Драгоценная невинность

Рассказ:

В мои же 14 лет встречи и опыт были совсем другого свойства. В качестве небольшого отступления замечу: многие искренне жалеют, что в их жизни ничего «такого» не происходило, не было ни чертей, ни ведьм, ни НЛО не вступало с ними в контакт, не позировало перед камерой. Уверяю вас, встречи с неведомым не приносят счастья. О них лучше читать, чем в них участвовать. К тому же не вы будете назначать время, место и протокол, а они и, поверьте, церемониться с вами не будут. А теперь к делу. Красивое место наша деревня, куда я приезжал на лето к бабушке: домики с красными крышами, сосновый бор, речка Устынь, грибные и ягодные леса, перелески и балки, заросшие иван-чаем; на горизонте колокольня Никольской церкви. Осталось только добавить пшеничные поля и кучевые облака в синеве неба — это и будет полная картина места, где развивались нижеописанные события. Деревня небольшая, всего два десятка бревенчатых домиков. Наш дом был в самом конце, рядом пруд, за ним ещё один дом, точнее, два дома, но от одного остались только руины, а второй тоже доживал свой век, ибо был покинут обитателями по причине смерти, и его попросту растаскивали на дрова. Дальше тянулись поля и глухие леса. Я не любил этот пруд — грязное скопище головастиков и пиявок. К тому же с ним были связаны плохие воспоминания: по недосмотру взрослых на моих глазах в нём утонула Наденька. Мы были тогда детьми, вмести играли, и я ощущал и свою вину тоже. Крошечная, заброшенная могилка на сельском кладбище стала мне укором. У моего дедушки была сестра (моя двоюродная бабушка). Жила она себе в тихой деревушке с необычным названием Гулынки в пяти километрах от нас, за лесом и речкой, и звали её тётя Дуня. Гулынские сплетни долетали и до нашей деревни. Впрочем, можно назвать их и слухами, и слухи эти утверждали, что тётя Дуня — колдунья. И даже больше. Вот, мол, люди видели, как она однажды вороной обернулась, другие видели, как некая подозрительная кошка коровье вымя сосала и т. д. и т. п. Я, вследствие небольшого жизненного опыта, не мог их оценить да и не прислушивался к ним. Впрочем, если бы меня и спросили, то я бы назвал всё это сказками. Но никто ничего не спрашивал. В то лето свой отпуск в деревне проводили две мои тётки, обоим было уже хорошо за сорок. Несколько раз я был свидетелем таких сценок: вечером, когда дед садился за стол, чтобы попить из любимого треснутого бокала чай с сахаром вприкуску, тётки, как две назойливые мухи, наседали на него. Они пересказывали ему эти слухи (тогда-то я о них и узнал), явно наслаждаясь подробностями. Дед больше отмалчивался, отхлёбывал чай маленькими глотками, смотрел в одну точку прямо перед собой и недовольно хмурил кустистые брови. Когда его уже совсем донимало, сердито ворчал: «Хватит болтать-то» или «Что ерунду мелете!». Что интересно, я, каждое лето приезжая в деревню, никогда эту двоюродную бабушку не видел. Не помню уже кто, но, скорее всего, тётки показали мне как-то раз её фотографию из домашнего альбома. На меня смотрела опрятная старушка в светлом плаще, с несколько крючковатым носом и зачёсанными назад седыми волосами под гребешок. И вот в то лето, когда мне должно было исполниться 14, можно сказать накануне, приехал из города её внук — рыжий, конопатый Вовка, на два года старше меня. Если честно, я даже и не подозревал о его существовании и видел его тогда в первый и последний раз. Не помню уже почему, он уговорил меня поехать к этой самой тёте Дуне, своей бабушке, в Гулынки. Никому ничего не сказав, мы сели на единственный велосипед, я на раму, он на седло, и поехали. Проехали ржаное поле, сосновый бор, потом вдоль петляющей речки, а когда уже показались утопающие в садах крыши деревенских домов на том берегу и осталось переехать бревенчатый мостик, вот ведь незадача — спустило колесо. За несколько лет я на этом велосипеде исколесил всю округу, и ни разу он меня не подводил! Потные (день был жаркий) и разочарованные, мы вернулись домой. Через день повторили попытку и опять почти с того же места вернулись домой: на горизонте показалась грозовая туча, и в небе явственно погромыхивало. Третья попытка, предпринятая уже пешком, тоже не увенчалась успехом по совсем уже банальной причине — мы почему-то так устали, что решили не идти дальше. Да, шли-шли, потом легли на песочек на берегу речки, полежали на нём, горячем, закрыв глаза, и поплелись обратно домой, даже метров двести не дойдя до заветного мостика. Пять километров — ерунда по деревенским меркам, но мы не смогли преодолеть их с трёх попыток. Вскоре Вовка уехал, а тётки сообщили, что к нам в гости собирается тётя Дуня. И вот ведь интересно, я сам слышал, как они не раз яростно клялись, что «эта колдунья» в дом не войдёт, они, мол, воткнут нож за косяк или булавки под стулья и т. д. , а тут совершенно спокойно и деловито обсуждают, что приготовить и как угодить! Такая двуличность меня поразила. Хотя, если подумать, это ведь мне она только двоюродная бабушка, а им-то родная тётка. В мои же 14 лет встречи и опыт были совсем другого свойства. В качестве небольшого отступления замечу: многие искренне жалеют, что в их жизни ничего «такого» не происходило, не было ни чертей, ни ведьм, ни НЛО не вступало с ними в контакт, не позировало перед камерой. Уверяю вас, встречи с неведомым не приносят счастья. О них лучше читать, чем в них участвовать. К тому же не вы будете назначать время, место и протокол, а они и, поверьте, церемониться с вами не будут. А теперь к делу. Красивое место наша деревня, куда я приезжал на лето к бабушке: домики с красными крышами, сосновый бор, речка Устынь, грибные и ягодные леса, перелески и балки, заросшие иван-чаем; на горизонте колокольня Никольской церкви. Осталось только добавить пшеничные поля и кучевые облака в синеве неба — это и будет полная картина места, где развивались нижеописанные события. Деревня небольшая, всего два десятка бревенчатых домиков. Наш дом был в самом конце, рядом пруд, за ним ещё один дом, точнее, два дома, но от одного остались только руины, а второй тоже доживал свой век, ибо был покинут обитателями по причине смерти, и его попросту растаскивали на дрова. Дальше тянулись поля и глухие леса. Я не любил этот пруд — грязное скопище головастиков и пиявок. К тому же с ним были связаны плохие воспоминания: по недосмотру взрослых на моих глазах в нём утонула Наденька. Мы были тогда детьми, вмести играли, и я ощущал и свою вину тоже. Крошечная, заброшенная могилка на сельском кладбище стала мне укором. У моего дедушки была сестра (моя двоюродная бабушка). Жила она себе в тихой деревушке с необычным названием Гулынки в пяти километрах от нас, за лесом и речкой, и звали её тётя Дуня. Гулынские сплетни долетали и до нашей деревни. Впрочем, можно назвать их и слухами, и слухи эти утверждали, что тётя Дуня — колдунья. И даже больше. Вот, мол, люди видели, как она однажды вороной обернулась, другие видели, как некая подозрительная кошка коровье вымя сосала и т. д. и т. п. Я, вследствие небольшого жизненного опыта, не мог их оценить да и не прислушивался к ним. Впрочем, если бы меня и спросили, то я бы назвал всё это сказками. Но никто ничего не спрашивал. В то лето свой отпуск в деревне проводили две мои тётки, обоим было уже хорошо за сорок. Несколько раз я был свидетелем таких сценок: вечером, когда дед садился за стол, чтобы попить из любимого треснутого бокала чай с сахаром вприкуску, тётки, как две назойливые мухи, наседали на него. Они пересказывали ему эти слухи (тогда-то я о них и узнал), явно наслаждаясь подробностями. Дед больше отмалчивался, отхлёбывал чай маленькими глотками, смотрел в одну точку прямо перед собой и недовольно хмурил кустистые брови. Когда его уже совсем донимало, сердито ворчал: «Хватит болтать-то» или «Что ерунду мелете!». Что интересно, я, каждое лето приезжая в деревню, никогда эту двоюродную бабушку не видел. Не помню уже кто, но, скорее всего, тётки показали мне как-то раз её фотографию из домашнего альбома. На меня смотрела опрятная старушка в светлом плаще, с несколько крючковатым носом и зачёсанными назад седыми волосами под гребешок. И вот в то лето, когда мне должно было исполниться 14, можно сказать накануне, приехал из города её внук — рыжий, конопатый Вовка, на два года старше меня. Если честно, я даже и не подозревал о его существовании и видел его тогда в первый и последний раз. Не помню уже почему, он уговорил меня поехать к этой самой тёте Дуне, своей бабушке, в Гулынки. Никому ничего не сказав, мы сели на единственный велосипед, я на раму, он на седло, и поехали. Проехали ржаное поле, сосновый бор, потом вдоль петляющей речки, а когда уже показались утопающие в садах крыши деревенских домов на том берегу и осталось переехать бревенчатый мостик, вот ведь незадача — спустило колесо. За несколько лет я на этом велосипеде исколесил всю округу, и ни разу он меня не подводил! Потные (день был жаркий) и разочарованные, мы вернулись домой. Через день повторили попытку и опять почти с того же места вернулись домой: на горизонте показалась грозовая туча, и в небе явственно погромыхивало. Третья попытка, предпринятая уже пешком, тоже не увенчалась успехом по совсем уже банальной причине — мы почему-то так устали, что решили не идти дальше. Да, шли-шли, потом легли на песочек на берегу речки, полежали на нём, горячем, закрыв глаза, и поплелись обратно домой, даже метров двести не дойдя до заветного мостика. Пять километров — ерунда по деревенским меркам, но мы не смогли преодолеть их с трёх попыток. Вскоре Вовка уехал, а тётки сообщили, что к нам в гости собирается тётя Дуня. И вот ведь интересно, я сам слышал, как они не раз яростно клялись, что «эта колдунья» в дом не войдёт, они, мол, воткнут нож за косяк или булавки под стулья и т. д. , а тут совершенно спокойно и деловито обсуждают, что приготовить и как угодить! Такая двуличность меня поразила. Хотя, если подумать, это ведь мне она только двоюродная бабушка, а им-то родная тётка.

Сам приезд тёти Дуни я не застал, да и какой приезд — скорее всего, она пришла пешком через лес, ибо другой дороги и не было. Играли с мальчишками в футбол, потом речка, какие-то развлечения, потом клуб в соседнем селе и т. д. Когда я пришёл домой вечером, все уже сидели за столом на кухне, под оранжевым абажуром, засиженным мухами. Соответственно, и лица у всех тоже были оранжевые. Тётя Дуня сидела в углу стола рядом с большой иконой Серафима Саровского. Была у нас такая икона, бумажная, под стеклом размером чуть ли не с окно, на ней по периметру были нарисованы сцены из жизни святого старца. С потолка свисали две клейкие ленты, усеянные чёрными точками мух: мух вообще было страшно много. Разговор я почти не запомнил, но он был примерно таким:— Какой красивый мальчик! — Это тётя Дуня, улыбаясь. — Именинник! — Вторили ей тётки, радостно блестя глазами. — Вчера только 14 исполнилось, на скрипке играет. Двоюродная бабушка пристально посмотрела на меня глубоко посаженными глазами, и после этого я стал куда-то проваливаться, а точнее, просто засыпать. Кое-как переставляя непослушные ноги, я вышел и, не понимая, что со мной происходит, побрёл к своей кровати, стаскивая с себя одежду прямо на ходу. Туманы, густые туманы по вечерам сходили в пойму, заполняли балки, поля, перелески, искажали окрестности, придавая им фантастический вид. С крыльца террасы перед сном я наблюдал такие метаморфозы: за нашей баней на лугу росла молодая раскидистая рябинка. Когда я днём шёл в лес за ягодами или грибами, я всегда проходил мимо и знал на ней каждую веточку. Однако в сумерках, когда наплывали клочья тумана, она превращалась то в монаха с надвинутым на лицо капюшоном, то в оскаленную лошадиную голову, которая к тому же ещё и моталась из стороны в сторону. Я всегда поражался этим туманам, думал, может, это из-за того, что возле нашего дома есть пруд, но с другой стороны деревни туманы были не меньше, правда, и там был пруд, но в полях-то прудов никаких не было, однако и там над травой стелились длинные белые языки, извилисто уходя к лесу. Потусторонность и мрачность картины придавали крики ночных птиц. «Спать пора, спать пора» — явственно, почти по буквам, выговаривал перепел. «Крэк-крэк» вторил ему откуда-то из балки дергач. А над прудом на фоне вечереющего зелёного неба с первыми звёздами носились угловатые комочки летучих мышей. Спал я на застеклённой террасе, там стояло две кровати вплотную друг к другу буквой «Г». Кровати были так расположены, что большая и широкая, на которой спали мои тётки, перекрывала узкую, на которой спал я, почти на две трети. То есть мне оставался только небольшой лаз. К тому же они были покрыты пологом от комаров. Полог свешивался с потолка на лямках почти до пола, и я, чтобы вылезти или залезть в свою кровать через этот небольшой лаз и не оборвать полог, должен был действовать очень аккуратно. Это важный момент. Мне всегда казалось, что спал я секунду или две, снов не видел: я закрывал глаза, проходила секунда, а когда открывал, в щели в стене, возле которой стояла моя кровать, уже пробивалось дневное солнце. Горланили петухи, квохтали куры, скрипел колодезный журавль И так каждое утро. Эх, теперь бы так спать!Но в тот раз было всё по-другому. Проснувшись и открыв глаза, я ничего не мог понять. Ясно было только одно — стояла глухая ночь, темнота была вязкая и плотная, как гуталин. Но почему богатырский храп тёток доносился откуда-то сверху и сбоку? Наконец осознав, что я лежу на полу на овечьей шкуре, а тётки — на своей высокой кровати, я немного сориентировался. То, что на шкуре, в этом не было ничего особенного — шкур в доме было много, они лежали у каждой кровати, так же как и овец в хлеву. Но не мог понять, как я сюда попал, ибо ничего похожего со мной раньше не случалось. Кое-как на четвереньках я дополз до своей кровати, пролез на руках в узкий лаз и лёг на своё место. Волны страха какое-то время сотрясали меня. У меня явственно проступило ощущение раздвоенности: я был в одном месте, а моё тело где-то в другом. Я долго прислушивался к ночным звукам: вот бесконечная песня сверчка резко обрывается топотом копыт по деревянному настилу — это овцы чего-то испугались и шарахнулись из одного конца двора в другой. Ухнула таинственная птица возле пруда. Но что это? Я сжался в комок под одеялом. Чьи-то шаги приблизились к углу террасы там, где как раз стояла моя кровать. Кажется, даже кто-то заглядывает в щели. Потоптавшись, этот некто пошёл обратно в сторону леса. Несколько раз за лето я уже слышал ночью похожие шаги, но бабушка меня тогда успокоила: «Это Кольки Жданова (пастуха) лошадь, он её пускает одну пастись, вот она и пришла воды из пруда попить». И действительно, пруд рядом, а лошадь я потом видел в тумане. Только вот передние ноги у неё всегда были спутаны, и она тяжело прыгает, то и дело громко фыркая. Здесь же было явно двуногое существо. Но бабушка спала в доме и этих тонкостей не знала. А я ничего говорить не стал. Я тогда сам провёл целое расследование. Под террасой у нас был сделан дровник, и я решил, что кто-то ходит по ночам воровать поленья. А что я ещё мог подумать? Однако следов хищения не заметил: все дрова были аккуратно сложены, всё было в полном порядке. Утро принесло странные ощущения: я не мог встать. Кое-как вывалившись из кровати, я так и лежал на полу на овечьей шкуре, шевелил ногами и не мог разогнуться. При малейшей попытке разогнуться острая боль пронзала мне позвоночник в той его точке, которая как раз напротив пупка. Тётки, вставшие раньше, готовили завтрак в доме. Скоро они обнаружили меня стоящим возле кровати, головой я уткнулся в колени, словно разглядывал сучки в половых досках. Со стороны это было смешное зрелище, хотя на самом деле — минуты отчаянья. Онемело они топтались вокруг меня, не зная, что предпринять. Зато знала тётя Дуня. В цветном байковом халате, с хитрой улыбкой и пузырьком с какой-то жидкостью в руке, она неожиданно появилась за спинами тёток, отодвинула их плечом и тут же взяла всё в свои руки: верещала ласковым голосом старушка, вроде даже и шутила, на тёток прикрикнула, чтобы они шли в дом и не мешались под ногами. И вот уже она втирает из пузырька мне что-то в больное место. Приятное тепло кругами расходится по пояснице. Я ожил! Я распрямился безболезненно, словно кто-то невидимой рукой вынул из спины гвоздь. В мрачном состоянии духа, подозревая у себя страшную болезнь и не находя ответы на свои вопросы, я сел на велосипед и поехал, куда глаза глядят. Утро было пасмурным, туманным и безветренным. Через час яростного кросса по грунтовым дорогам в тишине, когда слышно только, как шины обдирают сухие колеи и лязгает металл, я остановился и повалился в придорожную пыльную траву. Стало немного легче, прекратился хаотичный поток мыслей в голове. Не знаю, сколько я там пролежал. Когда я вернулся, тёти Дуни уже не было, а тётки, улыбаясь, вручили мне подарок от неё — большое красное яблоко. — Ты ушёл и даже не попрощался, а она ведь тебе бабушка, хоть и двоюродная, помнит о тебе, вылечила тебя! — Укорили они меня. — Всё утро спрашивала, где внук, и подарочек тебе оставила. Не заслужил ты его, — подвели они итог. — Что это со мной было? — Заикаясь, спросил я. Тётки переглянулись и неуверенно:— Ну… надуло тебе в щёлочку, наверное, вот и тётя Дуня говорит. Яблоко было большое, спелое, а на календаре только начало июля. Откуда спелые яблоки в средней полосе России? Не было тогда ещё импортных яблок. Распорядился я им просто: закинул в пруд, и оно долго там плавало в мутной воде. Подводя итог, скажу: про бабушку я больше никогда не слышал, и у нас в доме про неё тоже перестали говорить. Тётки вскоре уехали, и остаток лета прошёл без происшествий. И по ночам больше никто не приходил к террасе. А когда прошли годы, я вспомнил этот случай. Что ей от меня было надо? Я слышал, что колдунам, особенно если они старые, нужна энергия для подпитки своего тела, и для этого лучше всего подходит молодой девственник либо девственница. Если это так, то бабушка не ошиблась — всё было при мне. А вот летала она куда-то или нет — кто ж теперь узнает?