Рассказ:
Жанна, навалившись всей грудью на подоконник и отклячив толстый зад, смотрела в окно. Закурила снова, прошлась по кухне, поставила чайник на плиту и вернулась к наблюдательному посту…
За окном был обычный зимний вечер. Уличный фонарь, кривой, сгорбленный, как дед Матвей, что живёт в угловой квартире, лениво освещал крохотную часть дороги. Пушистыми хлопьями шёл снег.
У подъезда время от времени останавливались машины. Люди поодиночке, оглядываясь по сторонам, мелькали в подъездную разбитую дверь словно тени.
— ****! – вслух выругалась Жанна и подняла голову к потолку. От ненависти к соседке её бросило в жар. Ишь, курва старая, пристроилась. Сидела бы в своей деревне, не отсвечивала, не мешала бы своим существованием добрым людям. Нет, видите ли, ей в деревне зимой сложно, из колодца водицы не испить.
Жанна сняла чайник с плиты и рассержено плеснула кипяток в кружку. Насыпала растворимый кофе, от злости не заметила, как вместо сахара жахнула в кружку соли.
Хлебнула солёную жижу, сплюнула и разразилась тирадой:
— Тьфу, старуха проклятая, ей на том свете прогулы рисуют, а она всё небо коптит, — Жанна вылила из кружки кофе и налила кипяток снова.
По стене весело пробежали широкие лучи света. Жанна экономила на освещении и без надобности свет в квартире не включала. Да и наблюдать за входящими так удобнее. Ты всех видишь, а тебя никто.
— О, кто-то на нехилой машинке пожаловал, — произнесла вслух Жанка и метнулась к наблюдательному пункту.
Из подъехавшего внедорожника вышел широкоплечий, высокий мужчина. Он обошёл машину и помог выйти из неё изящной барышне в шикарной шубке.
В руках у молодой женщины был огромный букет белых роз.
Пара вошла в подъезд, Жанка метнулась к входной двери квартиры, приоткрыла её и приложилась ухом.
— Александра Петровна, душа моя, — радостно, но со слезами в голосе, произнесла посетительница. – Спасибо Вам огромное! Если бы не Вы!
— Ну, что ты, дитя моё, встань сейчас же! Удумала чего! – ворчливо, по — доброму отозвалась соседка сверху. – Проходите, проходите.
Дверь сверху лязгнула и захлопнулась. Больше Жанка ничего не услышала.
— У, ведьма проклятая, — погрозила Жанка кулаком в потолок. – Чтоб тебя черти на том свете живьём на костре жарили.
Она вернулась было в кухню, хлебнула остывший кипяток из кружки, чертыхнулась, вылила воду в раковину.
Поставила чайник на плиту, закурила. Пристроилась у окна, ей хотелось посмотреть на ту пару, когда они будут выходить от старухи.
Как вдруг она почуяла запах гари. Оглянулась, а прихватка, которой чайник брала, сползла к краю плиты и дымит. Жанка потянулась, открыла форточку, чтобы проветрить комнату от удушливого дыма, который быстро распространялся по всей кухне.
Морозный воздух ворвался в квартиру. Тлеющая ткань резко вспыхнула огнём.
Жанка голыми руками схватила чайник, сбросила крышку и залила огонь водой. Скинула прихватку на пол, затоптала ногами.
Пока она расправилась с огнём, пары и след простыл. Кривой фонарь освещал пустую дорогу, а снег успел запорошить следы от стоявшего тут ещё недавно внедорожника. Будто ничего и не было.
Жанка закрыла форточку, отправилась в ванную и тут увидела своё отражение в зеркале. Взмокшая, на красном лице чёрные полосы от горелой тряпки, волосы торчком, страсть да и только.
Женщина стиснула зубы, открыла кран и с остервенением принялась смывать с себя грязь.
Ворочаясь в постели, долго не могла уснуть. Её терзала сама мысль о том, что к бабке люди ходят, как к идолу на поклон. Да не просто так ходят, а носят этой старой курве и сырым, и варёным.
Сверху раздался легкий мерный стук. Бабка бродила по квартире, опираясь на клюку. И хоть наконечник у клюки был резиновый, Жанка слышала каждый шаг старухи, он отдавался у неё в ушах гулким эхом.
Она прикрыла голову подушкой.
— Нет, это невозможно, — произнесла она со злобой. – Надо что-то делать…
Дошлёпала до кухни, открыла навесной шкафчик, вытащила из него пузырек с успокаивающей микстурой, отхлебнула прямо из горлышка.
Прокашлялась. И тут на неё словно озарение сошло – в голове мелькнула удивительная мысль. Сон, как рукой сняло.
Жанка закурила, села за стол, задумалась, собирая всё увиденное, услышанное в единую картину. В этом забытом богом районе города, на выселках, в старом двухэтажном доме с деревянными лестницами она жила с самого рождения. Мать родила девочку от заезжего командировочного, который растворился на просторах родины, даже не зная, что успел наследить.
Мать назвала дочь Снежаной, ей очень хотелось, чтобы у девочки было красивое, необычное имя. Только вот с фамилией Подкорытова имя плохо сочеталось.
Девочка имени своего стеснялась, оно вызывало у неё неприязнь, отвращение. Жанна, навалившись всей грудью на подоконник и отклячив толстый зад, смотрела в окно. Закурила снова, прошлась по кухне, поставила чайник на плиту и вернулась к наблюдательному посту…
За окном был обычный зимний вечер. Уличный фонарь, кривой, сгорбленный, как дед Матвей, что живёт в угловой квартире, лениво освещал крохотную часть дороги. Пушистыми хлопьями шёл снег.
У подъезда время от времени останавливались машины. Люди поодиночке, оглядываясь по сторонам, мелькали в подъездную разбитую дверь словно тени.
— ****! – вслух выругалась Жанна и подняла голову к потолку. От ненависти к соседке её бросило в жар. Ишь, курва старая, пристроилась. Сидела бы в своей деревне, не отсвечивала, не мешала бы своим существованием добрым людям. Нет, видите ли, ей в деревне зимой сложно, из колодца водицы не испить.
Жанна сняла чайник с плиты и рассержено плеснула кипяток в кружку. Насыпала растворимый кофе, от злости не заметила, как вместо сахара жахнула в кружку соли.
Хлебнула солёную жижу, сплюнула и разразилась тирадой:
— Тьфу, старуха проклятая, ей на том свете прогулы рисуют, а она всё небо коптит, — Жанна вылила из кружки кофе и налила кипяток снова.
По стене весело пробежали широкие лучи света. Жанна экономила на освещении и без надобности свет в квартире не включала. Да и наблюдать за входящими так удобнее. Ты всех видишь, а тебя никто.
— О, кто-то на нехилой машинке пожаловал, — произнесла вслух Жанка и метнулась к наблюдательному пункту.
Из подъехавшего внедорожника вышел широкоплечий, высокий мужчина. Он обошёл машину и помог выйти из неё изящной барышне в шикарной шубке.
В руках у молодой женщины был огромный букет белых роз.
Пара вошла в подъезд, Жанка метнулась к входной двери квартиры, приоткрыла её и приложилась ухом.
— Александра Петровна, душа моя, — радостно, но со слезами в голосе, произнесла посетительница. – Спасибо Вам огромное! Если бы не Вы!
— Ну, что ты, дитя моё, встань сейчас же! Удумала чего! – ворчливо, по — доброму отозвалась соседка сверху. – Проходите, проходите.
Дверь сверху лязгнула и захлопнулась. Больше Жанка ничего не услышала.
— У, ведьма проклятая, — погрозила Жанка кулаком в потолок. – Чтоб тебя черти на том свете живьём на костре жарили.
Она вернулась было в кухню, хлебнула остывший кипяток из кружки, чертыхнулась, вылила воду в раковину.
Поставила чайник на плиту, закурила. Пристроилась у окна, ей хотелось посмотреть на ту пару, когда они будут выходить от старухи.
Как вдруг она почуяла запах гари. Оглянулась, а прихватка, которой чайник брала, сползла к краю плиты и дымит. Жанка потянулась, открыла форточку, чтобы проветрить комнату от удушливого дыма, который быстро распространялся по всей кухне.
Морозный воздух ворвался в квартиру. Тлеющая ткань резко вспыхнула огнём.
Жанка голыми руками схватила чайник, сбросила крышку и залила огонь водой. Скинула прихватку на пол, затоптала ногами.
Пока она расправилась с огнём, пары и след простыл. Кривой фонарь освещал пустую дорогу, а снег успел запорошить следы от стоявшего тут ещё недавно внедорожника. Будто ничего и не было.
Жанка закрыла форточку, отправилась в ванную и тут увидела своё отражение в зеркале. Взмокшая, на красном лице чёрные полосы от горелой тряпки, волосы торчком, страсть да и только.
Женщина стиснула зубы, открыла кран и с остервенением принялась смывать с себя грязь.
Ворочаясь в постели, долго не могла уснуть. Её терзала сама мысль о том, что к бабке люди ходят, как к идолу на поклон. Да не просто так ходят, а носят этой старой курве и сырым, и варёным.
Сверху раздался легкий мерный стук. Бабка бродила по квартире, опираясь на клюку. И хоть наконечник у клюки был резиновый, Жанка слышала каждый шаг старухи, он отдавался у неё в ушах гулким эхом.
Она прикрыла голову подушкой.
— Нет, это невозможно, — произнесла она со злобой. – Надо что-то делать…
Дошлёпала до кухни, открыла навесной шкафчик, вытащила из него пузырек с успокаивающей микстурой, отхлебнула прямо из горлышка.
Прокашлялась. И тут на неё словно озарение сошло – в голове мелькнула удивительная мысль. Сон, как рукой сняло.
Жанка закурила, села за стол, задумалась, собирая всё увиденное, услышанное в единую картину. В этом забытом богом районе города, на выселках, в старом двухэтажном доме с деревянными лестницами она жила с самого рождения. Мать родила девочку от заезжего командировочного, который растворился на просторах родины, даже не зная, что успел наследить.
Мать назвала дочь Снежаной, ей очень хотелось, чтобы у девочки было красивое, необычное имя. Только вот с фамилией Подкорытова имя плохо сочеталось.
Девочка имени своего стеснялась, оно вызывало у неё неприязнь, отвращение. Да и какая из неё Снежана? Редкие непослушные волосы, которые вечно торчали в разные стороны, опухшие веки с белёсыми ресницами, покрасневшие глаза и сопливый нос (особенно по весне) – у девочки выявили аллергию на пыльцу растений.
Изяществом и манерами Жанна (так она представлялась с некоторых пор) тоже не отличалась.
Мать старалась угодить дочери, растила её, свою кровиночку, не отказывая ни в чём. И дочь выросла эгоистичной, наглой, грубой, не умеющей сочувствовать, сопереживать, кому бы то ни было.
После школы, которую она закончила с трудом, Жанна поступила в училище, но бросила, проучившись пару месяцев.
Мать через знакомых устроила Жанку в солидную контору уборщицей.
Работа была не пыльной. Жанна приходила в семь часов вечера, брала ключи на вахте, громыхала вёдрами и размазывала влажной тряпкой пыль по полу. Вытряхивала бумаги из мусорных корзин, протирала подоконники.
К цветам в кабинетах Жанка не прикасалась. Она оставляла разбрызгиватель с водой у окна. Нервные работники конторы то и дело брызгали цветы, пытаясь успокоиться – полив цветов вечером уже не требовался.
За час управлялась со всеми кабинетами и шла домой. Иногда она приносила из конторы старые газеты. Зачитывалась, как любовным романом, рекламой магических услуг. Даже карты купила себе, пробовала гадать, но разобраться в значениях обычной колоды так и не смогла.
Как кукушонок, подкинутый в чужое гнездо, выталкивает других птенцов, достигшая совершеннолетия дочь, выдавила из квартиры мать, заявив, что вместе им не ужиться.
Мать поплакала, собрала вещи и, не смея перечить дочери, уехала в деревню к дальним родственникам, переписав перед отъездом квартиру на дочь. Не вынеся тоски и позора, мать умерла через полгода.
Жанка на похороны не приехала, разорвала отношения со всеми родственниками, вычеркнув их из своей жизни.
От матери Жанне досталась не только квартира, но и скромный счёт в банке. Мать, работая на всю жизнь на трёх работах, умудрилась скопить небольшую сумму на чёрный день. Снимая проценты раз в полгода, Жанка могла себе позволить жить, особо себя работой не утруждая.
Людей Жанка ненавидела. Они казались ей глупыми, никчёмными существами, не умеющими жить правильно.
Так она и жила в полном одиночестве, размеренно и несуетливо.
Вставала часов в десять утра, долго пила кофе, сидя у окна, наблюдая за жизнью соседей. Днём смотрела телевизор или снова сидела у окна. Вечером шла на работу, возвращалась через магазин, закупив сигареты, сладости к кофе и кусок колбасы.
Каждый день был похож на предыдущий, но Жанну такой ход жизни устраивал.
До той поры, пока в квартире над ней не поселилась эта бабка.
Александра Петровна ей сразу не понравилась. Уже хотя бы потому, что к ней беспрестанно шли люди.
Они не толпились во дворе, каждый прибывал к определённому времени, из чего Жанка сделала вывод, что люди предварительно созваниваются со старухой.
Хозяйка квартиры, которой Жанка позвонила, чтобы высказать претензии по поводу квартирантки, радостно заявила:
— Жаночка, ты не представляешь, какой это человек. Это счастье, что она согласилась провести зиму в нашей квартире. Она наш почётный гость. Ты увидишь, от неё не будет неудобств. Александра Петровна волшебница, коих ещё поискать…
Жанка бросила трубку.
Ей не давало покоя то, что какая-то старуха пользуется таким вниманием. И Жанна начала подсматривать, подслушивать. Через некоторое время она сделала вывод – бабка разводит людей на деньги. На бешеные деньги.
Попыталась под благовидным предлогом пробраться к квартирантке в квартиру. Намочила половую тряпку под краном, провела мокрой рукой по волосам и решительно поднялась на этаж выше.
— Что же вы, а ещё пожилая женщина, — начала было она свою тираду, когда Александра Петровна едва приоткрыла дверь, — заливаете!
Назвать старухой соседку у Жанны язык не повернулся. На пороге стояла очень стройная женщина. Да, она была немолода, но её возраст невозможно было определить точно. Строгое чёрное платье подчёркивало изящную фигуру, волосы, хоть и седые, уложены и заколоты на японский манер тонкой серебряной заколкой. На груди старинный амулет с тусклым чёрным камнем по центру круга.
Жанка даже попыталась заглянуть в квартиру, вдруг там есть кто-то ещё. Потому что вид женщины, открывшей двери, никак не вязался с тем образом старухи, которую Жанка видела из окна своей квартиры, когда та заезжала со своими баулами месяц назад.
Женщина внимательно смотрела на Жанну.
— Вы что-то хотели? – улыбаясь, спросила Александра Петровна. Улыбаться-то она улыбалась, только вот глаза её стали похожи на две чёрные молнии.
Жанну словно языка лишили.
— А, ммм, — промычала она, – махнув тряпкой в сторону своего этажа.
— Чудесно, что ситуация разрешилась, не правда ли? – проговорила Александра Петровна, всё также вперив взгляд.
— Да! – выдавила против воли Жанка.
— Замечательно, — ответила соседка. – Всего доброго.
И захлопнула дверь.
Жанка какое-то время стояла перед закрытой дверью, потом осторожно, наступая на каждую ступеньку обеими ногами, спустилась к себе и легла спать, зачем-то прижимая к себе мокрую половую тряпку.
Несколько дней спустя она подслушала, стоя у мусорного контейнера, как одна из посетительниц, выходя из подъезда, кому-то звонила:
— Да, Серёж, приняла. Ты не поверишь, она мне сказала, что у нас всё получится, и я смогу родить, не надо ЭКО. Я сама смогу! Мы сможем. Нет у неё таксы, сколько дашь, сколько посчитаешь нужным. Да, ты же знаешь, что я готова любые деньги… Тем более, что Александра Петровна уже настолько стара и немощна, практически не берется за такие случаи. Так что нам повезло!
Заметив внимательный взгляд незнакомки, посетительница осеклась и продолжила:
— Дома всё подробно расскажу. Скоро буду!
Жанка проводила долгим взглядом посетительницу.
— Да, уж. Конечно, немощная она, — проворчала Жанка вполголоса. – А может, не сама старуха двери открывала тогда? — пожала она плечами.
Вечером того же дня, Жанка, сидя на табуретке у своего наблюдательного пункта, увидела, как из подъезда медленно, опираясь на клюку, боясь поскользнуться, вышла сгорбленная старуха. В руке её была самошитая сумка. Бабка осторожно шла по тропинке в сторону магазинчика.
Через некоторое время она появилась на дорожке снова. Завёрнутая в пуховый платок, как в кокон, старуха едва перебирала ногами, то и дело останавливалась, чтобы собраться с силами. В сумке, что болталась на руке, угадывалась булка хлеба.
Жанка с удовлетворением произнесла вслух:
— Что, силёнок не стало? Еле кости таскаешь? И когда тебя только черти заберут? Бееедная, — умильно складывая лапки на широкой груди, пропела Жанка. — Даже за хлебушком сходить некому.
В этот момент старуха, словно услышав слова соседки, подняла голову и внимательно посмотрела на неё. Жанка ойкнула, ножка табурета подломилась, и женщина упала на пол.
— **** старая! – прошипела она, потирая ушибленное место. — Чтоб тебе ни дна, ни покрышки! Собирая все сведения воедино, Жанка пришла к мысли, что старуха сегодня точно получила неплохую сумму денег. Одним букетом сегодня парочка явно не обошлась. А зачем старухе деньги? Детей у неё своих нет, родни тоже, зря, что ли Жанка справки у деда Матвея навела? Целых две бутылки водки за инфу отвалила. Тот и рад –радешенек, что собеседник ему молчаливый попался, рассупонился:
— Ой, Женечка, — старый хрыч никак не мог запомнить, что соседку зовут Жанной, называл её по-своему, — ты не представляешь, какая это вед… Ведающая женщина. Я её давно знаю, было дело, как-то раз обращался к ней за помощью. Отбрила она меня с порога, как пса шелудивого метлой выгнала.
— А ты? Дал ей в ухо? – усмехнулась Жанна, зная буянистый нрав деда Матвея.
— Что ты, девка, радовался, что ноги унёс. И ты с ней не связывайся, мой тебе совет! Хоть и старая она, а силы, знаешь, сколько в ней! Интересно только, кому передавать будет, родни-то у неё нет.
— В смысле? — удивлённо хлопнула редкими ресницами Жанка.
— Ну как, — дед Матвей после выпитой стопки стал весьма словоохотлив, — она же помереть не сможет, пока свою силу не передаст. Кому-нибудь из молодых, так сказать, чтобы дело продолжили. Вот и мается, сердешная, знать, не нашла ещё последователя.
Жанка задумалась. А что если старуха ей силу передаст? Жанка можно сказать, полезное дело сотворит, отправит бабку по адресу, на том свете её уж давно, поди, поджидают. А Жанка бабку тут заменит. Это же какие деньжищи можно грести, ничуть не напрягаясь?
Правда, людей Жанка ненавидит, но ради таких денег… Это тебе не полы в сранном офисе мыть.
Жанка представила себе картину, как она подъезжает к дому на чёрном внедорожнике, а вышколенный широкоплечий шофер открывает дверцу и опускается на колени, подставляя ей свою спину. Она, в шикарной белой шубе выходит из машины, наступает одной ногой на спину мужчины, как на ступеньку и только потом спускается на землю.
А у подъезда толпы страждущих. Все падают ниц, прямо в грязь, плачут, просят, чтобы снизошла спасительница. И деньги, обязательно крупными купюрами, новенькими её осыпают с головы до ног. А кто вздумает слово против сказать, сразу замертво падает от одного только гневного взгляда Жанны.
От сладких грёз её отвлёк мерный стук – бабке явно не спалось.
Жанка завернулась в халат, посмотрела на часы: те показывали полночь.
Женщина криво усмехнулась. Огляделась, взяла в руку молоток для отбивки мяса, сунула его в карман халата, резко поднялась с места и пошла.
У входных дверей она немного помешкала, держась за ручку, заглянула в ванную, сдёрнула с сушилки тонкой махровое полотенце и вышла на лестничную площадку.
Прислушалась, осторожно поднялась по скрипучей деревянной лестнице, и решительно нажала на звонок.
Соседка открыла дверь сразу, будто только Жанку и ждала.
Это была тощая изможденная старуха. Она с трудом дышала, каждый вдох сопровождался страшным хрипом.
Старуха опиралась на клюку. Простоволосая, седая, длинный выцветший халат, ноги в коричневых старушечьих чулках – Жанка едва узнавала в соседке ту эффектную женщину, которая открывала ей дверь месяц назад. Вот только глаза… Глаза были по-прежнему живыми, с искорками — всполохами.
Жанка усмехнулась, толкнула соседку и прошла в квартиру.
Старуха едва удержалась на ногах.
— Что вы хотите? – просипела она, закашлявшись. Приложила к губам кружевной платочек, который сразу пропитался кровью.
Жанка подошла к соседке вплотную, взяла её за плечи и протащила волоком от входных дверей до комнаты. С силой втолкнула её в кресло, нависла.
— Слышь, ты, **** в ботах, делиться пора.
— Чем? — хрипела старуха. – Деньги вон там, в шкафу, возьмите. Золота нет, других драгоценностей тоже.
— Что так плохо –то? – с нескрываемой ненавистью проговорила Жанка. Она сунулась к шкафу, предварительно сунув сложенное в несколько раз полотенце бабке в рот, чтобы та не вздумала крик поднять.