Улыбка

Рассказ:

Это был совершенно обычный январский день. Светило яркое солнце, снег, выпавший прошлой ночью, хрустел под ногами, оконные стекла были оплетены узорами инея, а морозный воздух приятно щекотал ноздри. Я в приподнятом настроении шел к одному своему знакомому, чтобы забрать у него кое-какие вещи. Алексей (так его звали) жил на другом конце города в частном секторе. Если вам доводилось бывать в маленьких провинциальных городках типа нашего, то вы наверняка обращали внимание на скопления покосившихся от времени деревянных одноэтажных домиков, построенных, наверное, еще в сороковых. В одной из таких избушек и жил мой приятель. Эта, с позволения сказать, недвижимость досталось ему от покойной прабабки. Его дом выделялся среди других наличием покосившегося цинкового забора. Благодаря этому, я довольно быстро нашел его. Хозяин дома открыл на мой стук. Одет он был в какую-то замызганную рубашонку и старые джинсы и, несмотря на мороз, не испытывал, казалось, никого дискомфорта. — Привет, Леха, — немного растерявшись от его нестандартного для середины января внешнего вида, выпалил я. — Я тут, видно, не вовремя?— Это ничего, — перебил меня Алексей, растянув на лице какую-то загадочную улыбку. Внезапно подул сильный ветер, и я, съежившись от холода, натянул капюшон. — Ты заходи в дом, а то замерзнешь, — Леха, не снимая с лица нарочитой улыбки, кивнул в сторону дома. В доме я почему-то не почувствовал никакого тепла — казалось, что внутри даже холоднее, чем снаружи. Оглядев комнату, я заметил ужасный даже для обитателя подобной избушки беспорядок. Повсюду валялись столовые приборы, битые тарелки, какие-то перья, пакеты и прочий невесть откуда взявшийся мусор. Казалось, что жилище было заброшено лет так двадцать назад. В воздухе витали пыль и неприятные запахи гниющей древесины и старого заплесневелого ковра на стене. За все время моего пребывания в доме его хозяин, обычно болтливый и задорный паренек, не произнес ни звука. Чтобы хоть как-то прервать гробовое молчание, я решил спросить Алексея о причине такого беспорядка. — Ты проходи, не стесняйся, я тут просто ремонт затеял, — как будто прочитав на моем лице недоумение, сказал он. Я ощущал все нарастающую тревогу. Будто почувствовал что-то ненормальное, нездоровое во всем происходящем. Что-то тут явно было не так. Меня одолевало беспокойство. Взгляд мой нервно бегал по комнате, пытаясь нащупать ту деталь, которая создавала эту чудовищную неправильность происходящего. Пожарный топор, приставленный к стене, куча перьев в углу комнаты, странный, сладковатый запах. Сердце бешено стучало, на меня накатывается волна необъяснимого страха, окутывая словно липкой пеленою. Леха смотрел своими выпученными, немигающими глазами, буквально буравя меня своим взглядом. Он все еще улыбался. Его улыбка не выражала ни насмешки, ни радости, ни даже безумия. Нет, люди так не улыбаются, и не могут улыбаться. Ряд длинных белых клыков, испачканных кровью и перьями, блестел в ужасающем оскале. Рот был растянут очень широко и искривлен в какой-то гротескной гримасе, кожа будто была натянута на череп, скулы обострились, щеки словно ввалились внутрь. — Ты чего, что ты смотришь? — заикаясь, спросил я, пока его рука медленно тянулась за топором. — Жду, пока ты отвернешься…Каждый удар сердца отдавал в голову. Расстояние от дома до калитки я преодолел за два прыжка. Не знаю, преследовало ли оно меня, да и не хочу знать. Я просто бежал, так быстро, как только мог, не оглядываясь, рухнув от усталости, лишь когда злополучный честный сектор уже был в паре километров от меня. Не помню, как добрался домой. Помню лишь, как напился до беспамятства и вырубился. Наутро звонить в полицию я не стал. Алексея нашли через две недели в подвале того самого дома с проломленным черепом. Две принадлежащие ему курицы были выпотрошены. В его комнате валялось много перьев и мусора. Следствие за полгода никак не сдвинулось — ни соседи, ни знакомые, часто заходившие к нему, ничего не видели и не слышали. Я никому не рассказал, что произошло в его доме в тот злополучный день — побоялся, что примут за сумасшедшего. С тех пор я очень сильно изменился. Осунулся, стал нервным и дерганным, меня стали мучить бесконечные кошмары, почти перестал общаться с людьми, хотя раньше был, что называется, душой компании. Бесконечные походы к психологам, кои я предпринимал не один десяток раз, успехом не увенчались. Прошлой ночью меня разбудила трель дверного звонка. Это был совершенно обычный январский день. Светило яркое солнце, снег, выпавший прошлой ночью, хрустел под ногами, оконные стекла были оплетены узорами инея, а морозный воздух приятно щекотал ноздри. Я в приподнятом настроении шел к одному своему знакомому, чтобы забрать у него кое-какие вещи. Алексей (так его звали) жил на другом конце города в частном секторе. Если вам доводилось бывать в маленьких провинциальных городках типа нашего, то вы наверняка обращали внимание на скопления покосившихся от времени деревянных одноэтажных домиков, построенных, наверное, еще в сороковых. В одной из таких избушек и жил мой приятель. Эта, с позволения сказать, недвижимость досталось ему от покойной прабабки. Его дом выделялся среди других наличием покосившегося цинкового забора. Благодаря этому, я довольно быстро нашел его. Хозяин дома открыл на мой стук. Одет он был в какую-то замызганную рубашонку и старые джинсы и, несмотря на мороз, не испытывал, казалось, никого дискомфорта. — Привет, Леха, — немного растерявшись от его нестандартного для середины января внешнего вида, выпалил я. — Я тут, видно, не вовремя?— Это ничего, — перебил меня Алексей, растянув на лице какую-то загадочную улыбку. Внезапно подул сильный ветер, и я, съежившись от холода, натянул капюшон. — Ты заходи в дом, а то замерзнешь, — Леха, не снимая с лица нарочитой улыбки, кивнул в сторону дома. В доме я почему-то не почувствовал никакого тепла — казалось, что внутри даже холоднее, чем снаружи. Оглядев комнату, я заметил ужасный даже для обитателя подобной избушки беспорядок. Повсюду валялись столовые приборы, битые тарелки, какие-то перья, пакеты и прочий невесть откуда взявшийся мусор. Казалось, что жилище было заброшено лет так двадцать назад. В воздухе витали пыль и неприятные запахи гниющей древесины и старого заплесневелого ковра на стене. За все время моего пребывания в доме его хозяин, обычно болтливый и задорный паренек, не произнес ни звука. Чтобы хоть как-то прервать гробовое молчание, я решил спросить Алексея о причине такого беспорядка. — Ты проходи, не стесняйся, я тут просто ремонт затеял, — как будто прочитав на моем лице недоумение, сказал он. Я ощущал все нарастающую тревогу. Будто почувствовал что-то ненормальное, нездоровое во всем происходящем. Что-то тут явно было не так. Меня одолевало беспокойство. Взгляд мой нервно бегал по комнате, пытаясь нащупать ту деталь, которая создавала эту чудовищную неправильность происходящего. Пожарный топор, приставленный к стене, куча перьев в углу комнаты, странный, сладковатый запах. Сердце бешено стучало, на меня накатывается волна необъяснимого страха, окутывая словно липкой пеленою. Леха смотрел своими выпученными, немигающими глазами, буквально буравя меня своим взглядом. Он все еще улыбался. Его улыбка не выражала ни насмешки, ни радости, ни даже безумия. Нет, люди так не улыбаются, и не могут улыбаться. Ряд длинных белых клыков, испачканных кровью и перьями, блестел в ужасающем оскале. Рот был растянут очень широко и искривлен в какой-то гротескной гримасе, кожа будто была натянута на череп, скулы обострились, щеки словно ввалились внутрь. — Ты чего, что ты смотришь? — заикаясь, спросил я, пока его рука медленно тянулась за топором. — Жду, пока ты отвернешься…Каждый удар сердца отдавал в голову. Расстояние от дома до калитки я преодолел за два прыжка. Не знаю, преследовало ли оно меня, да и не хочу знать. Я просто бежал, так быстро, как только мог, не оглядываясь, рухнув от усталости, лишь когда злополучный честный сектор уже был в паре километров от меня. Не помню, как добрался домой. Помню лишь, как напился до беспамятства и вырубился. Наутро звонить в полицию я не стал. Алексея нашли через две недели в подвале того самого дома с проломленным черепом. Две принадлежащие ему курицы были выпотрошены. В его комнате валялось много перьев и мусора. Следствие за полгода никак не сдвинулось — ни соседи, ни знакомые, часто заходившие к нему, ничего не видели и не слышали. Я никому не рассказал, что произошло в его доме в тот злополучный день — побоялся, что примут за сумасшедшего. С тех пор я очень сильно изменился. Осунулся, стал нервным и дерганным, меня стали мучить бесконечные кошмары, почти перестал общаться с людьми, хотя раньше был, что называется, душой компании. Бесконечные походы к психологам, кои я предпринимал не один десяток раз, успехом не увенчались. Прошлой ночью меня разбудила трель дверного звонка. В сердцах выругавшись на того, кто выдернул меня из постели в столь поздний час, я встал с кровати и вяло побрел к двери. Взглянув в глазок, я увидел там свою соседку по лестничной клетке. Это была низенькая, худенькая старушка лет семидесяти с вечно завитыми волосами фиолетово-малинового оттенка. Удивившись столь позднему визиту, я открыл дверь и спросил, что стряслось. Она выглядела напуганной и сбивчиво рассказала мне, будто в ее квартиру кто-то залез, и что она видела чей-то силуэт на балконе. Я согласился было осмотреть ее квартиру, так как был уверен, что «залезший» не более чем плод старческой фантазии, подкрепленной просмотрами сериалов. — Огромное спасибо, что бы я без тебя делала! — она улыбнулась, широко, слишком широко растянув рот, обнажив целый ряд острых как бритва клыков. Дикий ужас лишил меня рассудка. В следующую секунду я уже был в своей прихожей и дергал дверную ручку на себя, но ее пальцы, ухватившись за край двери, тянули ее со страшной силой. В дверном проеме появилось старушечье лицо, застывшее все в той же гримасе с растянутым ртом и неподвижными вытаращенными глазами. Из последних сил я рванул дверь на себя, услышал хруст ломающихся пальцев, рванул еще раз — и тут разделся щелчок автоматического замка. Заперев второй замок и накинув цепочку, я отполз от двери. — Я доберусь до тебя… Теперь я знаю, где ты живешь, и скоро доберусь до тебя, — звучал из-за двери старушечий голос, пока я дрожал, скорчившись на полу. Судя по голосу, она улыбалась.