Соня и Константин: моя печальная история, как я стала вампиром

Рассказ:

Мой дорогой дневник, эта последняя запись для тебя. Только ты можешь безмолвно выслушать меня и понять. Ты же и будешь хранителем этой тайны – заброшенный и одинокий ты будешь лежать здесь в пыли столетий забытый всеми и, к сожалению мной. Так жаль. Прости. Я решила уйти в другой мир; странный пугающий, невероятно прекрасный, завораживающий, бесконечный, но вечно темный, страшный и проклятый…Некоторое время ранее. – Джек! Какая же ты бестолковая псина!Мне так хотелось пнуть от досады своего любимого пса, который на ночь глядя собрался гулять. Он вертелся, чихал брызгая собачьей слюной во все стороны, умоляющее покорно, как это умеют делать только собаки, заглядывал мне в глаза, но настойчиво оттеснял меня к двери. Я сдалась. – Хорошо, вредина, – я потрепала его остро торчащие уши и, вздыхая, стала собираться. Время уже за полночь, завтра рано вставать, а мне сейчас идти на промозглую весеннюю улицу выгуливать своего пса. – Вытряхивайся!Я открыла дверь и Джек, названный в честь собаки из стихотворения Есенина, радостно рванул вперед. Скрежеща лапами по бетонному полу лестниц, он всем весом влетел в подъездную дверь, так что она громко хлопнула, и вылетел на улицу. Я, вжав голову в плечи, уныло поплелась в низ. На улице темень и пустота. Огромная Луна, висевшая высоко над горизонтом абсолютно не разгоняла мрак, и от этого на душе было тревожно. «Вот же черт, тебя возьми!» – выругалась я про себя. Джека не было на улице, понятно он побежал в городской парк расположенный рядом с нашим домом. Проклиная его на разные лады, я двинулась туда, жалея, что мощный электрошокер остался на тумбочке в коридоре. В парке его нигде не было, я посвистела, но он не откликался. Я пошла по темной алее, дав себе слово наказать его. Но собаки нигде не было. – Джек! Джек!Внезапно в тишине раздалось тихое, хриплое поскуливание. Звук шел из-за непролазной стены кустов поросших вдоль аллеи. Я, защищая лицо от хлещущих по лицу веток северной акации, пробралась на жалобный зов моего пса. Наконец после упорной борьбы с кустарником я прямо так вывалилась на небольшую лужайку, окруженную плотной стеной колючих, переплетенных между собой веток и замерла. Посреди небольшого пустыря, о существовании которого я даже не догадывалась, хотя прожила рядом с этим парком почти девятнадцать лет, высился темный силуэт человека, он, подняв голову, пристально смотрел на Луну. Стелющийся туман медленно перекатывался через весь пустырь, отчего казалось, человек медленно плывет вслед убегающей от него, в облаках, Луны. Мой пес стоял рядом со мной. Шерсть на холке встала дыбом, из оскаленной пасти капала тягучая слюна. Он, чуть поджав задние лапы, неотрывно следил за человеком, в глазах был ужас и страх, которого я еще никогда не видела в глазах своей собаки. А ведь мой ризеншнауцер был по-настоящему самой бесстрашной собакой на свете. За спиной темной фигуры, едва возвышаясь над землей, высились разрушенные остатки здания. У основания остатков стены отверзся черный зев входа, который, по-видимому, вел глубоко под землю. Я видела это впервые в своей жизни. Рассказывали, что в нашем заброшенном парке раньше была усадьба старинного дворянского рода, который захирел в восемнадцатом веке. Но поместье принадлежало последнему загадочному владельцу, который проживал где-то заграницей. Так он и простоял, зарастая кустарником и сорняками до окончания царского времени. После революции в 1917 году было предпринято несколько попыток преобразовать заброшенное поместье в центр досуга пролетарской молодежи. Но все кто, так или иначе, руководил планами преобразований, умирали при самых загадочных обстоятельствах, так и не сдвинув с места проект. Город рос, наступая на заброшенный парк. В 70-х годах была предпринята очередная попытка распланировать парк, очистить его от деревьев, кустарника чтобы в последующем застроить его типовыми многоэтажками. Но руководители трестов и строительных организаций, так и не начав работы скоропостижно умирали. Это не осталось незамеченным, поэтому последующие руководители, желая остаться в живых, всеми правдами и неправдами отказывались от этой затеи. За парком закрепилась дурная слава гиблого места, которое не стоило трогать. Последнюю попытку предпринял в лихие девяностые Коля Сивый местный безбашенный авторитет. Парк теперь уже располагался посреди разросшегося вокруг него города и представлял собой лакомый кусок. Коля Сивый помня его страшную историю, решил подойти к делу основательно. Он привез на своем черном мерседесе трех батюшек с блестящими золотом кадилами, для проведения обряда освящения. Попы, распевая псалмы, добросовестно помахивая кадилами, окурили ладаном парк по всему периметру, прочитали соответствующие молитвы. На этом и закончили. А на утро Колю Сивого нашли мертвым, с искаженным от ужаса лицом в своей квартире. Мой дорогой дневник, эта последняя запись для тебя. Только ты можешь безмолвно выслушать меня и понять. Ты же и будешь хранителем этой тайны – заброшенный и одинокий ты будешь лежать здесь в пыли столетий забытый всеми и, к сожалению мной. Так жаль. Прости. Я решила уйти в другой мир; странный пугающий, невероятно прекрасный, завораживающий, бесконечный, но вечно темный, страшный и проклятый…Некоторое время ранее. – Джек! Какая же ты бестолковая псина!Мне так хотелось пнуть от досады своего любимого пса, который на ночь глядя собрался гулять. Он вертелся, чихал брызгая собачьей слюной во все стороны, умоляющее покорно, как это умеют делать только собаки, заглядывал мне в глаза, но настойчиво оттеснял меня к двери. Я сдалась. – Хорошо, вредина, – я потрепала его остро торчащие уши и, вздыхая, стала собираться. Время уже за полночь, завтра рано вставать, а мне сейчас идти на промозглую весеннюю улицу выгуливать своего пса. – Вытряхивайся!Я открыла дверь и Джек, названный в честь собаки из стихотворения Есенина, радостно рванул вперед. Скрежеща лапами по бетонному полу лестниц, он всем весом влетел в подъездную дверь, так что она громко хлопнула, и вылетел на улицу. Я, вжав голову в плечи, уныло поплелась в низ. На улице темень и пустота. Огромная Луна, висевшая высоко над горизонтом абсолютно не разгоняла мрак, и от этого на душе было тревожно. «Вот же черт, тебя возьми!» – выругалась я про себя. Джека не было на улице, понятно он побежал в городской парк расположенный рядом с нашим домом. Проклиная его на разные лады, я двинулась туда, жалея, что мощный электрошокер остался на тумбочке в коридоре. В парке его нигде не было, я посвистела, но он не откликался. Я пошла по темной алее, дав себе слово наказать его. Но собаки нигде не было. – Джек! Джек!Внезапно в тишине раздалось тихое, хриплое поскуливание. Звук шел из-за непролазной стены кустов поросших вдоль аллеи. Я, защищая лицо от хлещущих по лицу веток северной акации, пробралась на жалобный зов моего пса. Наконец после упорной борьбы с кустарником я прямо так вывалилась на небольшую лужайку, окруженную плотной стеной колючих, переплетенных между собой веток и замерла. Посреди небольшого пустыря, о существовании которого я даже не догадывалась, хотя прожила рядом с этим парком почти девятнадцать лет, высился темный силуэт человека, он, подняв голову, пристально смотрел на Луну. Стелющийся туман медленно перекатывался через весь пустырь, отчего казалось, человек медленно плывет вслед убегающей от него, в облаках, Луны. Мой пес стоял рядом со мной. Шерсть на холке встала дыбом, из оскаленной пасти капала тягучая слюна. Он, чуть поджав задние лапы, неотрывно следил за человеком, в глазах был ужас и страх, которого я еще никогда не видела в глазах своей собаки. А ведь мой ризеншнауцер был по-настоящему самой бесстрашной собакой на свете. За спиной темной фигуры, едва возвышаясь над землей, высились разрушенные остатки здания. У основания остатков стены отверзся черный зев входа, который, по-видимому, вел глубоко под землю. Я видела это впервые в своей жизни. Рассказывали, что в нашем заброшенном парке раньше была усадьба старинного дворянского рода, который захирел в восемнадцатом веке. Но поместье принадлежало последнему загадочному владельцу, который проживал где-то заграницей. Так он и простоял, зарастая кустарником и сорняками до окончания царского времени. После революции в 1917 году было предпринято несколько попыток преобразовать заброшенное поместье в центр досуга пролетарской молодежи. Но все кто, так или иначе, руководил планами преобразований, умирали при самых загадочных обстоятельствах, так и не сдвинув с места проект. Город рос, наступая на заброшенный парк. В 70-х годах была предпринята очередная попытка распланировать парк, очистить его от деревьев, кустарника чтобы в последующем застроить его типовыми многоэтажками. Но руководители трестов и строительных организаций, так и не начав работы скоропостижно умирали. Это не осталось незамеченным, поэтому последующие руководители, желая остаться в живых, всеми правдами и неправдами отказывались от этой затеи. За парком закрепилась дурная слава гиблого места, которое не стоило трогать. Последнюю попытку предпринял в лихие девяностые Коля Сивый местный безбашенный авторитет. Парк теперь уже располагался посреди разросшегося вокруг него города и представлял собой лакомый кусок. Коля Сивый помня его страшную историю, решил подойти к делу основательно. Он привез на своем черном мерседесе трех батюшек с блестящими золотом кадилами, для проведения обряда освящения. Попы, распевая псалмы, добросовестно помахивая кадилами, окурили ладаном парк по всему периметру, прочитали соответствующие молитвы. На этом и закончили. А на утро Колю Сивого нашли мертвым, с искаженным от ужаса лицом в своей квартире. Девушка, которая была с ним ночью, была найдена забившейся в угол, с седыми волосами и так напугана, что могла только мычать от ужаса, а когда ее пытались поднять под руки и увести, безумно кричала от страха. Добиться от нее вразумительных объяснений так и не удалось. После этого парк оставили в покое и больше не трогали. Но горожане с удовольствием и без боязни гуляли по его заросшим аллеям днем, радуясь, что в городе сохранился небольшой островок природы, правда, страшась заходить вглубь его темной ночью. И вот я оказалась в нем, ночью нарушив не писаное правило; продрогшая и напуганная. Я тихонько взяла своего пса за ошейник и, стараясь не шуметь, потащила его обратно к кустам. Но Джек упирался и рычал, временами переходя на жалобное поскуливание. – Джек. Джек, прошу тебя пошли, – умоляюще шептала я. Но пес не двигался с места, продолжая неотрывно смотреть на чернеющий в ночи силуэт человека. – О, Луна ты холодна и бездушна! Ты лишена тепла и согревающих лучей. Твой свет не разгоняет мрак и не дает жизни…Я отвлеклась от своей собаки и подняла голову. Это говорил человек стоящий в плывущем тумане. «О Господи! Он сумасшедший! Вот попала!» – пронеслось у меня в голове. Мне стало по-настоящему страшно. Я изо всех сил стала тянуть Джека. Я оступилась и едва не упала. – Джек, прошу тебя пошли мне страшно! – невольно вскрикнула я. Человек перестал обращаться к ночному светилу, повернул голову в мою сторону, посмотрел на меня. От взгляда его черных глаз у меня побежали мурашки по спине, и неприятно сдавило в области живота. Не успела я перевести дух, как темный человек уже стоял передо мной. Он мгновенно переместился ко мне, оставляя за собой черный парящийся шлейф. Я почувствовала леденящий холод, от моего дыхания пошел пар, как при сильном морозе. Мои кончики пальцев закоченели, а сердце так часто забилось, что стало сбиваться дыхание. – Кто ты!? – грозно спросил он тяжелым утробным голосом и взял меня тонкими длинными пальцами с длинными заостренными ногтями за подбородок. – Простите, простите! Мы помешали вам! – залепетала я, – Мы сейчас уйдем и больше вас не потревожим. Простите, пожалуйста! Мы уже уходим…Но договорить мне не удалось. Но он молча смотрел мне в лицо, медленно поводя из стороны в сторону головой. Я почувствовала, как обжигающий холод начал змеится по всему моему телу, лишая все мои мышцы движения. Мне казалось мое трепещущее сердце, кто-то сжал своей безжалостной рукой и мог в любой момент его остановить. Мне никогда еще так не было страшно. Тело обмякло, лишившись стремления к сопротивлению и полностью подчиняясь воле этого человека. Он мог сделать со мной все что угодно. Я всецело была в его власти. Мой пес, словно очнувшись отчаянно скуля от страха, повинуясь своей мисси, защищать меня, бросился ко мне на помощь. Но человек махнул рукой и мой защитник, мой Джек, качнувшись несколько раз на ватных ногах, повалился набок. Я в свою очередь собрала последние остатки сил и как могла, бросилась на нашего обидчика. – Не смей трогать мою собаку! Что ты с ним сделал? Тебе так это даром не пройдет. Я прыгнула на него с кулаками, пытаясь ослабшими руками ударить его. – У меня есть электрошокер, сейчас так тресну тебя, псих ненормальный, мало не покажется. Но угрозы были бесполезны, он издал неприятный шипящий звук и приблизил ко мне свое бледное, как тонкий китайский фарфор лицо, посмотрел прямо в глаза– мне показалось, что мои ноги оторвались от земли, и я повисла в воздухе на высоте нескольких сантиметров. – Он спит. Ничего с ним не случится. Я чувствовала, как мое сердце еще сильнее сжали, словно он держал его, оголенное, в своих руках, и вскрикнула от накатившей боли, полностью лишившись воли к сопротивлению. Он протянул ко мне тонкий, длинный, похожий на лапку паука палец и поддел каплю крови с подбородка. Я даже и не заметила, прорываясь через кусты северной акации, оцарапала щеку и маленькая капля, оставляя тонкую линию, скатилась к подбородку. В глубине его черных глаз засветилось бордовое сияние, а выражение красивого лица исказило зловещие выражение. Он потер кровь между большим и указательным пальцем, потом зажмурившись, от удовольствия приложил к своим губам из под которых едва выглядывали два острых белых зуба. – Ты красивая. Это будет приятно в двойне. Но потом резко отпрянул. Оставив меня стоять на ослабленных ногах. – Pulchra valde! Sed quia damna. O quam pietatem , 1– грустно произнес он. – Уходи несчастная. Он слегка повел тонкой кистью руки над собакой. Джек медленно встал и исполняя немой приказ, покорно поплелся к кустам. Я попятилась следом не в силах, что-либо сказать в ответ, испытывая лишь животный страх. Темный незнакомец, потеряв ко мне интерес, направился к черному входу в подземелье, увлекая за собой волны извивающегося тумана.

Я заработала руками, царапая их в кровь, раздвигая плотно сросшиеся кусты и одновременно толкая Джека вперед, как вдруг услышала:– Cependant!2Я обернулась. Он стоял перед развалинами, отклонив голову ко мне и завернувшись в черный плащ-тальму3, его полы слегка колыхались от легкого дуновения сквозняка идущего из подземелья. На белом лице застыла «маска» страдания. – Мне одиноко. Я не разговаривал ни с кем, очень много лет. Возможно ты сможешь скрасить мое уединение. «Бедняга! Мне жаль тебя, но у меня нет желания составить тебе компанию для общения! Псих! А я с психами не общаюсь, поищи себе кого другого» – подумала я. Но он был настойчив, его голос парализовал мое сопротивление. – Я хочу, чтобы ты пришла ко мне. – Да я приду, – выдавила я из себя. «Боже, лишь бы только выбраться отсюда побыстрее, из этого проклятого парка. Больше моя нога не ступит сюда никогда!». – Дай мне слово! Как только будет полная Луна, ты придешь ко мне, – звучало за моей спиной, накатывая волной и едва не сбивая меня с ног на колени. – Я даю тебе слово!«Только отстань от меня», – ответила я про себя. – Помни!Я увидела краем глаза, как темный незнакомец, шагнул и словно провалился в черноту входа в подземелье. Мы с Джеком вернулись домой уже, когда на востоке начало светать. Дрожа от страха, размазывая слезы по лицу, я залезла под горячий душ. Все что я хотела – это забыть свое жуткое ночное приключение. Но я не знала, что дала обещание вампиру. Он знал мою кровь, поэтому если бы я уехала на другой конец света, изменила имя, сделала пластическую операцию, даже улетела на другую планету – он нашел бы меня. Моя жизнь, после этого ночного случая, безвозвратно изменилась. Меня мучили тяжелые ночные кошмары. Просыпалась ночью в холодном, липком поту дрожа от страха, от того что мне казалось, что кто-то сдавливает мое сердце, поджимала ноги, куталась в одеяло и с ужасом смотрела на щель между половицей и дверью. Мне казалось, что вот-вот сквозь из нее начнет ползти белесый туман, все ближе и ближе подползая к моей кровати, забираясь на нее и лишая меня воли. Я еще сильнее поджимала ноги, словно уже слышала его тихие шелестящие шаги, черную дымку шлейфа от движения. Сердце сжималось, готовое, остановится, я испуганно прислушивалась к каждому редкому биению. Так я иногда просиживала до утра, затащив Джека на постель, чего раньше ему не позволяла, пока солнечные лучи не разгоняли мрак за стенами дома. Потом обессилено, голова падала на подушку, я заспала на пару часов перед началом лекций в институте. Окна гостиной, моей двушки, выходили в парк. Я теперь не заходила в нее. Однажды, затаив дыхание, едва касаясь, пола все же зашла. Глядя на поверхность парка с высоты 9 этажа мне казалось, я вижу черный силуэт одиноко стоящий посреди парка среди волн, струящегося, как клубки змей между деревьев, тумана и он смотрит в мою сторону. Конечно же, не было речи о прогулках с собакой в парке. Джек сам тянул поводок как можно дальше от него, вглубь города – там, среди множества людей, машин, магазинов, ошибочно казалось безопаснее. Но чем ближе было полнолуние, тем сильнее было воздействие ночных кошмаров. Мой рассудок путался, перемешивая реальность и ночные бодрствования, превращая мою жизнь в невыносимое ожидание. Внутренний голос, беспокойно, все громче и настойчивее говорил мне, что я не смогу избежать пугающей встречи в полнолуние. Это неизбежно. Иначе я просто сойду с ума. Говорят, что полнолуние непростое время – это лучшее время избавиться от страхов и лучшее время для начала новой любви. Для меня полная Луна означала, что превозмогая ужас в душе, я должна идти в темный парк на встречу с человеком, которого я теперь боялась больше всего на свете. Я в полной мере стала понимать цену опрометчиво данным обещаниям. Но был ли у меня выбор?Я вошла в парк, едва дыша от страха, странно, но плотно сросшиеся кусты, словно незаметно расступались передо мной, открывая мне неизвестные тропинки и дорожки. Я шла в этом едва заметном движении, как в зачарованно мире. В свете Луны покачивающаяся трава казалась волнующимся черным шелком. Ее поблескивающие стрелки стеблей касались друг друга, их шелест был похож на тихий шепот– Она-а-а идет-т-т-т, – шепот наполнял все вокруг, сопровождая меня. Неожиданно все стихло и в полнейшей тишине, мне открылся уже знакомый пустырь, и посреди него стояла черная фигура. Я остановилась не в силах сделать еще хоть один шаг. – Ты пришла. Подойди, – сказал он, протянув ко мне руку. Превозмогая страх, я подошла. – Твое сердце бьется, как испуганная птица в клетке. – Я боюсь, мне очень страшно, – честно призналась я. – Назови свое имя. – Соня, – тихо ответила я. – Я не причину тебе вреда Соня. Для этого нет надобности. Это немного приободрило меня. – А как твое имя?Он помолчал, словно что-то обдумывая и ответил:– Константин. Я уже догадывалась кто он на самом деле. Но разум отказывался верить в существование существ подобных ему. – Ты вампир?– Да. Я знала, что услышу в ответ, но все же, как трудно в него поверить. Он был настоящий вампир, а не этот бутафорский сумасшедший коих хватает в наше время. Бледное фарфоровое лицо, в обрамлении длинных черных волос, яркие неестественно красные губы, тонкие пальцы, оканчивающиеся слишком длинными для мужчины белыми заостренными ногтями. И запах. Нет, это не был неприятный, пугающий любого живого человека– запах тлена. Скорее всего, он был похож на запах очень старых книг на забытой читателями полке в очень старой библиотеке. Когда одна из составляющих старой бумаги лигнин разлагается под воздействием кислорода, высвобождая смесь запахов состоящих из запаха горького миндаля, яблочных семечек, сладковатый запах старой ванили и чуть терпкости толуола. – Я уже столетие ни с кем не разговаривал. Он грустно посмотрел на меня и подстав руку продолжил:– Ты не против небольшой прогулки? Мне будет приятно. Я покорно взяла его под руку, и мы молча пошли по тёмной алее освещаемой лишь скупым светом Луны. В нем все искажалось, каждый предмет или существо получал странное фантастическое очертание. Это был мир Константина. Сотканный из простых изображений, отрывистых видов. Но из-за своей проникающей в друг друга многослойности очень похожий на обветшалые гобелены, снятых со стен заброшенных замков. Старые ветхие гобелены, где уже отсутствует часть шелковых нитей, а оставшееся местами выцвели, потеряв цветность, тем самым придав миру один тусклый, из смеси оттенков серого пепла и землистой охры, цвет. Мы шли мимо кустов усеянных черными цветами, они, подчиняясь странным законам природы, поворачивали свои бутоны в нашу сторону. Когда Константин проходил мимо них, раздавался характерный шелестящий звук, замерзающего растения и от цветов медленно поднималась вверх сине-черная дымка. На ветвях, среди мелких острых шипов, сидели молчаливые птицы с обтрепанными перьями. Они не пели, лишь молча смотрели на нас своими маленькими черными глазами-бусинками. Мы шли мимо них, они, как и бутоны цветов поворачивали свои высохшие головки в нашу сторону. Несколько слишком худых кошек, похожих на неудачную работу таксидермиста молча смотрели из-за плотно переплетённых стеблей кустарника, провожая нас взглядом пустых черных глаз. Вокруг стояла мертвая тишина, нарушаемая лишь редкими одиночными звуками похожими на угасающее эхо. Щелчок ветки – тишина, хлопок обтрепанных крыльев тусклого мотылька – тишина, падение капли с листа дерева – тишина, шелест травы – тишина. Каждый звук растворялся в пространстве, словно неудачно взятая нотная тональность. Здесь не было настоящей жизни, она омертвела наполовину, застыла в одном мгновении, потеряв радость бытия живого существа. Дорожка аллеи выложенной кирпичом, выводила к небольшому озеру. Из стоялого зеркала воды торчали сотни недвижимых голов маленьких рыбок. Они, как и все встреченные нами обитали, парка не издавая не единого звука, всплеска, смотрели на нас маленькими черными глазками. Их полупрозрачная кожица была лишена части блеклой чешуи, и сквозь, нее просвечивали белые кости рыбьего скелета. – Ах, – я не удержалась и воскликнула, – я даже не подозревала, что в парке есть озеро. – Да, – грустно подтвердил Константин, – когда я был ребенком, я любил приходить сюда, сидеть на его берегу, бросать хлебные крошки рыбам. Там есть старая беседка, – он указал в сторону. – Прошу, расскажи мне о себе. Я сказала это искренне, мой страх перед ним сменился необъяснимой жалостью к нему. Мы прошли к обветшалой деревянной беседке стоящей на берегу небольшого озера. Некогда белая краска на ней облезла, местами отслоилась, закрутившись, как деревянная стружка. Она была местом отчаянного одиночества, покинутого уединения. – Мне трудно вспомнить, что когда-то я был человеком, – Константин грустно улыбнулся, – Мне было всего двадцать четыре года, когда я прошитый французской картечью лежал на окровавленной земле, придавленный своим мертвым боевым конем и прощался с жизнью, я знал, что смерть была близко…Константин был из ветви старинного валахского дворянского рода носившего фамилию Апостолы, который в 1654 году перешёл на службу русскому царю. Ему было всего двадцать четыре года, когда он в составе кавалергардского полка учувствовал в знаменитом сражении при Аустерлице. Константин в первых рядах под командованием генерал-майора Депрерадовича учувствовал в атаках на ряды наступавших французских егерских войск. Они прикрывали отход гвардейских полков русской армии. Жестокая битва длилась недолго. Полегла половина кавалергардов. Шрапнель убила под ним лошадь и одна из них попала ему в живот с левой стороны. – Жизнь утекала из меня вместе с кровью. Умирать в двадцать лет – это так глупо, так противоестественно. Но я остался жив. Я пришел в себя в санитарной палатке вокруг были раненые. Мои окровавленные бинты и куски копры свисали с моего скорбного ложа до самой земли, которая и так повсеместно была пропитана кровью моих несчастных товарищей. Я с ума сходил от криков, стонов и плача стоявшего вокруг. Лазаретный служитель, осмотрев меня, позвал главного лекаря госпиталя. Тот грустно покачал головой, и мне стало понятно, что хоть я и остался жив, то ненадолго. Меня отнесли к стенке палатки умирать. Я у своей маменьки был один, поэтому уходя на войну, получил в подмогу и сопровождение моего воспитателя дядьку старого казака из Миргорода, который по молодости еще служил моему деду, бывшему там хорунжим. Нашел он меня у той самой стенки санитарной палатки едва живого и повез в родной дом умирать. Я слушала повествование из совершенно другого мира. Он перестал существовать задолго до моего рождения, но как странно было, сейчас слушая его ощущать близость с ним во времени. – Моя бедная мать, была в неутешном горе. Ведь она понимала, что дни мои сочтены. Ее единственное дитя умирает в самом прекрасном возрасте. Последние дни я находился в горяченном бреду, заражение крови вызвало гангрену и излечить меня, не было никакой возможности. Однажды, ночью я очнулся от звука голосов. В соседней комнате моя несчастная мать с кем-то разговаривала. Голос дрожал и срывался. Она умоляла и о чем то просила. Второй голос был страшен настолько, что даже мне, человеку которому терять уже нечего, было жутко. Наконец голоса стихли. Раздались шаги. Открылась дверь, стало невыносимо холодно, я чуял запах сырой земли– на пороге стоял он. Я слышал о нем. Но всегда считал это выдумками и семейными страшными преданиями. Это был мой очень далекий предок по валахской родовой линии, о котором в семье избегали вспоминать и если говорили, то со страхом, называя разными другими именами. – Это был Дракула? – едва слышно от волнения спросила я. – Влад III Цепеш, – соглашаясь, грустно склонил голову Константин и продолжил, – он медленно подошел ко мне, я еще был человек, поэтому чувствовал трепет в своем сердце. Я смотрел ему в глаза, понимая, что ничего страшнее в своей жизни не видел, даже на поле боя. Моя мать бледная, как простыня со свечой в дрожащей руке, стояла в дверях, с ужасом смотря на меня. Огненные блики прыгали по стенам, отчего казалось, сам ад поднялся в мою комнату. Чтобы спасти своего сына она совершила безумную ошибку – призвала его, и он пришел. Он наклонился надо мной, и что-то говоря на неизвестном мне еще языке, погрузил свои зубы в мою шею… Я умер, для мира людей. Слушая его рассказ, все, что было разумного во мне, сопротивлялось реальности происходящего. Это было невероятно, но не поверить было невозможно. Потому что это происходило на самом деле. – Ты потомок первого вампира, – моему удивление не было предела, он даже пересилил страх. – Нет, Дракула не был первым вампиром. Первым вампиром был Хефт-Хайбит. – Кто это?– Хефт-Хайбит был сыном египетского бога солнца Ра и земной женщины. Ра приблизил его к себе, передав ему часть божественных свойств. Он путешествовал вместе с ним по небосводу на солнечной барке. Но Ра не мог сделать его кожу золотой как у остальных богов. Это сделало его сына завистливым и недовольным. Он хотел большего. Хефт-Хайбит возгордился и задумал свергнуть своего отца, чтобы занять его место. Но он не знал одного. Даже наделенный божественной природой своего отца он не мог стать богом– тем, кто вышел из первородного океана, хаоса. Он подбил на мятеж против своего отца людей. Началась величайшая война людей против богов. Ра снова наделил богиню Сехмет невероятной силой, и она уничтожала все живое, на Земле заливая землю кровью. Ра увидев истребление рода человеческого, опечалился участи людей и решил жестоко наказать Хефт-Хайбита. Он проклял его, низверг, сбросив с золотой солнечной барки на темную землю. Он навечно, запретил ему под страхом смерти являться пред его очами. Если бы лучи Ра коснулись его, то Хефт-Хайбит сгорел и умер в муках. Великий Осирис повелитель загробного мира отказал ему во вхождении в свое царство. Стражам Ворот загробного мира было строжайше запрещено его впускать и отзываться на свои имена. Он обрек его вечно скитаться на земле. Теперь только ночь, мрак и забвение были уделом его обитания. В нем сохранилось немного сущности от бога – это бессмертие, что даровал ему его отец, но поддержать его он мог, только питаясь кровью людей, которые были созданиями Ра. – А ты пьешь кровь людей? – осторожно спросила, проклиная себя за столь глупый вопрос с очевидным ответом. – Да, – сказал Константин.

Я вновь вспомнила, где я нахожусь и с кем, от страха прижала ладонь к губам, но не выдержала и все же спросила:– Они умирают? Ты убиваешь их?Константин вскочил, ярость перекосила лицо, он был страшен. Оно вытянулось, заострив скулы, кончики ушей, по белой коже поползла серая паутинка тонких вен и капилляров. Глаза светились зловещим бордовым светом. Зубы стали острыми как шипы. Он приблизил ко мне свое лицо, я опять почувствовала леденящий холод. Его руки с длинными заостренными пальцами потянулись ко мне. Рыбки в пруду испуганно исчезли под воду, даже не оставив кругов на воде, маленькие птицы с иссохшими головками затаились в затихшей листве – все замерло в трепете и страхе. Не было слышно не единого звука, кроме злобного голоса вампира. – Я не хотел быть вампиром! Это не мой выбор! Ты даже представить себе не можешь невыносимое чувство голода которое испытывает носферату! Оно гонит меня в ночь искать жертву. Но я не вонзаю зубы в горло жертвы, как пес желающий насытится кровью и плотью. Я не лишаю жизни человека испив всю его кровь для развлечения. Это высший акт. Милость для жертвы. Это источник сил и жизни для меня. Это зов проклятья. Я проклят Богом и богами, мой удел быть на тонкой грани между жизнью и смертью. Это тяжкое наказание ощущать себя живым и знать, что во мне на самом деле сущность мертвеца. Но я знаю – я не труп, потому, что кровь жертв дает возможность мне прикасаться к жизни… Чувствовать ее…В его глазах погасло бордовое пламя, осталось лишь страдание. Я раскаиваюсь за свой опрометчивый вопрос, отчаянно бросилась ему на грудь, едва сдерживая слезы. – Прости! Я не хотела причинить тебе боль! Ведь я даже не представляла, что такое возможно!Он со вздохом обнял меня, прижимая к себе. – Ведь ты же хотел меня убить, лишить жизни, тогда в первый раз, я помню, но тебя что-то остановило. Что?Я, обратив к нему лицо, смотрела ему в глаза. Во мне не было страха, меня влекло к нему, это было совершенно новое неизвестное для меня чувство. Константин отвернулся от меня. – Тебе пора уходить. Скоро взойдет солнце, оно погубит меня. Но я не могла уйти не получив ответ. – Прошу скажи. – Я скажу тебе, когда ты сама узнаешь причину, – ответил он неопределенно, но настойчиво продолжил, – тебе пора уходить. Иди. Испытывая сильное смятение чувств, я молча побрела по аллее подсвеченной предрассветным сиянием. Я замерев ожидал что он это скажет и он сказал:– Я хочу, что бы ты снова пришла. Я повернулась. Константин стоял у входа в свое подземелье. – Я обязательно приду, – ответила я, чувствуя, как смертельная усталость постепенно захватывала одну мышцу моего тела за другой, – я приду, – повторила я. Моя жизнь изменилась навсегда. Я стала жить лишь ожиданиями встреч с ним. Все остальное время я просто действовала, как робот, потеряв ощущение жизни, простого земного существа – человека. Мои близкие друзья незаметно покинули мой круг общения, я не жалела об этом, и даже мой пес стал сторониться меня. Дело дошло до того, что он позволил себе несколько раз рычать на меня, отказывался подходить ко мне. Весь зарос, ходил не вычесанный со свалявшейся шерстью. Один раз он даже попытался меня укусить, клацнул зубами всего в паре сантиметров от моей руки. В квартире я не убиралась уже очень давно, и она стала превращаться в заброшенное жилище. Вещи, брошенные в беспорядке, не мыте полы, гора грязной посуды в мойке. Царство беспорядка и пыльного запустения. Моя мама, придя ко мне, была в ужасе. Еще она не могла никак понять, откуда дома этот странный, стойкий запах, разлагающегося лигнина – миндально-яблочно-ванильный аромат, который никак не выветривался с помощью всех раскрытых окон. Она пыталась поговорить со мной, но натыкалась на стену отчуждения и безразличия. Я стала другой. Любовь с вампиром это нечто абсолютно невообразимое. Трудно поддающееся описанию человеческим языком. Его холодная страсть захватывает вас, так сильно, что лишает желания возвращаться в жизнь дня. День для вас кажется мучительной и бесполезной фазой суток. Представьте себе, что с вас сняли кожу, оголив тем самым чувственность нервных окончаний настолько сильно, что даже боль перерастает в удивительное длительное наслаждение. Вампир ненасытен не только, испытывая голод крови, но и в любви. Константин говорил, что в этот момент, он чувствует возвращение на мимолетное мгновение, настоящей жизни, и пытается удержать это забытое ощущение любыми способами. Но злая ирония в том, что любовь не свойственна вампиру. Он олицетворение зла и смерти. Любовь в мире вампира редкое, чуждое противоестественное явление, но если это происходит, он испытывает невероятные муки между тяжким выбором – свой неодолимый голод крови и любовь к живому человеку. Это еще одно сверх изощрённое проклятье, данное ему в наказание. Оно ломает его сущность, но не избавляет его от самого себя. Но последующие события, зародившись, независимо от меня, как снежный комок, он покатилися, и вдруг неожиданно остановился передо мной одним огромным снежным комом, готовым меня смять. Это была жизнь дня – реальная и такая же беспощадная, как жизнь ночи. Мама, в конце концов, обеспокоенная моим безразличным состоянием к жизни и ухудшающимся показателями моей учебы в институте забила тревогу. Но сделать со мной ничего не могла – я замыкалась в себе все больше и больше. Открывшись лишь только для него. Последней каплей в ее терпении стало пугающее происшествие. Я потеряла сознание прямо на паре в институте. Я и раньше частенько мучилась головными болями, кратковременными потерями сознания. Все списывала на утомление и усталость, но последний случай был действительно серьезным. Она потащила меня к врачу, я сдавала анализы, проходила осмотры, и, в конце концов, врач отправил меня на МРТ. Так я узнала ту причину, которую скрывал от меня Константин – опухоль головного мозга. Страшный диагноз, как приговор. Помню, как мы с мамой сидели в кабинете. Она разговаривала с врачом, а я смотрела в окно, на улицу, где две дворовые кошки, выгнув спины, стояли друг против друга. Я пропустила начало разговора, как мама вдруг не с того ни сего стала заикаться разговаривая с доктором, ее лицо побелело и мелко задрожала нижняя челюсть, она закрыла ладонями лицо. Ее плечи сотрясались от рыданий. Странно, но мне было всё равно. Я думала о нем. О ближайшей встрече с ним. Не было для меня ничего важнее. Но все же до меня дошло, хотя понимание доходило медленно, что мне осталось жить совсем недолго, и скоро я умру – мне стало страшно. После заката, ночью я не пошла в парк к Константину, хотя меня, как и прежде неумолимо влекло к нему, в его странный грустный мир. Не знаю почему. Я просто лежала на кровати, бессмысленно смотря в потолок. Даже душераздирающий вопль где-то на нижнем этаже нашего подъезда не вывел меня из этого равнодушного ко всему состояния. Я лишь отметила про себя, что э то был сильный крик наполненный ужасом и страхом. Внезапно я почувствовала, знакомый холод и сквозь тончайшую щель между половицей и дверью зазмеился белый туман. Как в моих кошмарах. Темная комната исказилась, потеряв четкость углов и стен, дверь медленно открылась, на пороге высился черный, тонкий силуэт Константина. – Ты не пришла, – печально сказал он. Потом посмотрев на меня своими черными глазами, обхватил ладонями рук мое лицо, с тоской произнес:– Ты узнала о своей болезни. Я заплакала. Слезы текли по моим щекам, стекая на его белые как фарфор руки. – Да. Я боюсь. Сделать ничего нельзя. Он обнял меня и прижал к себе. – Константин, я больше не увижу тебя. – Нам нужно на время покинем твой дом. На мой вопросительный взгляд он ответил:– Здесь есть много неприятных для меня вещей. Которые причиняют мне боль, они жгут меня. Похоже, он намекал на несколько икон с ликами святых, Богородицы и Христа, что мама расставила по всей квартире. Он повел рукой, створки окна раскрылись, подняв меня на руки, Константин ступил на подоконник и взмыл в воздух. Мы летели в прохладном воздухе на фоне огромной Луны. Его черный плащ-тальма распластался в стороны, хлопающими в потоках воздуха полами, как большие черные крылья. Я, прижавшись к его груди, смотрела ему в глаза. Внизу медленно проплывали улицы ночного города. У меня было предчувствие, что это уже не мой мир. – Тебе нравится? – спросил Константин и коснулся своими губами моего лба. – Да это так чудесно. Я не знала что это возможно. От восхищения я даже забыла о своих бедах. Он крепко держал меня в своих руках, я, раскинув расслабленные руки в стороны, чувствовала, как потоки воздуха проходят между пальцев руки. Звезды были так близко, что казалось, протяни руку и стронешь их с небосвода. – Соня, я помогу тебе. Ты не будешь живой, как сейчас, но ты не познаешь тлен и разложение. Твоя смерть остановится навсегда, не успев превратить тебя в мертвое тело, лишенное сознания. Он помолчал. – Это не простое решение, но ты должна принять его сама. Это выбор, которого не было у меня. Я понимала, о чем он говорит. – Ты хочешь, чтобы я стала такой же, как и ты?– Да носферату. – И я не умру?Мое сердце радостно забилось. – И я никогда не расстанусь с тобой?Мы остановились паря в воздухе высоко над городом, в ореоле огромной Луны. Восходящие потоки воздуха трепали наши волосы и холодили губы. Я чувствовала, как мое сердце сильно билось, оно билось для нас двоих. – Ты не умрешь… Но мы уже никогда не будем вместе, – грустно сказал Константин. – Как только ты станешь вампиром, мы престанем любить друг друга. Это плата – не знать любви себе подобных. Бог настолько мстителен, что по его злой иронии, мы проклятые, не можем любить друг друга, вампир может любить только живого человека. И каждый раз выбирать между любовью и зовом крови, жаждой, голодом. … Каждый вампир бесконечно одинок в своем существовании. Моя радость мгновенно улетучилась. – Мне придется выбирать, остаться, хоть и ненадолго с тобой и я тогда точно умру? А если я соглашусь, мне придется, так же как и ты забирать жизни людей. Осушая от крови их тела?– Да, – коротко бросил он, – это цена выбора для «проклятого». Мы в грустном молчании парили в воздухе, приближаясь к моему дому. – Ты дашь мне время подумать?Я даже не представляла, какое решение будет для меня правильным и будет ли оно правильным? Но я чувствовала в себе желание остаться. – Завтра, ночью, ты сделаешь свой выбор, которого не было у меня. Завтра я буду ждать тебя, после полуночи там, где мы впервые увиделись. Я люблю тебя, поэтому, с благодарностью приму любое твое решение. Он оставил меня на подоконнике моей квартиры и растворился в темноте ночи, хлопнув несколько раз полами плаща, словно крыльями летучей мыши.

На следующий день, утром стало известно, что в нашем подъезде, на втором этаже скоропостижно скончалась молодая женщина. Я знала, что в этом повинен Константин. Никто другой не мог объяснить ее кончину, ведь она была абсолютно здоровой, и ничего не предвещало беды. Вызывали подозрение лишь только две маленькие ранки на ее шее. Но ведь вампиров не существует…Я знала ее, но к своему удивлению ничего не чувствовала. И это решило все. Итак, мой дорогой дневник, ты знаешь, какое я приняла решение. Это путь проклятой. Этот мир влечет меня. Я с первых минут знала, что хочу остаться в нем. Остается вопрос, мы не будем с Константином вместе… Что ж посмотрим. P. S. Возможно кто-то найдет мой дневник, и прочитав его узнает мою историю. Возможно, вы осудите меня, но спросите себя, какой выбор вы бы сделали, окажись на моем месте?1– Очень красивая! Но повреждена. Ах, как жаль. – (прим. перевод лат. )2– Впрочем! – (прим. перевод франц)3 Длинный мужской плащ без рукавов носимый преимущественно в начале 19 века. – прим. автора.