Разгадывая сны

Рассказ:

Раньше я уже рассказывала о том, что моя бабушка обладала даром ясновидения. А ещё она умела разгадывать сны, в эпоху отсутствия УЗИ точно предсказывала, кто родится, лечила от испуга и заикания. Она была прекрасным человеком: добрым, отзывчивым, мудрым. Поэтому у нас в доме всегда было множество людей. С бабулей делились непонятным, сокровенным, спрашивали совета. Когда её не стало, за советами и историями по инерции знакомые продолжали приходить ко мне. И хотя я не обладаю и половиной бабулиных достоинств и умений, выслушивать людей было интересно. А некоторым больше ничего и не надо было. Они просто изливали душу. Так у меня скопилось множество интересных историй. Не все из них можно объяснить обычным стечением обстоятельств. Вот одна из них. Частично я была её свидетелем. Имена, естественно, изменены. Среди наших знакомых была одна семья. Тётка Надежда – не старая ещё, но совершенно забитая и безвольная женщина. Её муж Семен, домашний тиран, алкоголик и подонок. Их дочь Мария, с которой я не то чтобы дружила, но приятельствовала. И её сын, симпатичный и любознательный восьмилетний Мишка. Жизнь этой семьи была похожа на ад. Ссоры, пьяные скандалы, а в последнее время и жестокое рукоприкладство. Особенно доставалось Марии, поскольку родила она без мужа. А тётя Надя за каждую попытку заступиться частенько бывала бита. Не знаю, почему все они продолжали жить вместе. Наверное, вся проблема в том, что уходить было некуда. Однажды Геннадий сильно заболел. Врачи сказали просто: «Допился. Готовьтесь». Женщины почувствовали робкую надежду на освобождение, за что страшно себя корили. Но… даже не вставая уже с постели Генка продолжал изводить их. Мат, ор, летающая посуда и ночные вазы… Он постоянно визжал, что и с того света не даст им жизни, что заберет всех с собой, что подыхать один не собирается. Наконец, Геннадий отошёл в мир иной. Последними его словами были: «А, с… ки… Думаете это все… Я вас…». Договорить он не успел. Похороны, поминки, - все было как положено. Через месяц семья стала успокаиваться, Мишка стал общительнее, Надя и Мария спокойнее. И вот как-то рано утром мне позвонили. Общая знакомая, сильно волнуясь, сообщила, что все трое ночью попали в больницы, причём в разные, и их нужно навестить. Было неясно, что именно случилось и почему тётя Надя лежит в реанимации кардиоцентра, Маша в психушке, а Мишка психологическом центре при детской больнице. Я отправилась в кардиоцентр, моя знакомая – к Марии и Мишке. Только вот в живых я Надежду не застала. Медсестричка шепотом рассказала, что в реанимации ей сначала стало лучше. Потом она начала плакать, повторять «пришёл таки… уходи… оставь…», а потом она умерла. У медсестры сложилось впечатление, что она от кого- то отбивалась. Но в реанимации видели многое, поэтому особенно не удивились. Каждый умирает по-разному. Марию выписали через пару недель, Мишка пролежал в больнице месяц и до сих пор сильно заикается. Вот что они поведали спустя почти четыре года. Дальше со слов Марии и Миши. Сидели мы вечером перед телевизором, фильм смотрели. Было так тихо, уютно. Никто не матерится, не орал. Мы наслаждались семейным уютом, когда вдруг внезапно с грохотом распахнулась форточка, и в комнату влетел клок не то дыма, не то тумана. Это было странно, потому что на улице было тепло, ясно и безветренно. Мы с мамой подошли к окну, но тут раздался дикий Мишкин крик. Стремглав повернувшись, мы увидели… отца. Он стоял посреди комнаты, как живой. В своей любимой клетчатой рубахе, растянутых трениках, рваных носках. Звука не было, но его лицо, тело выражали дикую злость, даже ярость. Он махал руками, тыкал пальцем в жену, замахивался, как для удара. Больше Мария ничего не помнила. Пришла она в себя от громкого истерического плача Миши. Привела в сознание маму, вызвала Скорую. Врачи установили, что у неё и Мишки тяжёлый нервный срыв. Надя умерла от инфаркта. А квартиру они потом поменяли. На меньшую, потому что денег не было. Я вот думаю: но не могло же троим сразу привидеться одно и тоже? Получается, Геннадий выполнил своё обещание и забрал жену? Или это просто коллективная истерия?