Сменить судьбу

Рассказ:

Некоторые считают, что сценарии наших жизней уже записаны в книгу судеб. И как ни дергайся — ничего не изменишь. Но, может, стоит побороться за счастье?МотькаМатильда в наш поселок приехала вместе с родителями. После войны это было. Сослали их в нашу глухомань. Повезло, что не в лагеря. Да только на этом их везение и закончилось. Мать-неженка не выдержала и померла, оставив на руках у папаши-немчуры малолетку-дочку. Он с горя попивать начал. А что русскому хорошо, то немцу — смерть. Сбухался он скоро от суровой нашей самогонки, почти человеческий облик потерял. И сошелся с Анькой-пьянчугой. Жили они в алкоголическом угаре, и не было им дела до Мотьки. Не задалась жизнь у нее с младенчества — папа-дурак, из семейной гордости назвал ее Матильдой, в честь немецкой прабабки-баронессы. Представьте — после войны в глухой деревне, окруженной зонами, Матильда! Дети ее дразнили фашисткой, какашками в нее собачьими кидались, били сильно. Потом попривыкли, Матильда Мотькой стала. Тощенькая, зашуганная, хилая. Всё с книжками. Как-то хулиган Васька, когда Мотька шла мимо его дома, спустил с цепи Полкана — огромную овчарку. Зверь-кобель на Мотьку кинулся, и хоть его вовремя оттащил Васькин отец, но после того случая Мотька заимела сильное заикание. И кличку Мотина-Тягомотина. Мотька зубрила уроки, мечтала уехать в город за лучшей жизнью. Все-таки получила приличный аттестат. Но с институтом обломалась. Всплыло ее истинное происхождение, пришили ей мелкое воровство и отправили в женскую колонию. Там Мотька и получила профессию… Шила ватники! По амнистии хрущевской ее освободили и предписали жить в «родном» селе. Вернулась Мотька еще хуже, чем была. Видно, доломали ее на зоне-то. Ходит, как рыба мороженая, заикается, руки, сами понимаете, откуда. И зачем только Пашка поспорил с парнями, что с ней переспит? Мотька от Пашкиных лживых слов растаяла, никто же ей ласковых слов до этого не говорил. Ну и случилось… А вскоре Пашку зарезали в пьяной драке. От этой разовой связи Мотька сделалась беременной. И совсем психической. Все твердила, мол, Пашенька так меня любил, как же так нас Боженька разлучил… Ага, щас… любил. Дуреха блаженная. За пару месяцев до Мотькиного разрешения ее папаша с Анькой-сожительницей нажрались, как обычно, в лоскуты. И занялся их дом, как сухая былинка, сгорел дотла вместе с немцем и Анькой. Мотька куда-то отлучалась, вернулась к пепелищу. От шока у нее роды преждевременные начались. А фельдшер был в городе. Кому ее пользовать? И мы, пожалев несчастную, отправили ее к бабке-повитухе, которая слыла в наших краях ведьмой и жила далеконько отшельницей, общаясь с людьми только по крайности. Бабка Мотьку у себя оставила. И не видали мы с тех пор Тягомотину. Быстро забыли, своих проблем хватало. Мария ИвановнаЧерез пару лет к нам прислали нового председателя в колхоз. Красивая такая деваха, статная, бойкая, краснощекая. Мария Ивановна. При ней мы вздохнули свободно — нормы не завышала, а так работу организовала, что наш колхоз первым в округе был. Её даже в столицу вызывали, грамоту вручили и орден трудового красного знамени. За Марией все наши лучшие парни бегали, да только она их сразу отшивала. А потом привезла себе какого-то интеллигента, поженились они. Правда, детей у них почему-то не было…Спустя много лет судьба столкнула нас с Марией Ивановной. Мы уже старухами были. Узнала она меня, разговорились. И поведала мне Мария продолжение Матильдиной истории. Вернее, СВОЕЙ!Оказалось, Мотькин ребенок в родах помер. А бабка к Мотьке прониклась, решила ее судьбу выправить. Сначала заикание, собакой «подаренное», снимала: в полнолуние растопила немного воска в чайной ложке, дала Мотьке вместе с клочком собачьей шерсти, велела катать в шарик, а сама лила ей на макушку воду, настоянную на 7 травах (чабрец, мята, пустырник, хвощ полевой, вербена, рута и золототысячник), и читала молитву, как потом поняла Мотька, «Отче наш». Затем бабка объяснила, что Мотькины беды произрастают из ее имени. Неудачно выбранное имя может сломать всю судьбу. Была бы она Мотькой-Матреной — не вступала бы в противоречие со средой. Но она была Мотькой-Матильдой. Мало того, что имя иноземное и не подходящее для деревни, так по тем временам еще и вражеское. Вот ее и била жизнь. А после того как ей прозвище Тягомотина приклеили, так ее тягомотное существование и засосало. Дергали ее бесы-недоли, как марионетку, за веревочки. И посоветовала бабка Мотьке новые документы выправить, благо оказалась она знакома с нужными людьми (верхние чины знали, что есть магия, обращались к ней, вот только от народа правду скрывали). И стала Матильда — Марией Ивановной. Изменилась — не узнать. Поэтому и не признали мы ее в председателе колхоза. К чему я это пишу? Нынче модно выпендриваться да детишкам имена несуразные давать. И про Елку слышала, и про Цветочка, и про Господина… Дело, конечно, ваше. Некоторые считают, что сценарии наших жизней уже записаны в книгу судеб. И как ни дергайся — ничего не изменишь. Но, может, стоит побороться за счастье?МотькаМатильда в наш поселок приехала вместе с родителями. После войны это было. Сослали их в нашу глухомань. Повезло, что не в лагеря. Да только на этом их везение и закончилось. Мать-неженка не выдержала и померла, оставив на руках у папаши-немчуры малолетку-дочку. Он с горя попивать начал. А что русскому хорошо, то немцу — смерть. Сбухался он скоро от суровой нашей самогонки, почти человеческий облик потерял. И сошелся с Анькой-пьянчугой. Жили они в алкоголическом угаре, и не было им дела до Мотьки. Не задалась жизнь у нее с младенчества — папа-дурак, из семейной гордости назвал ее Матильдой, в честь немецкой прабабки-баронессы. Представьте — после войны в глухой деревне, окруженной зонами, Матильда! Дети ее дразнили фашисткой, какашками в нее собачьими кидались, били сильно. Потом попривыкли, Матильда Мотькой стала. Тощенькая, зашуганная, хилая. Всё с книжками. Как-то хулиган Васька, когда Мотька шла мимо его дома, спустил с цепи Полкана — огромную овчарку. Зверь-кобель на Мотьку кинулся, и хоть его вовремя оттащил Васькин отец, но после того случая Мотька заимела сильное заикание. И кличку Мотина-Тягомотина. Мотька зубрила уроки, мечтала уехать в город за лучшей жизнью. Все-таки получила приличный аттестат. Но с институтом обломалась. Всплыло ее истинное происхождение, пришили ей мелкое воровство и отправили в женскую колонию. Там Мотька и получила профессию… Шила ватники! По амнистии хрущевской ее освободили и предписали жить в «родном» селе. Вернулась Мотька еще хуже, чем была. Видно, доломали ее на зоне-то. Ходит, как рыба мороженая, заикается, руки, сами понимаете, откуда. И зачем только Пашка поспорил с парнями, что с ней переспит? Мотька от Пашкиных лживых слов растаяла, никто же ей ласковых слов до этого не говорил. Ну и случилось… А вскоре Пашку зарезали в пьяной драке. От этой разовой связи Мотька сделалась беременной. И совсем психической. Все твердила, мол, Пашенька так меня любил, как же так нас Боженька разлучил… Ага, щас… любил. Дуреха блаженная. За пару месяцев до Мотькиного разрешения ее папаша с Анькой-сожительницей нажрались, как обычно, в лоскуты. И занялся их дом, как сухая былинка, сгорел дотла вместе с немцем и Анькой. Мотька куда-то отлучалась, вернулась к пепелищу. От шока у нее роды преждевременные начались. А фельдшер был в городе. Кому ее пользовать? И мы, пожалев несчастную, отправили ее к бабке-повитухе, которая слыла в наших краях ведьмой и жила далеконько отшельницей, общаясь с людьми только по крайности. Бабка Мотьку у себя оставила. И не видали мы с тех пор Тягомотину. Быстро забыли, своих проблем хватало. Мария ИвановнаЧерез пару лет к нам прислали нового председателя в колхоз. Красивая такая деваха, статная, бойкая, краснощекая. Мария Ивановна. При ней мы вздохнули свободно — нормы не завышала, а так работу организовала, что наш колхоз первым в округе был. Её даже в столицу вызывали, грамоту вручили и орден трудового красного знамени. За Марией все наши лучшие парни бегали, да только она их сразу отшивала. А потом привезла себе какого-то интеллигента, поженились они. Правда, детей у них почему-то не было…Спустя много лет судьба столкнула нас с Марией Ивановной. Мы уже старухами были. Узнала она меня, разговорились. И поведала мне Мария продолжение Матильдиной истории. Вернее, СВОЕЙ!Оказалось, Мотькин ребенок в родах помер. А бабка к Мотьке прониклась, решила ее судьбу выправить. Сначала заикание, собакой «подаренное», снимала: в полнолуние растопила немного воска в чайной ложке, дала Мотьке вместе с клочком собачьей шерсти, велела катать в шарик, а сама лила ей на макушку воду, настоянную на 7 травах (чабрец, мята, пустырник, хвощ полевой, вербена, рута и золототысячник), и читала молитву, как потом поняла Мотька, «Отче наш». Затем бабка объяснила, что Мотькины беды произрастают из ее имени. Неудачно выбранное имя может сломать всю судьбу. Была бы она Мотькой-Матреной — не вступала бы в противоречие со средой. Но она была Мотькой-Матильдой. Мало того, что имя иноземное и не подходящее для деревни, так по тем временам еще и вражеское. Вот ее и била жизнь. А после того как ей прозвище Тягомотина приклеили, так ее тягомотное существование и засосало. Дергали ее бесы-недоли, как марионетку, за веревочки. И посоветовала бабка Мотьке новые документы выправить, благо оказалась она знакома с нужными людьми (верхние чины знали, что есть магия, обращались к ней, вот только от народа правду скрывали). И стала Матильда — Марией Ивановной. Изменилась — не узнать. Поэтому и не признали мы ее в председателе колхоза. К чему я это пишу? Нынче модно выпендриваться да детишкам имена несуразные давать. И про Елку слышала, и про Цветочка, и про Господина… Дело, конечно, ваше. Да только задумайтесь, хотите ли вы Мотькиной судьбы своему чаду?