Демоны Инны

Рассказ:

Чувство страха присуще всем. Каждый носит его в себе подобно тому, как мать носит в себе дитя. Кто-то вынашивает небольшую опаску, кто-то – истинный страх за жизнь, а кто-то – панический ужас от вида паука. Но без исключения каждый из живших и живущих боится. Он, мой безымённый герой, так же чувствует это. Чувствует, как медленно пробегает дрожь от макушки до пяток, как капли холодного пота, соревнуясь, бегут по спине вниз, как каждый волосок на теле вздымается вверх, молясь о спасении, как где-то внутри тела, там, где в учебниках по анатомии изображают сердце, замирает что-то, что в момент страха можно назвать собственной жизнью. Он открыл глаза. Зрачки в панике метались по своей орбите, силясь выпрыгнуть из глазниц и найти выход из этого жуткого места. Вокруг темнота и сырость, запах древнего мха, давно застоявшейся воды, прогнившего дерева и смерти. Где-то за дверью виден мерцающий огонек – она снова зажигает свечи и будет колдовать. Вокруг полумрак, но можно рассмотреть стены деревянного подвала, пол которого покрыт лужами то ли воды, то ли крови. В углу, привязанный к столбу сидит он, истощалый, замученный, с ненавистью в глазах ко всему, что творится в этой странной деревне, но живой, мой храбрый герой. Рассматривая свою темницу в очередной раз, его взгляд задержался на том, от чего из без того заплаканных глаз потекли слёзы. Тело Лизы лежало рядом уже бездыханное. Она была похожа на волшебного эльфа из фантастической книжки. Прекрасная белоснежная кожа, белокурые пряди волос, глаза, в синеве которых плескалась радость от жизни, утонченные, ничем не прикрытые, линии ее стана - теперь все это лишь оболочки, безжизненная красивая упаковка. Ему хотелось прикоснуться к ней в последний раз, ощутить последнее тепло ее тела. Но руки по-прежнему были связаны за спиной. От размышлений о Лизе его оторвала жуткая боль, пронзающая все тело. Эта проклятая ведьма снова его пытала, снова издевалась над ним, снова пыталась отобрать у него жизнь. Борясь с болью, он прикусывал губы до крови, чтобы не проронить ни капли отчаянного крика, потешая колдунью. Он сжимал кулаки за спиной, жмурил глаза, стискивал зубы, отчаянно ведя бой с ощущениями, сравнимыми лишь с пытками Средневековья. Он проиграл. Гробовую тишину подвала пронзил звонкий крик, мольба о помиловании. Его тело выгибалось в непостижимых уму формах, выдавливая из себя душераздирающие вопли. Его крик вздымался вверх к потолку, отражался от стег и звоном наполнял его сознание. Эту музыку ужаса начал дополнять смех. Хриплый, прерывистый, истерический женский смех, хозяйка которого уже зашла в подвал и, закатив голову назад, прищура от удовольствия глаза, хохотала и ликовала в своей очередной победе. Она стояла у входа. Небольшая девушка, чье тело стройное прикрывали тёмно-синие мешковатые одежды. Её руки были бледными, покрытыми еле заметной паутинкой морщин, с длинными, удивительно проворными пальцами. Одной рукой она играла тряпичной маленькой куклой, словно дразня измученного юношу, а другой держала подол своего платья, стараясь не испачкать его в лужах. На удивление её ноги были босыми. Лицо ее было обрамлено огненно-рыжими, вьющимися, непослушно стремящимися в разные стороны волосами. Голова держалась на тонкой лебединой шее, слегка наклоненная вперед так, что смотрела она на своего пленника угрожающе исподлобья. Её зеленые, словно леса Тайги, глаза измеряли юношу с ног до головы, оценивая его состояние. Она медленно подошла к нему. Не было слышно ни шагов, ни плеска воды, казалось, что она парит над землей. Ведьма грациозно опустилась к узнику, взяла его за подбородок и, приподняв его лицо, прошептала: ‒ А ты сильный, мальчик. Мне такие нравятся. С её бледных уст сорвалась улыбка победителя. В его глазах застыл страх. Ведь куда страшнее, если знаешь, что тебя ждёт. А он знал и ни капли не сомневался, что скоро все случится именно так, как рассказывала ему Лиза.