Рассказ:
Он шел по пыльной, разбитой колёсами телег дороге мимо обветшалых строений общины. Иногда он останавливался, нагибался и, потирая руками свои колени, бормотал что-то несвязное, понятное лишь ему одному. Капюшон мантии скрывал его лицо почти полностью, поэтому крестьянам, встречавшимся на его пути, было трудно понять, стар он или молод. С опаской люди поглядывали на него, но кланялись странному человеку в фиолетовой сутане. Чтобы «»освятить»» ум и мысли их, он начинал полагать на чело их крестное знамение, но то ли его кашель, то ли дрожащие руки не позволяли завершиться обряду.
Направлялся сей странный епископ в вотчину сеньора Гилберта, где должен был состояться церковный суд над молодой женщиной, обвиненной в колдовстве. По сути, она уже призналась в пособничестве «рогатому богу». Раскалённые щипцы и иглы уже сделали свое дело… Ему осталось только /в подтверждение приговора/ поставить свою подпись на судебно-исполнительном листе. Остальное будет зависеть от «дьявольского умения» палача.
Недалеко от усадьбы его встретил здешний приходской священник Норман.
- Так что она совершила, брат мой? - завел он разговор.
- Варила зелья, коими опаивала и совращала «священное войско Господа нашего». Тьфу ты, - сплюнул Норман:- Спаси и сохрани нас, грешных.
Рот епископа исказила ухмылка. По недомыслию своему священник понял его мимику по-своему:
- Вот и я говорю, на костёр её. Пусть душа этой бестии горит в «геенне огненной».
Войдя в дом, епископ решил завершить дело немедленно. Взял протянутый ему Норманом документ, прочёл только нижние строчки:
»… на теле Колетты /урождённая Валеш/ искали доказательство вины /печать дьявола/. Подозреваемую осмотрели, а потом делали уколы специальной иглой. Палачи и судьи нашли на ее теле пятна белого цвета, которые не были чувствительны к уколу иглы…» Далее число и подписи Нормана и еще троих, кои были ему не знакомы. Взяв перо, уверенным размашистым почерком он вывел своё имя.
- Что же, дело сделано.
- Несомненно, Ваше Преосвященство.
- Смотреть на то, как поджаривают очередную потаскушку, мне не стоит. Да и смрад на улице после казни будет стоять долго. Думаю, пора мне отправляться в путь. Есть еще несколько мест, где необходим наш «праведный суд».
- Да… Пожалуй, я вас провожу.
- Не стоит. А как, бишь, там ее зовут?
- Колетта, Ваше Преосвященство.
- Ах да… - епископ замолчал. Его серо-зеленые глаза приобрели какой-то необыкновенно яркий изумрудный цвет. Норману даже показалось, что они неестественно вспыхнули. Странный человек в фиолетовой сутане вышел, и священник вздохнул с облегчением:
- Ну, и чудаковатый же вы, Ваше Преосвященство. Ох, и чудаковатый.
Норман взял в руки документ, подписанный пришлым, поднёс его поближе к огню, чтобы получше разглядеть подпись, и волосы зашевелились на его голове от ужаса прочитанного.
Mephistopheles, гласили буквы, и казалось, что адское пламя пляшет над каждой из них. Перед глазами священника всплыли картины недавних событий: Игристое вино, молодая вдовушка с раскрасневшимися от плотной еды и хорошей выпивки щеками, слова её: «Проспись, дурень», пыльная дорога, молодая красивая девушка с испуганными глазами и растрёпанными чёрными, как смоль, волосами… темнота… сеньор Гилберт, потный и пыхтящий на молодом теле юной прихожанки…
- О Господи… - Норман машинально опустил руку в свой кошель, где лежали отданные за молчание монеты.
Он шел по пыльной, разбитой колёсами телег дороге. Иногда он останавливался, нагибался и, потирая руками свои колени, бормотал: «Терзайся, Яхве*, оплакивая Сына Своего, ибо войско твое - гробы крашенные, только снаружи имеют вид благочестия, а внутри полны гнили и костей мертвых». Капюшон мантии скрывал его лицо почти полностью, поэтому крестьянам, встречавшимся на его пути, было трудно понять, стар он или молод. С опаской люди поглядывали на него, но кланялись странному человеку в фиолетовой сутане. Чтобы «»освятить»» ум и мысли их, он начинал полагать на чело их крестное знамение, но то ли его кашель, то ли дрожащие руки не позволяли завершиться обряду.