Проклятие костела

Рассказ:

Прошло уже двадцать с лишним лет, как построили костел Марии-Магдалины на месте старого сквера, но прихожан он так и не дождался. Все началось летом 2016 года, когда люди из примыкающих к скверу домов, и днем и ночью отстаивали деревья от вырубки. Место для строительства костела было продано за неприличные деньги, которые осели, в основном, в карманах продажных чиновников. Город в те времена рвали на части различные застройщики. У кого были возможности для вложения средств, желали строить поближе к центру города, да так, чтобы не пришлось ничего сносить или переносить, и некого было переселять, увеличивая сметную стоимость. Зачастую пренебрегали всеми известными архитектурно-градостроительными нормами. Вместо того чтобы удалять ветхое жилье, сильно уплотняли застройку, вырубая парки. Чиновники закрывали глаза на такое безобразие за большие, не облагаемые налогами, гонорары, именуемые в народе, взяткой. В декабре 2016 года бульдозеры уже безжалостно валили здоровые деревья, невзирая на протесты жителей. Одного из них, отстаивающего территорию сквера, зацепило трактором, и тот едва не распрощался с жизнью, попав под безжалостный ковш экскаватора. Весной 2017 года началась закладка фундамента. Площадку к этому времени от деревьев освободили, обнесли забором, и посадили сторожа с собакой. Несмотря на хорошее финансирование, дела двигались медленно. Когда рыли котлован, постоянно натыкались на огромные валуны и грунтовые воды, хотя геологоразведка этих данных не подтвердила. Из-за ошибок пришлось несколько раз вносить изменения в проектную документацию, и переделывать проект фундаментов, которые все равно, игнорируя все законы физики и механики, вели себя нестабильно. Примерно через год с нулевым циклом было покончено, но начались другие неприятности. При установке башенного крана, что-то пошло не так, и он рухнул, к счастью, не зацепив ближайшие частные постройки. Жильцы не пострадали, но рабочий погиб. Это был первый несчастный случай, потом были и другие — то ногу плитой придавит кому-нибудь, то кирпич сверху брякнется на голову рабочего, то механизмами покалечит. В общем, пострадавших и жертв было немало. Через несколько лет строительных и отделочных работ состоялось торжественное открытие костела, но инциденты не прекратились. В первый же день произошел небольшой пожар, который, к счастью, быстро потушили, но ремонт делать все-таки пришлось, поэтому прихожане разошлись по домам, так и не попав на долгожданную службу. По городу распространились слухи о том, что костел проклят и с тех пор все стали обходить его стороной, а те, кто все же осмеливался зайти внутрь, в следующий раз туда не возвращались, а шли поклониться Господу в другое, более благополучное место. В итоге высшее духовенство приняло единственно правильное решение изменить назначение здания, перепрофилировав его под мужской монастырь. Доход костел не принес, а из-за дурной славы продать его было невозможно. Глава первая. Анджей. Ксендз Анджей, прибывший еще утром на место службы, раскладывал свои немногочисленные пожитки, готовясь ко сну. День прошел в напряженной работе, утомив его душу и тело. В этот поздний час в монастыре было совсем тихо, только с улицы еще изредка доносились звуки городского шума. Там было неспокойно. Старый город полностью принадлежал мусульманам, кроме небольшого островка католического христианства, обнесенного высоким забором с колючей проволокой под напряжением. Некоторые агрессивно настроенные граждане, в основном бывшие беженцы из ближнего востока, еще имели старые, побитые ржавчиной, образцы автоматов и пистолетов времен двадцатых годов двадцать первого столетия, хотя хранить и использовать оружие, было запрещено законом во всем мире. — Ничего страшного! Отработаю грехи здесь внизу, на земле, а потом попрошусь в новый костел служить, ближе к небу, к Господу и к цивилизации. Грешно так думать, но я все-таки человек, а не ангел. Так размышлял он, лежа в кровати, над которой скромно украшал стену небольшой католический крест с распятием. — Ойче наш, ктурыш ест в небе, швенч щен Твое, пшыйдзь крулество Твое…- Ксендз решил еще раз перед сном произнести молитву, как его перебил странный скользящий звук, который отвлек внимание. Он начал заново. — Ойче наш, ктурыш ест в небе, швенч щен Твое, пшыйдзь крулество Твое… — Раздался царапающий скрежет, и ксендз подскочил на кровати. — Крысы? Откуда им тут взяться? По всему зданию натыканы ультразвуковые отпугиватели, а здесь вдруг крысы? С улицы слышно, что ли? Кинув взгляд на небольшое окно под потолком, в котором светила почти полная луна в окружении небоскребов, подпирающих редкие облака, он решил подняться повыше, чтобы заглянуть во двор. Встав на табурет и приподнявшись на пальцах ног, он изучал площадку, окруженную кустарником и высоким забором, подсвеченную дежурными фонарями. Ничего особенного не обнаружив, он снова лег и, продолжил молитву. Прошло уже двадцать с лишним лет, как построили костел Марии-Магдалины на месте старого сквера, но прихожан он так и не дождался. Все началось летом 2016 года, когда люди из примыкающих к скверу домов, и днем и ночью отстаивали деревья от вырубки. Место для строительства костела было продано за неприличные деньги, которые осели, в основном, в карманах продажных чиновников. Город в те времена рвали на части различные застройщики. У кого были возможности для вложения средств, желали строить поближе к центру города, да так, чтобы не пришлось ничего сносить или переносить, и некого было переселять, увеличивая сметную стоимость. Зачастую пренебрегали всеми известными архитектурно-градостроительными нормами. Вместо того чтобы удалять ветхое жилье, сильно уплотняли застройку, вырубая парки. Чиновники закрывали глаза на такое безобразие за большие, не облагаемые налогами, гонорары, именуемые в народе, взяткой. В декабре 2016 года бульдозеры уже безжалостно валили здоровые деревья, невзирая на протесты жителей. Одного из них, отстаивающего территорию сквера, зацепило трактором, и тот едва не распрощался с жизнью, попав под безжалостный ковш экскаватора. Весной 2017 года началась закладка фундамента. Площадку к этому времени от деревьев освободили, обнесли забором, и посадили сторожа с собакой. Несмотря на хорошее финансирование, дела двигались медленно. Когда рыли котлован, постоянно натыкались на огромные валуны и грунтовые воды, хотя геологоразведка этих данных не подтвердила. Из-за ошибок пришлось несколько раз вносить изменения в проектную документацию, и переделывать проект фундаментов, которые все равно, игнорируя все законы физики и механики, вели себя нестабильно. Примерно через год с нулевым циклом было покончено, но начались другие неприятности. При установке башенного крана, что-то пошло не так, и он рухнул, к счастью, не зацепив ближайшие частные постройки. Жильцы не пострадали, но рабочий погиб. Это был первый несчастный случай, потом были и другие — то ногу плитой придавит кому-нибудь, то кирпич сверху брякнется на голову рабочего, то механизмами покалечит. В общем, пострадавших и жертв было немало. Через несколько лет строительных и отделочных работ состоялось торжественное открытие костела, но инциденты не прекратились. В первый же день произошел небольшой пожар, который, к счастью, быстро потушили, но ремонт делать все-таки пришлось, поэтому прихожане разошлись по домам, так и не попав на долгожданную службу. По городу распространились слухи о том, что костел проклят и с тех пор все стали обходить его стороной, а те, кто все же осмеливался зайти внутрь, в следующий раз туда не возвращались, а шли поклониться Господу в другое, более благополучное место. В итоге высшее духовенство приняло единственно правильное решение изменить назначение здания, перепрофилировав его под мужской монастырь. Доход костел не принес, а из-за дурной славы продать его было невозможно. Глава первая. Анджей. Ксендз Анджей, прибывший еще утром на место службы, раскладывал свои немногочисленные пожитки, готовясь ко сну. День прошел в напряженной работе, утомив его душу и тело. В этот поздний час в монастыре было совсем тихо, только с улицы еще изредка доносились звуки городского шума. Там было неспокойно. Старый город полностью принадлежал мусульманам, кроме небольшого островка католического христианства, обнесенного высоким забором с колючей проволокой под напряжением. Некоторые агрессивно настроенные граждане, в основном бывшие беженцы из ближнего востока, еще имели старые, побитые ржавчиной, образцы автоматов и пистолетов времен двадцатых годов двадцать первого столетия, хотя хранить и использовать оружие, было запрещено законом во всем мире. — Ничего страшного! Отработаю грехи здесь внизу, на земле, а потом попрошусь в новый костел служить, ближе к небу, к Господу и к цивилизации. Грешно так думать, но я все-таки человек, а не ангел. Так размышлял он, лежа в кровати, над которой скромно украшал стену небольшой католический крест с распятием. — Ойче наш, ктурыш ест в небе, швенч щен Твое, пшыйдзь крулество Твое…- Ксендз решил еще раз перед сном произнести молитву, как его перебил странный скользящий звук, который отвлек внимание. Он начал заново. — Ойче наш, ктурыш ест в небе, швенч щен Твое, пшыйдзь крулество Твое… — Раздался царапающий скрежет, и ксендз подскочил на кровати. — Крысы? Откуда им тут взяться? По всему зданию натыканы ультразвуковые отпугиватели, а здесь вдруг крысы? С улицы слышно, что ли? Кинув взгляд на небольшое окно под потолком, в котором светила почти полная луна в окружении небоскребов, подпирающих редкие облака, он решил подняться повыше, чтобы заглянуть во двор. Встав на табурет и приподнявшись на пальцах ног, он изучал площадку, окруженную кустарником и высоким забором, подсвеченную дежурными фонарями. Ничего особенного не обнаружив, он снова лег и, продолжил молитву. Долго ворочаясь с боку на бок, кое-как, ксендз все же уснул. Пробираясь наощупь, в темноте холодного подземелья, сплошь увитого корнями деревьев, Анджей наткнулся на тяжелую железную дверь. Ощущение незримого присутствия чего-то необъяснимого не покидало его в лабиринтах темного коридора. Оно наводило ужас, пробегало по спине морозной волной, перехватывая и без того тяжелое дыхание. Дрожащей, от холода и сырости рукой, он дотронулся до грубого холодного проржавевшего металла. Раздался скрежет, и дверь распахнулась. За ней, в леденящей густоте тумана, было мерзко и темно. Какая-то сила, против его воли, затягивала внутрь. Когда он оказался по ту сторону, его внезапно охватил приступ необъяснимой злости. Он вдруг возненавидел все живое и неживое — весь окружающий мир. Он был готов растерзать каждого, кто повстречается на пути. Внутренняя злость затуманивала мозг, перекрывала дыхание и сводила с ума. Как разъяренный хищник, он долго бродил в удушливой мгле в поисках своей жертвы, ощущая только свое зловещее рычание. Не то из-за собственного ужасающего хрипа, не то из-за переполняющего чувства безмерной злобы, он резко открыл глаза. Сердце бешено колотилось в груди, отзываясь глухими ударами в воспаленном мозгу. Хватая воздух пересохшими губами, он сел на кровати, пытаясь прийти в себя после жуткого сновидения. Разум постепенно возвращался в нормальное состояние. Он с трудом вспоминал знакомую молитву:— Ойче наш … ктурыш ест в небе … швенч щен Твое … пшыйдзь крулество Твое … Его всего трясло. Не договорив, он решил спуститься в монастырскую столовую, выпить немного воды, чтобы успокоиться. Анджей набрал стакан из лазерного фильтра. Вода струйками стекала из жадного рта по подбородку и капала на грудь, когда он пил. Краем глаза Анджей посмотрел на часы. Стрелки показывали три часа ночи. Осушив полный стакан, Анджей наполнил следующий, и выплеснул все его содержимое себе в лицо. — Господи! Приснится же такое! – Подумал он и перекрестился. — Что со мной произошло? Откуда такая агрессия? Как-будто бес вселился! — Он еще раз перекрестился. — Я вовсе не злой! Я же не зверь! – Успокаивал он себя. — Это просто кошмарный сон! Я в жизни никогда так не злился!Он поставил на стол стакан, но тот, внезапно соскользнув с ровной поверхности, упал на пол и разбился вдребезги. Подпрыгнув от неожиданности, Анджей оглянулся вокруг, боясь заметить что-то необъяснимое в темных углах столовой. Троекратно перекрестившись, он бегом, спотыкаясь на лестнице, вернулся к себе в келью, зажег свечу, и, не сомкнув глаз до самого рассвета, провел остаток ночи в молитвах, стараясь не прислушиваться к посторонним звукам, исходящим откуда-то из глубины каменных стен. Не выспавшись из-за ночных кошмаров на новом месте, он с трудом выполнял свою повседневную службу Господу. За обедом поближе познакомился со старожилами монастыря. Оказалось, что в божьей обители творится что-то неладное. Служащие не задерживаются в ней больше одного года. Монахи общаются друг с другом неохотно и с подозрением, что полностью противоречит учению Иисуса Христа. С некоторыми из обитателей поговорить и вовсе не удалось. Брат Михаил, который пробыл в монастыре больше всех, целых одиннадцать лет, дал обет молчанию, и не разговаривал ни с кем уже больше десяти из них, а брат Доминик был вовсе нелюдим и угрюм. С необъяснимой тревогой и тяжестью на сердце Анджей ждал заката солнца и прихода следующей ночи. Когда дневное светило скрылось за горизонтом, и все в монастыре улеглись, молодой ксендз снова ворочался с боку на бок. Ему опять не спалось. Он долго молился, лежа в кровати, а потом все-таки сдался и уснул. В эту ночь ему приснилась обнаженная и очень соблазнительная особа женского пола, и у Анджея возникло к ней сильное половое влечение, от которого невозможно было устоять. Она все время ускользала из его несмелых объятий, смеясь и убегая все дальше в густой лес, а потом и вовсе исчезла. Он остановился на солнечной поляне среди вековых дубов, на которой росла береза из трех сросшихся между собой стволов. Там он почему-то оказался не один, а со своим знакомым по духовной жизни – ксендзом Никасием. Тот, обнаружив огромную нору у корней тех сросшихся берез, и недолго думая, взял, да и прыгнул туда, прямо в темноту. — А-ай! — Только и успел крикнуть Анджей сдавленным от ужаса голосом ему вслед, когда тот полностью скрылся в подземелье. В следующий миг он сам оказался в подземном мире, полном людей разного возраста и сословия. Он знал, что все ждали своей очереди, пока к ним подойдет некое существо, похожее на большую черную кошку с полной округлой женской грудью и длинным тонким хвостом, и поцелует каждого из них в лоб. Женщина-кошка была размером с человека, но лица ее он не разобрал, поэтому не мог сказать, на кого она больше походила, на животное или человека. Этот ритуал с поцелуем означал не то рождение, не то смерть — понять было трудно. Когда же ксендз повернулся уходить, то его окликнули. Он оглянулся назад, и увидел маленького ребенка. Тот громко и жалостливо плакал, протягивая Анджею пухленькие ручонки. Сердце его сжалось. — Я обязательно вернусь за тобой! – Крикнул он, и проснулся. Весь следующий день Анджей был сам не свой. Ему мерещилась женщина-кошка в каждом темном углу монастыря, отчего он дергался, пугался и бесконечно крестился, произнося разные молитвы, но видение его не отпускало. Ему казалось, что он сходит с ума, поэтому решил поговорить об этом с настоятелем. Однако настоятель покинул монастырь, с целью паломничества к христианским святыням в далекий Иерусалим к Гробу Господнему, и должен был вернуться только к следующему понедельнику. Ничего не оставалось делать, ка смириться и ждать наступления тревожной темноты. Этой ночью небо было усыпано звездами, которых почти не было видно из-за электрического освещения и света полной луны, взошедшей над городом. На душе у Анджея было тревожно и неуютно. Лежа в кровати в одиночестве своей кельи, он зажег большую церковную свечу, чтобы не оставаться в темноте, из которой постоянно мерещилось мифическое существо с женской грудью, преследовавшее его весь день. Он укрылся с головой под одеяло и бесконечно молился. Наконец, уставший мозг сдался, и впал в очередной тяжелый кошмарный сон. На этот раз действия происходили в больнице, скорее всего в каком-то старом роддоме, потому что там была палата с новорожденными детьми. Сам он находился в другой палате, для пациентов, в образе молодой женщины, которая недавно родила и готовилась к выписке. Палата была метров семьдесят – слишком большая и неуютная. Стены ее были облицованы белым кафелем, как в операционных. Вокруг ровными рядами стояло множество коек с панцирной сеткой, как в больницах двадцатого века, на которых спали другие роженицы. Кроме ровного дыхания спящих женщин, он отчетливо слышал посторонние звуки, доносящиеся из закрытой шахты лифта, примыкающей к одной из стен палаты. Звуки напоминали тяжелые вздохи, стоны и жуткие шорохи. Он приподнял голову, чтобы осмотреться. Ничего странного не обнаружив, снова лег. Пугающие звуки не стихали. Они стали отчетливее и громче. Он привстал, опершись на локоть, чтобы посмотреть, кто может издавать этот шум. Женщины спали спокойно и даже не шевелились. Его сковал страх. Он плотнее прижался к подушке, укрыв лицо одеялом до самого носа, и вскоре уснул, но вскоре проснулся снова от чувства сильнейшей ненависти к окружающему миру. Рядом, на соседней койке, проснулась его соседка по палате, которая с ужасом стала рассказывать о своем кошмаре. — Мне снилось, что я такая злая! Тебя душу, кусаю, царапаю в кровь! Детей душу, царапаю и рву на части! О, Боже! Здесь плохое место! Давай переляжем головой в другую сторону! Может кошмар пройдет?— Мне тоже снилось, что я злая! Мужа своего била, орала на него, как ненормальная, душила, царапала! Давай переляжем поскорей! — Ответил Анджей в образе незнакомки, в теле которой он себя ощущал. Они перелегли. Соседка быстро уснула, а он все не мог — как только закрывал уставшие глаза, снова накатывала волна злости, и мерещились различные чудовища и демоны. Они нападали на него, истязая душу. Периодически просыпаясь в холодном поту, он молился, но ничего не помогало. Он решил встать, и выйти в коридор, надеясь, что кошмары отступят. Там было тихо и пусто. Работало только дежурное освещение. Все спали, даже детей не было слышно, хотя среди новорожденных малышей обычно хоть кого-нибудь, обязательно капризничает. Он подошел к детской палате, и присел на корточки рядом с дверью, чтобы ненадолго расслабился, закрыв глаза. Вдруг его потревожил шум. Когда он открыл веки, был уже день. В коридорах ходили роженицы и медперсонал. Дверь открылась, и из детской палаты вышла толстая медсестра в белом халате. В руках она держала большой крюк для мясных туш, а на крюке у нее с грохотом волочилось мертвое окровавленное тело мужчины, без рук и без ног, что привело Анджея в невообразимый ужас. — Что вы делаете? – Закричал он сдавленным срывающимся голосом, задыхаясь от возмущения, а она схватила мертвое обрубленное тело, и бросила Анджею прямо в лицо. В полете, оно, скорчило страшную гримасу, и заорало неистовым криком. У Анджея от ужаса перехватило дыхание, и от сильного нервного потрясения, он проснулся. Сердце его едва не выпрыгивало из груди, а мозг лихорадочно соображал, где он сейчас находится, и кто он на самом деле – мужчина или женщина. Перед глазами все еще стояло страшное отражение синюшного, скорчившегося в жуткой гримасе, лица изуродованного трупа. Рядом с кроватью на столе догорала церковная свеча, а за окном розовел рассвет. — Хвала Господу! Солнце встало! Я в монастыре! – Он поднялся с кровати, на шатающихся ногах сходил в столовую попить воды, и, взяв еще стакан с собой, вышел во двор. Относительно чистый воздух района нижнего городского уровня освежал лицо порывами прохладного весеннего ветра. По небу между небоскребами среди розовеющих облаков уже курсировали редкие летательные аппараты. — Скоро Пасхальная литургия, а у нас чертовщина какая-то происходит – подумал он, и присел на скамейку, укутываясь в легкую черную сутану. После случая с изнасилованием, толкнувшим Михаила одеть мантию католического монаха, прошло больше одиннадцати лет, но память об этом страшном событии жизни постоянно возвращала его в тот злополучный день. После занятий в медицинском университете, он должен был встретиться со своей подругой. Звали ее Елена. Он мечтал жениться на ней сразу после распределения, но этому не суждено было случиться. Время было еще непозднее, но прохожие встречались довольно редко, пока Миша спускался в метро. Завидев группу безработных беженцев, которые шумно спорили на арабском, зыркая глазами по сторонам в поисках очередной жертвы ограбления, он решил вернуться на поверхность, чтобы избежать с ними встречи. Арабы, скорее всего, были под действием гашиша. Когда они решили, что он пытается скрыться, как с цепи сорвались. Бросившись за ним следом, схватили его, обшарили все мыслимые и немыслимые места, где можно спрятать деньги, но ничего не найдя, рассвирепели. Полиции нигде рядом не было, поэтому прохожие, заслышав шум, постарались как можно скорее смыться, подальше от греха. Один здоровяк, сняв штаны, сделал свое черное дело, под прикрытием и одобрение разъяренной преступной толпы. В те времена случаи грабежей и изнасилований встречались довольно часто, а у полиции из-за давления на них со стороны защитников прав угнетенных, были связаны руки, и гражданам приходилось держать оборону самостоятельно. В очередной раз, вспомнив давние события, ему стало холодно и страшно, а сердце сжалось в комок. Злости на обидчиков он не таил. Он понимал, что люди, когда им нечего терять, мстительны, способны на жестокие преступления и не испытывают жалости. Михаил винил во всем только самого себя, хотя был пострадавшим. Обращаться в полицию не стал, не хотел придавать огласке надругательство над своим телом и душой. С Леной расстался без объяснения причин, бросил университет и ушел в ближайший монастырь, чтобы отмаливать души преступников, и просить у Бога прощения за грехи, которые он, наверное, совершил, и за которые был жестоко наказан. — На все воля Божья. – Думал он, принимая случившееся, за кару господнюю. Он рос в верующей семье, но слишком рано потерял в автокатастрофе родителей, поэтому принимать решения ему приходилось самостоятельно, отговаривать от необдуманных поступков было некому, как и некому было поддержать его в трудный час. Одев сутану, Михаил решил, что судьба очень жестока к нему, а люди везде одинаковые. В божьей обители он не обрел ожидаемого покоя, а потом и вовсе перестал общаться с людьми, взяв обет молчания. Это произошло после близкого знакомства с приором. Настоятель монастыря при всех его духовных регалиях был неглубоко верующим человеком. Приор неоднократно пытался соблазнить молодого и привлекательного послушника, однако упрямый монах постоянно отказывался от греховной связи. В отместку ему назначали самые тяжелые послушания. Каждую ночь, проведенную в монастыре, Михаил видел кошмарные сны, которые изматывали его, высасывая жизненную энергию. Он всегда думал, что во всем виноват испуг после изнасилования, и никогда не подозревал ни о чем другом. Ему было немного за тридцать, а выглядел он на все пятьдесят. В зеркала никогда не смотрелся, и в город выходить отказывался. Монастырь стал для него добровольной тюрьмой. Он думал, что проведет в этом месте всю оставшуюся жизнь, но тут появился Анджей. Молодой ксендз был хорош собой, энергичен и общителен. Анджей являлся выпускником теологической академии и напоминал Михаилу молодого себя. Он был такой же высокий, темноволосый, с миндалевидными голубыми глазами, обрамленными бахромой черных ресниц, с прямым открытым взглядом и добрым сердцем. Михаил проникся к новичку и уже подумывал нарушить обещание молчать до конца своих дней, но пока не решался заговорить, боясь, что за долгие годы совсем разучился это делать. Этой ночью брата Михаила снова мучили кошмары. Хотя он к ним давно привык, каждое утро не мог понять был это сон или новая страшная реальность. Ему снились волки. Они преследовали его по голой безжизненной степи, пока не загнали в глубокий колодец, в котором не оказалось воды. Там ползали змеи. Они шипели и бросались, чтобы укусить. Михаил проснулся от обжигающей боли, когда одна из змей впилась острыми ядовитыми зубами в его тело. Он резко открыл глаза. Рука все еще болела. Проверив, есть ли ранка на месте укуса, ничего не обнаружил. Все, что с ним произошло во сне, в очередной раз оказалось только кошмаром. Тяжело дыша, он подобрался к открытому окну, чтобы вдохнуть свежего воздуха. В сумерках двора, освещенного лишь дежурными фонарями, были слышны шум и суета. На помятом газоне, прямо перед входом в костел валялся побитый монофлайер, совершивший жесткую посадку. Они редко приземлялись на нижний уровень, и крайне редко попадали в подобные катастрофы. Их стартовые площадки располагались на верхних уровнях города. Служителям и обитателям монастыря острой необходимости в индивидуальном транспорте не было. Все пользовались общественным и службой доставки грузов. Через оконный проем, расположенный высоко под потолком, было сложно разобрать, что именно произошло. Брат Михаил решительно захотел выйти во двор. Необъяснимое чувство тревоги накатывало все сильнее. Впервые за много лет в монастыре произошло чрезвычайное происшествие, нечто извне, из мира простых людей, но он не мог отважиться выйти, и продолжал наблюдать происходящее из своего окна. Возле монофлайера собрались все обитатели монастыря. Наконец брату Доминику удалось открыть вертикальную дверь летательного аппарата. Внутри кто-то находился – не то мужчина, не то женщина. В следующую минуту прибыл наряд скорой медицинской помощи. Они извлекли из машины бессознательное тело водителя, и принялись приводить его в чувства. К всеобщей радости им очень скоро это удалось. Прошло совсем немного времени, и Михаил с трепетом на сердце смог увидеть женщину, поднявшуюся самостоятельно с носилок. Женщин он не видел ни разу с тех пор, когда впервые вошел на территорию монастыря. Она была хрупкой и утонченной. Ее тело было обтянуто в тонкий комбинезон из синтезированной шерсти, и произвело на брата Михаила ошеломляющий эффект. Он бросился во двор, чтобы увидеть ее вблизи. Он боялся, что ее увезет флаймоб скорой помощи, и он больше никогда ее не найдет. Он бежал по гулким коридорам. Его шаги эхом отражались от каменных стен. — Только успеть. Только успеть. Когда брат Михаил оказался во дворе, ее уже там не было, только среди небоскребов мигали огни скорой медицинской помощи. Через десять минут все жители монастыря покинули место происшествия, только брат Михаил плакал стоя на коленях, опершись локтями о монофлайер. Ему казалось, что он потерял что-то очень важное в своей жизни. Что-то сломалось в душе у одиннадцатилетнего Димы, когда он вернулся домой из леса, проведя там трое суток, в поисках выхода. В грибы пошел от безысходности – надоело лазить по мусоркам в поисках пищи, хотел поесть вдоволь чего-то особенного. Доехал на метро к окраине города – проезд для детей бесплатный, дошел пешком до ближайшего леса, набрал полную корзинку белых грибов, но окончательно заблудился, т. к. в лесу совсем не умел ориентироваться, а различных электронных штучек с навигацией у него попросту не было. Родители экономили на сыне, как только могли, пропивая даже детское пособие. Воровать Дима не умел и не хотел, а такие честные люди в современном мире не выживают. Мало того, что его никто не стал искать, так еще и наехали, когда он уставший и голодный открыл дверь своего дома. — Ты где шатался, паразит! Может, решил из дома родного убежать? – Накинулся с порога пьяный с утра отец, у которого под глазом красовался огромный синяк. — Неблагодарная скотина! Я ночей не спала! Вырастили на свою голову нахлебника! – Продолжала нападки мать, затягиваясь дешевой сигаретой. От нее тоже разило вчерашним перегаром. — Небось, с дружками по подворотням шлялся, а на родителей наплевать! – Продолжал отец. — Ты в дом что-нибудь принес, или хочешь жрать нахаляву! – Не унимались они. Дима стоял, опустив голову, и не знал, что ответить. Слезы покатились градом по опухшему от укусов насекомых лицу. Он шмыгал простуженным носом, размазывая слизь грязным кулаком правой руки, так как в левой он держал корзинку с грибами. — И сопли тут не размазывай! Никто тебя жалеть не собирается! – Топнув ногой, прошипела разозлившаяся не на шутку мать. — Что ты там притащил? Грибы? Нашел, что нести в дом! Иди к церкви, деньги зарабатывай! Что смотришь? Давай! Пошел! Без денег не возвращайся!Диме ничего не оставалось делать, как подчиниться. Он побрел по улице к ближайшей православной церкви. Его там уже все знали, и поэтому не прогоняли. Прохиндеи, которые просили милостыню у прихожан, были совсем не из бедных сословий, но они знали, что Дима стоит не по своей воле, что он действительно нуждается в сочувствии и подаянии. Идти предстояло несколько городских кварталов, заселенных бывшими беженцами, но Дима не боялся, потому что был уверен, таких нищебродов, как он, здесь трогать никто не станет. Путь пролегал мимо проклятого места – мужского католического монастыря. Дима не знал, почему его так называют. Старожилы нижнего города, которые по разным причинам еще не переехали в более благополучные места для жительства, а продолжали влачить свое жалкое существование на нижнем уровне, рассказывали про него разные небылицы.

Еле переставляя, уставшие от длительных скитаний по лесу, ноги, он шел вдоль кованого забора, когда от голода у него закружилась голова, и резко потемнело в глазах. Ноги подкосились, и он рухнул в обмороке на плиточный тротуар перед высокими запертыми воротами, сильно ударив при падении несчастную голову. Очнулся мальчик в чистой постели, отмытый, с обработанными ранами. Голова болела, а из вены в руке торчала трубка от капельницы. Рядом на стуле расположился мужчина с бородой, облаченный в монашескую мантию, подпоясанную грубой бечевкой. Он встрепенулся, когда увидел, что Дима очнулся, но не проронил ни слова, а лишь одобрительно хлопнул пушистыми черными ресницами. Дима открыл рот, чтобы спросить, но монах показал пальцем у рта, чтобы тот молчал. Через некоторое время в келью вошел другой монах. Он поинтересовался у мальчика его самочувствием и сказал, что скоро они смогут позавтракать. Оказалось, что Дима проспал двое суток. Организм у него был сильно истощен и ослаблен воспалением легких, которое он успел подхватить, когда спал на холодной земле в лесу. Еще немного, и спасти его стало бы невозможным. Когда Дима немного окреп, и ему можно было вернуться домой к родителям, обида, засевшая где-то внутри, не давала сил для возвращения. Он слезно просился у настоятеля остаться жить при монастыре и был готов выполнять самую грязную работу. Над ним сжалились, перекрестив в католика, и дав новое имя Доминик. Жизнь при монастыре легкой назвать было трудно. Надо было многому учиться, тяжело работать и терпеть некоторые неудобства личного характера. О родителях Доминик не вспоминал до своего совершеннолетия, до тех пор, пока перед ним не стал выбор одеть мантию монаха, или вернуться в мир. Однажды, в день своего восемнадцатилетия, он постучался в обшарпанную дверь квартиры, где когда-то жил со своими родителями. За несколько лет жизни среди монахов, детская обида постепенно притупилась в его сознании. Он хотел показать родителям, каким стал, и что он простил их, но все получилось хуже, чем можно было представить. Когда дверь открылась, Доминик увидел спившегося алкоголика, в котором еле угадывался облик отца. — Чего надо? – Грубо спросил он, пошатываясь и икая. — Папа! Это я Дима. — Какой еще Дима? – Переспросил отец, глядя на взрослого сына мутным невидящим взглядом. — Так ведь я ваш сын!— А бутылку принес, сынуля? – спросил он с презрением и насмешкой. — Н-нет. – растерялся от такого вопроса Доминик. — Нет у меня никакого сына! Сдох! Давно, наверное. – Предположил отец издевательским тоном. — Он бы мне бутылку принес!— Папа, я живой! Я вырос при монастыре!— Ну и вали обратно в свой монастырь! Ха-ха-ха! Ишь, вырядился!— А мама где?— Какая ма-ма? – снова, кривляясь, переспросил он. — Жена твоя!— Ирка, что ли? Да сдохла давно. Напилась и под поезд угодила. *****! Шаталась с каким-то негром! Тьфу! – Он плюнул на пол, и растер ногой. — А ты что от меня, хочешь? Может, тебе дене-к захотелось, или жилплоща-ть оттяпать? – Не скрывая раздражения, съязвил отец. — Не выйдет! Я здесь один хозяин! – Воскликнул с гордостью пьяница, который, к великому сожалению Доминика, являлся для него самым близким человеком на всем белом свете. — Уже ничего – Доминик повернулся уходить. — Бутылку принеси! Тогда я, может, с тобой поговорю по-хорошему! И-ик! – Бросил он вдогонку. Этот визит к отцу, стал последней каплей в переполненной чаше терпения юного Доминика. Он решил отречься от своего родителя, и принять монашество. — Лучше терпеть прихоти приора, чем жить под одной крышей с этим чудовищем! – У молодого человека была своя тайна, о которой он никому не мог поведать, даже Господу Богу, ибо эта тайна касалась не только его самого, а еще и настоятеля монастыря. Тот, воспользовавшись доверием и слабостью подростка, которому было некуда деваться, а лишь оставалось согласиться и подчиниться старому развратнику в его сексуальных потребностях, совратил Доминика и принудил к греховной тайной связи. Приор благосклонно относился к своему малолетнему любовнику. Из поездок часто привозил дорогие подарки и вкусные угощения. Он дал ему среднее образование и возможность стать полноценным и полноправным гражданином, обещая помочь с поступлением в академию. Доминик, в свою очередь, казнил себя за слабость и продажность своей грешной души, и тихо ненавидел настоятеля за свое унижение и за ночные кошмары, преследовавшие его каждую ночь. Он избегал общения с монахами и служителями монастыря. Ему казалось, что все его презирают, догадываясь о том, чем он иногда занимается. Тайне исповеди он не доверял, поэтому непрестанно молился, и просил Господа о помиловании и избавлении от греховной связи, не переставая надеяться, что когда-нибудь избавление придет.

— Леночка! Завтра нам надо отправить готовую статью о влиянии искривления квантового поля на химический состав крови и метаболизм клеток. В Москве ждут результатов. Они собираются снова запустить экспериментальную установку. Без нашего заключения им не дадут добро. — Я помню, Людмила Константиновна. У меня все готово. Главное, чтобы наши исследования на базе мини установки не дали больших погрешностей, а то результаты будут неверными. — Это их проект, их приборы, а значит и их головная боль. Мы свое дело сделали. — Но ведь они собираются увеличить мощность эксперимента до среднего уровня! Это очень опасно?— Судя по нашим отчетам, совсем не опасно. Мы давали максимально допустимую мощность для предварительного исследования. Если ты знаешь, они лично устанавливали свое секретное оборудование именно на нашей базе, т. к. она является самой безопасной, потому что находится вдали от населенных пунктов глубоко под землей. — Господи! Хоть бы у них все прошло удачно! А то будет, как в прошлый раз. Им еще повезло, что, слава Богу, обошлось без серьезных последствий. — Лена! Ты научный работник, а все Бога вспоминаешь! – пристыдила молодую сотрудницу доктор физико-математических наук и микробиологии Людмила Константиновна Грейс. — А что в этом плохого? Мой Миша был верующим, и нам никогда его вера не мешала в общении. Наоборот. Он был на порядок добрее и отзывчивее остальных парней, с которыми я была знакома. — Да. Ты его еще не забыла…— Нет! Не забыла! Я его до сих пор люблю! – Елена заметно занервничала. Подобные разговоры, касающиеся ее личной жизни давно стали сильно раздражать. Она не хотела никакого сочувствия со стороны родных и знакомых ей людей. — Пора бы тебе его оставить в покое, и наладить личную жизнь. Наука наукой, а годы проходят очень быстро. Ты же не хочешь повторить судьбу твоего научного руководителя, и остаться старой и одинокой?— Знаю, что пора, но не получается. Я больше не нашла человека, которого смогла бы полюбить. — Согласись, Леночка! Ты проводишь на работе слишком много времени. Ты здесь просто живешь! И в институте ни одного мужчину к себе близко не подпускаешь. Вот, к примеру, Виктор Сергеевич!— А что, Виктор Сергеевич?— Он к нам в лабораторию ходит только, чтобы с тобой встретиться. Он занят синтезом, а не аналитической биологией. Он влюблен в тебя по уши! Да спроси у кого угодно!— Мы ведь ни разу с ним даже не встретились с того дня, когда он мне позвонил, чтобы сказать, что мы расстаемся. Я не могу понять, что могло произойти такого, чтобы вот так резко меня отшить? Мне кажется, он вляпался в какую-то историю, о которой он умолчал, и его могли посадить, или вообще убить, но я стараюсь плохо не думать. Если бы он был мертв, я бы об этом узнала или почувствовала. Мне недавно сон приснился, что он звал меня. Ему без меня плохо. — Тьфу ты! Снова ты о Мише! А я уж подумала. И еще! Я хоть и не суеверная, но не к добру, говорят, если покойник к себе зовет!— Он еще жив! Я уверена. — Да. Видно тебя не переубедить. – По-матерински подытожила беседу Людмила Константиновна, поправляя на глазах очки в серебряной оправе. — Ну, вот и все! Я полетела домой. До свидания! – Решила прервать ее Лена, которая едва сдерживала эмоции, чтобы не взорваться и не нагрубить хорошему и заботливому человеку. — Завтра к восьми! Не забудь!— Помню!— Счастливо, Леночка! Не опаздывай!— Счастливо, Леночка! Не опаздывай! Старая ведьма! – с раздражением подумала Лена, заходя в лифт, чтобы подняться на взлетную площадку. Прохладный апрельский воздух освежал, придавая сил. Электронное табло показывало три часа ночи, когда лена расслабилась на сидении своего монофлайера. — Автопилот! Домой! Скомандовала она, пристегивая ремень безопасности. — Летим напрямую, через город!— Это не оптимальный маршрут для движения! – Ответил автопилот. — Выполнять приказ! Не хватало еще, чтоб машина со мной спорила!— Полет по окружному маршруту увеличит время всего на тридцать минут  – сопротивлялся искусственный разум. — Выполнять приказ! – Чуть ли не крича скомандовала уставшая девушка. — Это не оптимальный маршрут для движения! – Ответил равнодушно автопилот. — Отключить автопилот! – Скомандовала Лена, решив взять управление на себя, хотя совсем позабыла, как это делается. Глаза начали слипаться, едва она достигла городских окраин, а впереди предстоял самый сложный участок – лететь между возвышающимися башнями. — Ладно. Справлюсь. Зато через десять минут буду на месте. – Решила она, крепче ухватившись за штурвал, но забыв включить дополнительную антигравитационную систему безопасности. Казалось, она только прищурила глаза от ослепившего ее встречного потока, как произошла катастрофа. Случайно опустив свой летательный аппарат на слишком низкую высоту, зацепила шпиль здания, и кувырком полетела вниз. Когда Елена открыла глаза, над ней работали медики, а вокруг, в тени двора, толпились какие-то люди в странных одеждах. Они выглядели, как на средневековых картинах. Она еще тогда подумала, что разбилась, и попала в загробный мир, а медики казались ей белыми ангелами. — Как Вы себя чувствуете? – задали они ей вопрос. — Где я? – Спросила Лена. — Вы попали в аварию. Мы Вас обследовали. У вас легкое сотрясение мозга, но переломов и серьезных повреждений нет. Вам повезло. Как же Вы так? Мы сообщим в соответствующие органы с жалобой на производителя, что у Вашего аппарата отказала система безопасности, чтобы он отозвал все модели этого ряда. — Нет. Не надо. Я сама вела, и, видимо, что-то напутала. — У меня дети на таких же летают! Я обязательно сообщу – Возразила врач. — Сможете встать, или поедем в больницу?— Да. Смогу. Елена встала на ноги. — Вот видите! Со мной все хорошо. Я вызову такси и транспортную помощь. — Подпишите здесь и здесь, что Вы отказываетесь от госпитализации. Через мгновение девушку качнуло, и ее едва успел подхватить на руки фельдшер. — Ну, уж нет, милочка! Полетели в стационар. Там сделают более полное обследование. Ваш номер страховки?— Но. Мне завтра на работу…— Садитесь!— А моноф…— Уважаемые! — Обратилась врач скорой к присутствующим недалеко онахам. — Что, если аппарат этой дамы постоит на вашей территории до буксировки?— Конечно. Помогите девушке скорее!Через десять минут Елену еще раз обследовали в приемном отделении травматологии. Чувствовала она себя очень уставшей и разбитой, у нее не было сил сопротивляться медперсоналу, и она подчинилась. Не делая больше тщетных попыток сбежать домой, решила провести остаток ночи в больнице, чтобы утром сразу отправиться на работу. — Примите лекарство, а медсестра отведет Вас в палату. Дежурный врач протянул ей таблетку в мензурке и воду, чтобы запить. — Доктор, я утром покину больницу. — Нет. Я настаиваю на госпитализации. У вас очень низкое давление на фоне легкой черепно-мозговой травмы. Ваше состояние может спровоцировать мигрени и обмороки. Мы за Вами понаблюдаем, а Вам нужен покой и отдых. Утром Лену разбудил сигнал голодроида. Открыв глаза, она подхватилась на кровати, и включила одностороннюю связь — не хотела, чтобы ее голографическую проекцию видели на больничной койке. — Да? Я Вас слушаю. Перед ней возникла проекция ее научного руководителя Людмилы Константиновны. — Елена Степановна! Как это называется? Вы же обещали пораньше! У нас горит отчет! – Напала она на подчиненную, даже не поздоровавшись, забыв о вежливости. — Простите…— Вы, что не одеты? Вы проспали? – Так она разговаривала с Леной очень редко, только, когда на нее давило высокое руководство и был аврал в работе. — Включите изображение! Я хочу посмотреть Вам в глаза!Лене ничего не оставалось делать, как подчиниться. — Что случилось, Леночка, дорогая? – Поменяла тон Людмила Константиновна, увидев подчиненную в белоснежной больничной палате. — Людмила Константиновна, Я вчера разбила свой монофлайер и угодила в отделение травматологии. Я хотела с утра сбежать, но проспала. Они мне, видимо, дали снотворное. Я встаю и бегу! Ждите! – Лена скинула одеяло и встала, отчего у нее закружилась голова, и ее слегка шатнуло в сторону. — Нет, нет! Я же не монстр какой-то! Выздоравливай! Я что-нибудь придумаю. В крайнем случае, с тобой Москва свяжется, чтобы получить в подтверждение твой визовый отпечаток. Ты в девятой или в шестнадцатой? Я хочу навестить тебя после работы, а заодно расскажу, как прошел отчет. — Спасибо, Людмила Константиновна! Не беспокойтесь. Я лучше сама с Вами вечером свяжусь. Надеюсь, что меня скоро отпустят. — Ну ладно. Побежала улаживать наши дела! Не болей, Леночка! Ты же знаешь, ты у меня любимая ученица! – Как обычно по-матерински попрощалась Людмила Константиновна. Михаил плакал стоя на коленях, опершись локтями о монофлайер, когда почувствовал, как на его плечо легла чья-то рука. Он поднял голову, и увидел рядом ксендза Анджея. — Что случилось, брат Михаил? Почему Вы плачете?Михаил ничего не сказал, лишь только посмотрел в сторону, куда недавно улетел флаймобиль скорой помощи, и вновь расплакался, уронив голову на руки. — Приходи ко мне завтра на исповедь, брат мой! Я буду. Снова холод и сырость. Он бредет в тумане среди поваленных, вывороченных с корнем, гниющих деревьев. Запах сероводорода, запирая дыхание, режет глаза. Он не видит выхода. Делая неосторожный шаг назад, проваливается по пояс в болотную тину. Пытаясь выбраться, он цепляется ослабевшими от страха руками за трухлявые стволы и ветки, которые рассыпаются в его ладонях, а черная вязкая жижа, подступая все ближе к шее, засасывает бьющееся в конвульсиях тело, но он не сдается. Предсмертный сдавленный крик о помощи вырывается последним выдохом из его груди. — Помогите! – Похоже, никто не слышит его. — Господи! Прости мою душу грешную! — Проносится последней мыслей в отчаявшемся сознании, когда грязь вот-вот заполнит рот и легкие, но в этот самый момент чья-то твердая и сильная рука хватает его за шиворот, вытаскивая из зловонного болота. — Слава тебе, Господи!Доминик открыл глаза. Сердце выпрыгивало из груди, после пережитого во сне потрясения. Он был рад проснуться от очередного кошмара. Слушая тишину, лежал в темноте, переживая снова и снова свой сон. Он был не таким, как обычно. Сегодняшнее сновидение казалось ему хорошим знаком и давало надежду. Вдруг мимо его окна пролетел довольно крупный предмет, потом раздался глухой удар о землю. Монах резко подскочил с кровати, приподнялся на стул, выглянул в окно. Во дворе, взрыхлив газон, совершил жесткую посадку одноместный летательный аппарат. Недолго думая, Доминик накинул мантию, и первым выбежал к месту падения. Через двадцать – тридцать секунд стали подтягиваться и другие обитатели монастыря. — Вызовите скорую! Крикнул он первому появившемуся монаху, а сам попытался открыть вертикальную дверь монофлайера. На сидении находилась девушка в бессознательном состоянии, и ей нужна была помощь. Он очень нервничал, а дверь все не поддавалась. Вокруг собралось почти все монастырское сообщество. Монахи неумело подсказывали, как можно ее вскрыть, и вскоре у него это получилось. К этому моменту к месту аварии прибыл наряд скорой помощи. Медики попросили всех расступиться, и извлекли бедняжку, положив на носилки со встроенным аппаратом диагностики и реанимации. Через пару минут медикам удалось привести девушку в чувства, и она даже смогла встать на ноги, но потом, потеряв равновесие, чуть не упала снова. Тогда врачи решили госпитализировать ее в стационар. Все это время Доминик, затаив дыхание наблюдал со стороны. Когда флаймоб скорой поднявшись в воздух, стал удаляться, у Доминика защемило в груди. Он провожал летательный аппарат, глядя ему вслед, потому что его душа уже не принадлежала ему. Он полюбил ночную гостью с первого взгляда и готов был устремиться за ней в ту же секунду. С ним такое происходило впервые. На душе было и горько и радостно одновременно. В эту ночь он уже больше не смог уснуть. Он думал о ночном происшествии, и вспоминал красивые глаза и стройную фигуру незнакомки, позабыв о своей грешной связи, и о том, что в понедельник должен вернуться из поездки приор. Михаил вернулся в свою келью только, когда на небе появились первые лучи солнца. Он ненавидел себя за слабость, за то, что когда-то совершил непростительную ошибку, бросив любимую. Теперь, став взрослее, и пройдя определенные жизненные этапы, он понимал, насколько глупым и преждевременным было решение уйти от общества и от жизни. Через много лет он снова встретил ее. Сами небеса послали Елену к нему, и теперь он снова должен принимать решения, должен с ней встретиться и объясниться, но ему очень стыдно и боязно. Он почувствовал необходимость с кем-нибудь поговорить и, открыв свою душу, покаяться, но страх сковывал, и не давал ему произнести ни звука. Когда утром он пришел в исповедальную, ксендз уже ждал его, как и обещал. — Я рад, что Вы решились прийти. Ответа на свои слова Анджей не услышал, лишь увидел сквозь ширму, как брат Михаил слегка одобрительно кивнул головой. — Я Вас слушаю, брат мой!В ответ последовало только тяжелое дыхание Михаила. — Что Вас мучает, отчего Вы так горько плакали сегодня ночью возле машины?Михаил снова не проронил ни слова. Анджей попытался действовать по-другому. — Из-за девушки, которая сегодня свалилась к нам с небес?Монах одобрительно кивнул. — Вы можете говорить?Михаил отрицательно помотал головой. — Вы с ней знакомы?Монах снова только кивнул. — Может, Вы обидели ее когда-то?Монах снова кивнул, а на глазах у него проступили слезы. — Вы любите эту девушку?Монах, ничего не говоря, встал и ушел с исповеди. Анджей решил его не останавливать. Он знал, что Михаил и так сделал над собой огромное усилие, чтобы прийти. — Я буду ждать, брат мой, когда Вы снова придете поговорить! – сказал он вслед. Анджей видел, что происходит в душе у Михаила. Он сам когда-то пережил нечто подобное, когда надо было перебороть свой страх и стыд, чтобы посмотреть правде в глаза. Михаил молча сидел в тени монастырского двора, и ждал, вдруг Елена, вызвав службу технической поддержки, появится в монастырском дворе, чтобы отбуксировать свой летательный аппарат. Пошел уже третий день с тех пор, как он видел ее в последний раз. Он готов был ждать вечно, лишь бы еще раз увидеть ее, чтобы попросить прощения. Позади послышались чьи-то шаги. Он оглянулся и увидел ксендза Анджея. — Брат Михаил! У нас случилось несчастье. У Михаила душа провалилась в пятки. Он ожидал услышать худшее. — Нам сообщили, что наш настоятель, приор Амброзий, скончался по дороге домой от сердечного приступа. Его не удалось реанимировать. Скоро привезут тело покойного, и нам понадобится Ваша помощь. Камень упал с сердца брата Михаила. Он грешным делом подумал, что что-то случилось с его возлюбленной. На следующий день в монастыре все было готово к похоронам. Тело покойного Амброзия лежало в гробу отмытое и отмоленное. Вокруг горели свечи. От них на каменные стены бывшего костела, немного зловеще падали, колышущиеся тени монахов. Все изображали грусть и печаль, лишь только один из обитателей монастыря едва сдерживал радость от «тяжелой утраты». Этим монахом был Доминик. В душе он раскаивался и благодарил господа за избавление. Он был окрылен любовью к незнакомой женщине и верил, что жизнь теперь изменится к лучшему. Любовь придала ему силы и вдохновение. Он точно определил свой дальнейший жизненный путь, в котором будет место не только для Бога, но еще и для людей. Когда тело было предано земле на монастырском кладбище, все собрались, чтобы помянуть отошедшего в мир иной. Доминик в душе уже простил приора, потому что тот, несмотря на все, был по-своему добр к нему и многое для него сделал. После похорон выяснилось, что старик Амброзий оставил для него завещание и письмо, в котором признавался Доминику в любви и просил прощения за свои греховные порывы, просил молиться о его грешной душе. Амброзий оплатил ему учебу в университете и оставил в наследство однокомнатную квартиру, конечно не в самом хорошем районе, но все-таки жилье. Такой неожиданный поворот несколько смущал Доминика. Он чувствовал себя то продажной проституткой, то любимой «женой». Внутри у него все кипело и не находило места, и он едва сдерживался, чтобы в конец не распсиховаться. Мысли путались. Теперь он не знал, как со всем этим жить, и как распорядиться богатым наследством. — Ну, что! Елена Степановна! Покидаете нас. Как доктор, хочу пожелать Вам крепкого здоровья, и больше к нам не попадать, а как мужчина, был бы рад новой встрече, только за пределами больничной палаты. Лена смущенно опустила глаза, поблагодарив врача за лечение. — Спасибо. Может быть, Вам повезет, и мы еще встретимся! До свидания!— Завтра на работу?— Нет. Завтра суббота – выходной. Вы забыли?— А у нас врачей график скользящий. Тут все дни недели давно перепутались. — Он дал ей в руки электронную карточку, на которой была его голография. — Возьмите мой номер. Если будет желание, буду рад Вас увидеть. Когда за Еленой закрылась дверь больницы, она поймала такси и вызвала техпомощь по адресу места ее аварии. Надо было срочно отремонтировать монофлайер, потому что на работу летать на такси было слишком накладно для рядового научного работника со скромной зарплатой. — Надо было в клинику идти работать после университета, как говорил мне Миша – думала она всегда, когда получала скромную сумму на свой банковский счет. Зарплаты едва хватало на оплату жилья, обслуживание летательного аппарата и питание. Об отпуске на море не могло идти и речи. — Миша был умницей, аспирантом, а я глупой первокурсницей, когда мы с ним собирались пожениться. Где же ты, родной?Такси плавно приземлилось на площадке перед костелом. Техпомощь еще не подоспела, и она решила пройтись по двору, среди цветочных клумб. Чей-то пристальный взгляд заставил оглянуться. Из-за кустов на нее смотрело бородатое лицо монаха с пышной шевелюрой на стриженной голове, облаченного в мантию с капюшоном. Вздрогнув от неожиданности, она с ним поздоровалась. Он не ответил, лишь растерянно кивнул головой. Что-то знакомое угадывалось в чертах его, расчерченного морщинами, лица. С минуту они молча стояли и смотрели друг другу в глаза. — Миша! Это ты?Монах молча подошел поближе. — Что ты здесь делаешь? — Губы его задрожали, но он ничего не ответил. — Как ты мог бросить меня? Ты ушел ради этого? – Она указала рукой на здание монастыря. — Тебе даже сказать мне нечего?Глаза брата Михаила наполнились слезами. Он попытался открыть рот, но в этот момент на площадку приземлился флайтрейлер техпомощи. Елена презрительно еще раз посмотрела на предателя, повернулась, и пошла договариваться по поводу эвакуации монофлайера. Потом она покинула монастырь, и даже не оглянулась, чтобы еще раз увидеть любимого. Михаил все это время наблюдал за происходящим, но так и не осмелился подойти и попросить прощения, отчего на душе у него лег тяжелый груз разочарования. Как только здание монастыря осталось позади, Лена посмотрела в сторону, откуда она только что сбежала. На глаза накатили неудержимые слезы. Пилот флайтрейлера попытался ее успокоить. — Да не волнуйтесь Вы так! Повреждения незначительные. Наши мастера отремонтируют Вашу «летающую фею» за пару дней – будет сиять, как новенькая!— Вы не понимаете. Я вовсе не из-за монофлайера расстроилась. Пилот тактично решил больше ни о чем не выспрашивать, но она продолжила. — Знаете, я сейчас встретила одного человека, моего бывшего жениха. Мы были обручены, когда он меня бросил. Я думала, с ним что-то случилось, а оказывается, он подался в религию, променял меня на своего Бога! Превратился в старика-монаха с лохматой бородой! Я его не сразу узнала! Он мне даже не попытался объяснить, почему так со мной поступил! Из глаз Елены ручьем катились горькие слезы разочарования. Она не могла простить Михаила, не могла понять. — Нельзя так говорить, но лучше бы он умер! Лучше бы мы никогда с ним больше не встретились!— А, может он просто не успел Вам объяснить?— У него в запасе было одиннадцать лет! Меня найти совсем не сложно. У нас были общие друзья. Мы учились в одном университете. — В монахи люди просто так не уходят. На это должна быть веская причина. Может, Вы сами виноваты?Лена задумалась. — Нет. У нас все было замечательно, а он вдруг ни с того, ни с сего, без объяснения причин бросил меня. Я, как последняя дура, ждала и искала его все эти годы, ни о ком другом даже думать не могла!— Мне кажется, Вам стоит еще раз с ним увидеться. Лена ничего на это не ответила, и больше не произнесла ни слова. Она молча прокручивала в памяти каждую деталь недавней встречи. Тяжесть разочарования и потери давила на сердце. Не радовало душу ни безоблачное небо, ни первые лопнувшие почки на деревьях, ни пригревающее весеннее солнце. Казалось, земля уходит у нее из-под ног. Ей хотелось убежать, закрыться и умереть. Доминик услышал от монахов, что рядом припарковался флайтрейлет техподдержки, чтобы отбуксировать аварийный летательный аппарат, который уже несколько дней ждал свою хозяйку. Он пулей выскочил во двор, когда тот уже поднялся в воздух. — Господи! Я опоздал! – С досадой крикнул он сам себе. Недалеко по дорожке нервно расхаживал из стороны в сторону брат Михаил. Обхватив голову обеими руками, он что-то бормотал себе под нос. — Я не ослышался? Брат Михаил! – Окрикнул он его. Тот остановился, и посмотрел. — Ты умеешь говорить! Я думал, что никогда не услышу твой голос! – С восторгом констатировал молодой монах. Михаил, ничего не ответив, продолжил свое хождение. — Ты чем-то расстроен? Что случилось?Тот, ничего не сказав, отрешенно посмотрел вдаль. — Брат, ты видел ту девушку, которая приземлилась здесь на прошлой неделе?— Это моя невеста. – С горечью сказал Михаил. — Невеста? – Пока Доминик зачарованно соображал, брату Михаилу удалось сбежать от его дальнейших расспросов. — Такая молодая и красивая невеста, а ты здесь? – Доминик оглянулся, но Михаила уже и след простыл. Лена сидела в комнате на полу своей небольшой квартиры на тридцать седьмом этаже. Первый шок прошел, и она могла трезво взвесить все за и против, думая о Мише. Раздался тихий сигнал входной двери, и появилось голографическое изображение того, кто стоит за дверью. Елена никого не ждала, поэтому вздрогнула от неожиданного визита своей начальницы. — Чего это она вдруг пожаловала в гости в выходной день? – Подумалось ей. — Входите, Людмила Константиновна!В двери сработал голосовой замок, и гостья прошла в квартиру. Не снимая пальто и туфли, она вошла в комнату. Вид у нее был озабоченный, из наспех собранной прически выбилось несколько непослушных локонов. Привет! Срочно собирайся! На взлетке ждет правительственный флайлимузин. У нас ЧП вселенского масштаба!Лена подскочила на ноги. — А что произошло?— Я сама толком не знаю. Меня достали прямо из душа! Даже волосы еще влажные, хоть бы только не простудиться!— Это как-то связано с квантовой установкой?Точно сказать пока не могу. Разберемся в лаборатории. Надо срочно проверить образцы. Из Москвы пожаловали гости, из физики земли!— Я готова. Закрыв дверь, они вышли на стоянку и под охраной отправились в свое «подземное царство», как они, шутя, его всегда называли. Когда они прибыли на место, их уже ждала группа ученых из Москвы. Лица у всех были более чем серьезными. Выяснилось, что, когда они на свой страх и риск дали максимальную мощность вместо планируемой средней, их установка дала серьезный сбой. Отдельные блоки дорогостоящего оборудования растворились в воздухе и исчезли в никуда. Но этим все не ограничилось. Постепенно радиус распада вырос и продолжает расти с достаточно большой скоростью. Как остановить этот процесс никто не знает. Чтобы не вызвать панику, пока не решились оповещать население, но дело приобретает катастрофические масштабы. — А чего вы от нас хотите? Ваша миниустановка дала нормальные показатели. Вы ознакомились с отчетом? — защищалась Людмила Константиновна. — К черту отчет! Что с образцами?— Я как раз ими сейчас и занимаюсь! Не мешайте! – Продолжила она. — Елена Степановна! Что у вас?Лена боялась ответить. Все образцы начали распадаться на атомы. Видимо прошло недостаточно времени, чтобы досконально изучить опытный материал. Через несколько минут, ко всем членам группы прибывших стали поступать тревожные сообщения из Москвы и не только, от знакомых и родственников. Через тридцать минут сообщения прекратились, и все подумали, что на этот раз пронесло. Никто не знал, что делать ни ученые, ни члены правительства. Оставалось только ждать, когда процесс распада полностью остановится, но он только ускорялся.

Все произошло очень быстро, никто ничего даже не понял, когда вся планета вернулась во времени обратно на двадцать с лишним лет назад, словно чья-то рука нажала на кнопку перемотки и перезагрузила горизонт событий. Владимир Анатольевич Кобякин восседал в кожаном кресле своего просторного кабинета Горисполкома, когда в дверь вошел главный архитектор города. — Вот, Владимир Анатольевич, бумаги на аукцион. Осталось поставить только Вашу подпись, и дело сделано. Заказчик в коридоре. Портфель у него увесистый. Позвать?— Зови!Начальник землеустроительной службы всегда обращался с подчиненными без особых церемоний и на «Ты». Любил еще добавить, для особых случаев, пару трехэтажных нецензурных выражений. В кабинет гордой походкой вошел некий Амброзий – католический священнослужитель, которому было поручено найти место для строительства нового костела. Еще раз внимательно рассмотрев бумаги, Кобякин задал вопрос, ради любопытства. — А почему Вы хотите именно это место? Жители будут недовольны вырубкой зеленой зоны. Мне, конечно, все равно, но все же!— Место хорошее. Приход большой будет, а для костела это очень важное обстоятельство. Кобякин взял в руки свой «Паркер» с золотым пером, и приготовился поставить размашистую подпись, предвкушая огромный гонорар, но в этот самый момент его остановила какая-то неведомая сила. В голове как на видеозаписи прокрутилась вся его грешная жизнь. Он посмотрел со стороны на свои поступки и ужаснулся, одернув руку от бумаги, как от огня. — Ну что Вы, Владимир Анатольевич! – Разочарованно подначивал архитектор. Кобякин оторвал свой взгляд от документов и пристально посмотрел в глаза стоящему перед столом католику. В них не было Бога. Была только жажда. Тогда начальник землеустроительной службы вспомнил, что у него и так всего предостаточно. Живет в шикарной квартире, имеет дачу, личный автомобиль, которым почти никогда даже не пользуется, потому что имеет еще и служебный с личным водителем. Дети устроены. Есть не один счет в банке. Он знал, что в перспективе его ждет персональная пенсия госслужащего. Дети его давно выросли и устроили свою жизнь. Так зачем ему еще? Он и то, что имеет, не успеет потратить до конца жизни. — Уходите! Я не подпишу эту филькину грамоту! Оставьте простых людей в покое, в конце то концов!— Вы меня не поняли. – Расстроился разочарованный Амброзий, и начал доставать из портфеля увесистый пакет с купюрами. — Я сейчас охрану позову, и Вас привлекут за подкуп! – Крикнул он так, что Амброзий не помнил, как оказался за дверью кабинета. — И Вы убирайтесь! Чтобы я Вас больше здесь не видел с подобными бумагами!Когда все разошлись, на душе у Кобякина впервые стало спокойно и светло.