машин – эту постоянную пульсацию городской жизни. Людей, вечно спешащих по своим делам, кружащую вокруг, как настойчивый приставала, музыку, запахи хот-догов, цветов и мороженого… Люди же добрые… Она помнит… Но вдруг снова стало всё равно…Не смотря на окружающую её плотную стену равнодушия, в которую она попыталась зарыться, как в кокон, неприятно поразило – сколько здесь детей. Вот этого она учила завязывать шнурки на ботиночках, этой девчушке плела косички и завязывала бантики, а с этими – разучивали песенки. И теперь все они пришли посмотреть на её смерть. За что?! Но и этот вопрос вскоре утонул во мраке вновь начавшегося – скоро все закончится… Пройдя ещё несколько шагов, она наконец увидела столб и огромную кучу хвороста. Люди решили действовать по старике, проверенным способам. И тогда она вдруг улыбнулась сведёнными от боли губами. Те, кто увидел эту улыбку шарахнулись от неё, словно пугливые животные. Она снова опустила голову, словно закрывшись грязными спутанными волосами. А в голове опять возник навевающий дрёму шепот – скоро всё закончится… Скоро… На подгибающихся от усталости ногах она подошла к стобу, её будущий палач уверенно начал прикручивать руки к столбу. Хотя зачем? Бежать она не собиралась. Куда? Да и зачем? Апатия потекла по всем клеточкам измученного тела и переполнила сердце. Скоро всё закончится… Скоро…Прикручивая руки этой девчушки к столбу он не испытывал никакого удовольствия или божьей правоты от своего поступка, только жалость. Попытался прогнать это чувство, но понял, что не получится. Да и как же её не жалеть – у самого дома дочка, почти такая же… Не такая – сердито одёрнул он себя. – Совсем не такая… Не дай Бог! Но всё равно жалко… Может… И тут же поджег не дрогнувшей рукой огонь, словно отгоняя мысли. Хворост начал тлеть: Посыпались искры и вскоре пламя уже весело плясало вокруг столба. Маленькая фигурка в разодранном грязном платье почти исчезла в дыму. Возбуждённая толпа прихлынула ближе, стараясь рассмотреть поближе каждый жест умирающей, не пропустить ни единого крика, ни вздоха – Даже в смерти не давая ей покоя. Люди замерли на самой границе очерченного пламенем круга, выжидая, когда же начнётся зрелище, ради которого они сегодня собрались. Когда от дыма стало тяжело дышать, она обрадовалась – значит, она скорее всего задохнется прежде, чем начнет гореть. Слава Богу. Гореть, говорят, больнее. А на её век боли хватит. В глове звенело – скоро всё закончится… Скоро я умру… Эта мысль не вызывала ужаса, констатация факта, от которого никуда не деться. Как мама говорила – Как будет, так будет. Чтоне происходит – всё к лучшему. На разбитых губах вновь мелькнула улыбка и она опустила голову, повиснув на стягивающих тело ремнях. Скоро всё закончится… Скоро… И тут из глубин её существа пришло короткое внезапное, как удар бича, слова, которое заставило кожу покрыться мурашками, несмотря на жар пламени – Нет! Та, Другая, что жила в середине неё, подняла голову и зарычала, оглядывая людей. Нет! – снова резануло по нервам и заставило напрягшееся тело вытянутся в струну. – Нет! Не закончится! Не осознавая того, она начала меняться…Он стоял ближе всех к костру, всё таки казнить – это его обязанность, его работа. При этом думал о дочери, о будущих внуках, которые, дай Бог, скоро появятся. Эти мысли, такие обычные, живые, теплые, помогали ему абстрагироваться от происходящего вокруг. Но то, что тело, прикрученное к столбу, вдруг стало меняться, он заметил первым. Увидел и не поверил своим глазам. Быть этого не может! Она всего лишь девчушка, да, осуждённая, замеченная в чём-то, но человек, не может быть… Их ведь не существует! Это всё бабушкины сказки! Нет! Он тер глаза грязными кулаками в надежде, что картинка прояснится и всё станет как было – агонизирующее тело среди огня, дым, шелест пламени, крики и в конце сладкий тошнотворный запах жаренной человеческой плоти… Когда же он нашёл в себе силы открыть глаза и снова взглянуть на костёр, то человеческой фигуры уже не было. Сквозь дым на него почти в упор смотрел зверь, как будто улыбаясь оскаленной пастью. Ни одного ремня, привязывающего его к столбу, не было…Теперь она четко видела каждого человека, лица, различала запахи: пота, хлеба, вина, даже похоти, кого-то даже возбуждало зрелище её смерти… И это стало последней каплей. Хотят зрелище – будет им зрелище. Зверь оттолкнулся задними мускулистыми лапами от начавшего тлеть хвороста и прыгнул в толпу, неся за собой сноп искр. Приземлившись на свободном пятачке на четыре лапы, неторопливо начал отряхиваться, сшибая и гася искры со шкуры. И тогда он пополз от огня, став на четвереньки и повторяя как мантру – Господи помоги! Будет, что рассказать своим внукам! Господи помоги! – Ему казалось, что Бог не допустит, его смерти, ведь иначе никто ничего не узнает. Это несправедливо, ведь они существуют и он должен рассказать… Шепча – Господи помоги! – Он проталкивался сквозь застывшую толпу, понимая, что ещё секунда – и будет поздно. Люди поймут и его могут затоптать. Толпе страх и жалость неведомы, а это была толпа. Поэтому он использовал свой единственный шанс на спасение. Маленький, но всё таки шанс…Минуту люди молчали и просто таращились с открытыми ртами. Ей это вдруг показалось настолько смешным, что она вновь улыбнулась, но толпа, увидев, что зверь оскалился, наконец-то пришла в движение и люди побежали, давя друг друга и вопя от ужаса. А она… Она смотрела на вопящую толпу и улыбалась. Когда с площади исчез последний человек, неторопливо пошла к выходу из города – здесь ей больше делать нечего. Нужно было приобрести где-нибудь одежду – она ей понадобится. Но это потом. Сейчас – к выходу и охота…На песчаной дороге, ведущей из города, четко отпечаталась цепочка следов большой собаки или волка, которые потов вдруг резко перешли в следы узких девичьих ступней. Скоро…Солнце почти село. Только отблески яркого заката ещё метались по небу. Теперь она шла свободно – после превращения раны затянулись и она стащила с верёвки какую-то ветошь, чтобы прикрыть тело. Просто шла по дороге, чётко печатая следы – если хотят – пусть попробуют догнать. Она покинула город своего детства, место, где выросла, но жалость ушла, пришло понимание того, что так было надо… В сумерках она различила одинокую фигуру на дороге – человек шёл ей навстречу. Увидев, что это бабушка с котомкой. Опрятно одетая старушка с жёлтыми, похожими на пух цыплёнка кудряшками волос, выглядывающими из под косынки, и добрым, лучиками морщинок изборождённым лицом, хотела свернуть. Пугать старушку не хотелось. А она представляла собой зрелище ещё то – волосы стоят дыбом, сбитые в самый натуральный колтун, лицо в копоти, да и грязь… Но старушка, словно предвидя её обходной маневр, засеменила навстречу изо всех сил и она поняла, что встречи не избежать, если только она не решить просто бежать наутёк от настигающей её бабушки. Они встретились у небольшого камня под раскидистым деревом, которое и в яркий солнечный день своей кроной создавало полумрак, и бабулька мигом опустила котомку, аккуратно присев на краешек, жестом приглашая её сделать то же. Отказаться было как-то невежливо. Из корзинки вкусно пахло хлебом, овощами и молоком. Твёрдую пищу она не любила, но вот молоко… И тут желудок предательски заурчал. - Кушай, не стесняйся.

- Да я… - она представила, как такая гостеприимная хозяйка вдруг вскакивает с места и крича от ужаса, бежит прочь, узнав, кому она предлагала разделить трапезу. Но бабушка только смотрела и улыбалась. – Молока хочешь?И тогда она решилась. – Да. Получив в своё распоряжение кувшин, принялась жадно глотать заполняя пересохшее горло прохладной влагой, после превращения всегда хотелось пить, и молоко далеко не всегда могло утолить эту жажду. Хотя вначале думала сделать всего пару глотков и вернуть кувшин хозяйке. Старушка между тем, что-то самозабвенно щебетала и она уловила только конец – Бог заповедал всех любить и быть, как дети. А нарушивших эту заповедь – накажут…Она хмыкнула, хотя быть невежливой не хотелось. – Накажут, как же! – И посмотрела старушке прямо в глаза… На секунду ей показалось, что её разглядывают добрые карие глаза с вертикальным, змеиным зрачком, внимательно рассматривают. А тихий голос в голове произнёс – Нарушивших эту заповедь – накажут! - Она моргнула и встретила добрую улыбку карих, окружённых морщинками, нормальных человеческих глаз. - Ну да ладно. Разговорились мы туту с тобой, а мне ещё идти и идти. До города далеко? – бабушка начала быстро паковать котомку, готовясь к дальнейшему путешествию. Она ответила, что не очень. И старушка споро пошла дальше, пожелав ей счастливого пути. И ещё долго, провожая глазами удаляющуюся фигуру, звучали слова – Бог завещал всех любить, а нарушивших эту заповедь – накажут…». Каким-то шестым чувством она вдруг поняла, что наказание для её обидчиков придёт скоро, скоро…Перед пробуждением снова накатывало какое-то щемящее чувство – не то грусть, царапающая коготками по самому сердцу тоска. К счастью, стоило только открыть глаза – и все проходило. Иногда в это утреннее время рождались стихи. Фраза – время дано – никак не хотела оставлять в покое ее сознание, наверное, поэтому и появились строчки:Время быть собой и каждым, Кого знаешь хоть чуть-чуть. Время быть и время не быть, Время всем избрать свой путь. Время – корень Мандрагоры, Что в душе моей растет. Время разрешать все споры, Жизни дни летят вперед. Время можно не заметить. Время жить, любить, творить. Время всем за все ответить, Время всех за все простить. Время радости и боли, Время слышать сердца стук. Время ведь нельзя настроить, Счастье не вернется вдруг. Время жить мечтой прекрасной, Время вечность освятить. Время всем дано однажды –Время жизнь свою прожить. Но она знала – все пройдет, осталось чуть-чуть, а откуда пришло это знание – бог весть… Пришло и пришло… Она знала, что скоро решит остаться, а может быть и нет… Не было ничего страшного… Всё – так просто…