Пластина

Рассказ:

Мы с моим другом отправились исследовать один недострой. Стоял он на охраняемой территории действующей стройки и выходил наружу лишь фасадом, а фасад этот смотрел на неширокую полоску зеленых насаждений вдоль железной дороги. Все окна первого этажа были забраны толстыми решетками. Дверь на парадном крыльце в центре здания была и вовсе заложена шлакоблоками. Залаз осуществлялся через одно из окон: оно было закрыто двумя решетками на разной высоте, причем нижняя часть была прикреплена изнутри здания, а верхняя — снаружи. Таким образом, между решетками оставался зазор на ширину стены, в который можно было пролезть, обладая достаточным энтузиазмом. На преодоление решетки требовалось время, поэтому внутри нам надо было быть крайне осторожными, ведь в случае неприятностей быстро покинуть объект было бы проблематично. Здание представляло собой недострой на последней стадии отделки. Стены внутри были оштукатурены и окрашены, в окна вставлены стекла, были установлены двери. В некоторых комнатах встречались предметы мебели или строительный инвентарь. Кое-где встречались и разбросанные документы, что навело нас на мысль о том, что какое-то время часть здания все же использовалась. Следует отметить, что комнат в здании было очень много, и ни в одной из них не лежало более одного-двух из упомянутых выше предметов. В большинстве своем они были абсолютно пусты и совсем не имели следов пребывания человека. Мне тогда на ум пришло слово «стерильный», и мы радовались тому, что нашли место, в котором так давно никого не было. Все этажи имели длинный центральный коридор с комнатами по его сторонам и лестничной клеткой в дальнем конце. Возле окон, выходящих на рабочую территорию, мы предпочитали не мелькать. Противоположный от лестницы конец коридора на каждом этаже обрывался тяжелой выкрашенной в черный цвет железной дверью, запертой с противоположной стороны. Судя по длине здания, недоступной нам оставалась еще по крайней мере половина. По бокам от двери были две темные комнаты без окон, в которых громоздились гигантские, до потолка, «улитки» вентиляторов. Ротор «улиток» то и дело начинал вращаться от гуляющего в трубах вентиляции ветра, и тогда они издавали низкий гул. Вообще, все здание было наполнено звуками: хлопали на сквозняке двери, оконные рамы, капала где-то вода. В этих звуках нам чудились шаги и вообще чувствовалось чье-то присутствие, но это обычная вещь для заброшенных мест. Когда мы забрались на четвертый этаж, из окна одной из комнат я заметил, что по дорожке от железной дороги с зданию катится патрульная машина. Мы решили сматываться, ведь мы могли сорвать где-нибудь геркон или датчик и не заметить этого, а учитывая решетку на выходе, нам надо было торопиться. Выбрались мы без приключений и затаились в кустах. Патрульная машина тем временем уехала. Внутри здания и на закрытой территории всё было тихо. Тут мой друг сказал, что он в спешке обронил шапку и собирается вернуться за ней. Мне он велел оставаться и ждать снаружи. Я начал высказываться в том смысле, что это не очень хорошая идея, но в следующее мгновение он уже исчез за решеткой. Я устроился на крыльце и стал ждать. Прошло уже минут десять или пятнадцать, а моего друга все не было. Я принялся звонить ему на мобильный телефон, но он не отвечал. Тогда я стал ходить вдоль здания и вглядываться в окна. Скорее всего, сказывалось пережитое волнение, но здание теперь казалось мне каким-то жутким и угрожающим и сильно контрастировало с зеленой полосой, даже такой замусоренной и загаженной. Я дошел до той части, которая была нам недоступна из-за черных железных дверей, и стал вглядываться в окна там. Выходило, что почти сразу за дверями проходила еще одна лестничная клетка. Я хорошо видел окно, находившееся на уровне пола площадки второго этажа. У окна стоял ярко-оранжевый кирпич. Когда я увидел кирпич, мою голову посетила странная фантазия, по яркости сравнимая со сном. Мне почему-то представилось, что сразу за площадкой стоит та запертая изнутри черная дверь, а по лестнице и площадке вне поля моего зрения раскиданы полуразложившиеся мертвые тела. Почерневшие, с застывшим выражением ужаса на лицах, они были сгруппированы возле двери. Отбросив наваждение, я пошел к дальнему концу здания. И тут в одном из окон я увидел своего друга. Я обрадовался и начал жестами показывать ему, что прошло уже много времени, чтобы он выходил. Но он никак не реагировал — просто смотрел на меня с очень странным, отрешенным выражением лица. Он был бледен, глаза были сощурены, уголки губ опущены вниз. Он смотрел на меня некоторое время, потом отошел от окна и скрылся из виду. Друг вылез только минут через сорок после того, как я увидел его в окне. Он выглядел встревоженным и подавленным. Я спрашивал у него, где он пропадал столько времени, что его так встревожило, что он видел внутри. Но он не отвечал, только шел совершенно молча и курил сигарету за сигаретой. Мы с моим другом отправились исследовать один недострой. Стоял он на охраняемой территории действующей стройки и выходил наружу лишь фасадом, а фасад этот смотрел на неширокую полоску зеленых насаждений вдоль железной дороги. Все окна первого этажа были забраны толстыми решетками. Дверь на парадном крыльце в центре здания была и вовсе заложена шлакоблоками. Залаз осуществлялся через одно из окон: оно было закрыто двумя решетками на разной высоте, причем нижняя часть была прикреплена изнутри здания, а верхняя — снаружи. Таким образом, между решетками оставался зазор на ширину стены, в который можно было пролезть, обладая достаточным энтузиазмом. На преодоление решетки требовалось время, поэтому внутри нам надо было быть крайне осторожными, ведь в случае неприятностей быстро покинуть объект было бы проблематично. Здание представляло собой недострой на последней стадии отделки. Стены внутри были оштукатурены и окрашены, в окна вставлены стекла, были установлены двери. В некоторых комнатах встречались предметы мебели или строительный инвентарь. Кое-где встречались и разбросанные документы, что навело нас на мысль о том, что какое-то время часть здания все же использовалась. Следует отметить, что комнат в здании было очень много, и ни в одной из них не лежало более одного-двух из упомянутых выше предметов. В большинстве своем они были абсолютно пусты и совсем не имели следов пребывания человека. Мне тогда на ум пришло слово «стерильный», и мы радовались тому, что нашли место, в котором так давно никого не было. Все этажи имели длинный центральный коридор с комнатами по его сторонам и лестничной клеткой в дальнем конце. Возле окон, выходящих на рабочую территорию, мы предпочитали не мелькать. Противоположный от лестницы конец коридора на каждом этаже обрывался тяжелой выкрашенной в черный цвет железной дверью, запертой с противоположной стороны. Судя по длине здания, недоступной нам оставалась еще по крайней мере половина. По бокам от двери были две темные комнаты без окон, в которых громоздились гигантские, до потолка, «улитки» вентиляторов. Ротор «улиток» то и дело начинал вращаться от гуляющего в трубах вентиляции ветра, и тогда они издавали низкий гул. Вообще, все здание было наполнено звуками: хлопали на сквозняке двери, оконные рамы, капала где-то вода. В этих звуках нам чудились шаги и вообще чувствовалось чье-то присутствие, но это обычная вещь для заброшенных мест. Когда мы забрались на четвертый этаж, из окна одной из комнат я заметил, что по дорожке от железной дороги с зданию катится патрульная машина. Мы решили сматываться, ведь мы могли сорвать где-нибудь геркон или датчик и не заметить этого, а учитывая решетку на выходе, нам надо было торопиться. Выбрались мы без приключений и затаились в кустах. Патрульная машина тем временем уехала. Внутри здания и на закрытой территории всё было тихо. Тут мой друг сказал, что он в спешке обронил шапку и собирается вернуться за ней. Мне он велел оставаться и ждать снаружи. Я начал высказываться в том смысле, что это не очень хорошая идея, но в следующее мгновение он уже исчез за решеткой. Я устроился на крыльце и стал ждать. Прошло уже минут десять или пятнадцать, а моего друга все не было. Я принялся звонить ему на мобильный телефон, но он не отвечал. Тогда я стал ходить вдоль здания и вглядываться в окна. Скорее всего, сказывалось пережитое волнение, но здание теперь казалось мне каким-то жутким и угрожающим и сильно контрастировало с зеленой полосой, даже такой замусоренной и загаженной. Я дошел до той части, которая была нам недоступна из-за черных железных дверей, и стал вглядываться в окна там. Выходило, что почти сразу за дверями проходила еще одна лестничная клетка. Я хорошо видел окно, находившееся на уровне пола площадки второго этажа. У окна стоял ярко-оранжевый кирпич. Когда я увидел кирпич, мою голову посетила странная фантазия, по яркости сравнимая со сном. Мне почему-то представилось, что сразу за площадкой стоит та запертая изнутри черная дверь, а по лестнице и площадке вне поля моего зрения раскиданы полуразложившиеся мертвые тела. Почерневшие, с застывшим выражением ужаса на лицах, они были сгруппированы возле двери. Отбросив наваждение, я пошел к дальнему концу здания. И тут в одном из окон я увидел своего друга. Я обрадовался и начал жестами показывать ему, что прошло уже много времени, чтобы он выходил. Но он никак не реагировал — просто смотрел на меня с очень странным, отрешенным выражением лица. Он был бледен, глаза были сощурены, уголки губ опущены вниз. Он смотрел на меня некоторое время, потом отошел от окна и скрылся из виду. Друг вылез только минут через сорок после того, как я увидел его в окне. Он выглядел встревоженным и подавленным. Я спрашивал у него, где он пропадал столько времени, что его так встревожило, что он видел внутри. Но он не отвечал, только шел совершенно молча и курил сигарету за сигаретой. Он так ничего и не сказал мне в тот вечер, и мы разошлись по домам. На следующий вечер он сам зашел ко мне домой. Мы стояли и курили на лестнице, и он взволнованно и сбивчиво рассказывал нечто очень странное. Как я понял из его рассказа, он поставил себе цель попасть в закрытую часть здания, почему-то без меня. Прошел он туда через крышу. Дальше он стал рассказывать про какую-то Дверь, и что нужен некий ключ, чтобы ее открыть. Он говорил, что за Дверью скрываются голоса и ответы на все вопросы. Я сказал, что он либо меня разыгрывает, либо у него просто поехала крыша, и он ушел. Друг объявился снова через пару дней и сразу же сунул мне в руку квадратную пластину из нержавейки. «Это ключ, — сказал он. — Я хочу, чтобы он пока побыл у тебя». Он рассказал, что ходил в закрытую часть того здания снова, и Дверь открылась ему. За Дверью был свет и силуэты в этом свету, которые говорили с ним. Они дали ему ключ, чтобы он мог вернуться, но теперь он боится всего этого, поэтому он хочет, чтобы я держал ключ у себя. Я взглянул на пластину. Она вся была покрыта нацарапанными символами. С одной её стороны был черный, как будто выжженный круг. Я по-прежнему считал, что друг меня разыгрывает, но нельзя было не признать, что пластина отчего-то выглядела крайне уродливой и отталкивающей. «Да выброси тогда эту херню», — сказал я и пошел домой. Меня раздражал этот бестолковый розыгрыш. Через пару недель я случайно заметил, что угол ковра в моей комнате странно топорщится. Я отогнул его и обнаружил чертову пластину. Должно быть, мой друг незаметно засунул ее туда, когда заходил ко мне за эти две недели, а ведь мы уже не говорили об этой ерунде с того раза, как он мне ее показал. Я разозлился, сунул пластину в карман и отправился к другу. Он обрадовался, когда я пришел, и начал что-то рассказывать, но сильно изменился в лице, когда я достал из кармана пластину. Он вмиг стал каким-то измученным и отчаянным. Он сказал, что те голоса за дверью зовут его во сне. Выглядел он действительно плохо. Даже если это было продолжением того дурацкого розыгрыша, мне стало его жалко. Я отнес пластину обратно домой и сунул в ящик с хламом, который иногда приносил домой с походом в заброшенные места. Шли недели, мы продолжали лазать по заброшенным местам и не обсуждали больше то здание и пластину. Но время от времени я вспоминал про пластину, и она не давала мне покоя. Пару раз я доставал ее, чтобы изучить повнимательнее. Ничего мистического в ней не было — просто пластина из нержавейки с круглым пятном с одной стороны, как если бы на ней стояло что-то раскаленное. Некоторые символы были вписаны в круг, некоторые — написаны по сторонам. Сами символы представляли собой нацарапанные цифры и странные буквы. Но что-то в этой пластине отталкивало меня. Она была мне противна, казалось, что она грязная, кишит микробами и какой-то порочной заразой. Наконец, я начал постоянно ощущать ее, чувствовать, что она лежит там, в ящике, гадкая и омерзительная, и я решил избавиться от нее. Другу я ничего говорить не стал и отправился на безлюдный пустырь — старую свалку строительного мусора, где я любил проводить свободное время. Там я нашел приметное нагромождение бетонных плит и сунул пластину в щель между ними и присыпал ее сверху мусором. Спустя несколько месяцев я снова пришел на свой любимый пустырь и, вспомнив о тайнике, решил его проверить. Но пластины в нем уже не было.