Друзья всегда помогут

Рассказ:

Я очень надеюсь, что ты поймешь мое послание и отзовешься. По почте (хоть электронной, хоть обычной) я тебе написать не могу, потому что не знаю, куда писать, и телефона не знаю, и адреса — ты слишком хорошо спрятался. Но мне нужна твоя помощь, нужна так сильно, что я несколько недель ломал голову, как выйти на связь с человеком, который не хочет, чтобы его беспокоили, и к тому же чертовски хорошо умеет прятаться. И, представляешь, я нашел способ!Мне вспомнилось, что ты любишь на досуге читать всякого рода ужастики, якобы реальные случаи из жизни с признаками всякой чертовщины. Как будто тебе на работе не хватало дел, связанных с мистикой! И я решил опубликовать несколько историй такого рода на разных интернет-ресурсах, посвященных страшным историям, в надежде, что ты наткнешься на них когда-нибудь и поймешь мое тайное послание. Собственно, мне и придумывать-то особо ничего не нужно, требуется лишь взять случаи из нашей с тобой практики, да поменять имена и скрыть названия населенных пунктов…Пусть это займет много времени, мне неважно. Главное, чтобы ты понял и сделал то, что нужно. Разумеется, я не настолько идиот, чтобы называть настоящие имена. Я буду шифроваться настолько, насколько это вообще возможно. Уверен, абсолютное большинство читателей этих моих посланий будут уверены, что читают обычную крипипасту, написанную каким-нибудь бездельником. Пусть так и будет, это хорошо; главное, чтобы ты меня понял. Расскажу для начала один случай, который у нас на работе проходил под названием «Дело С-38-11». Занимался им я, и, как понятно из кодировки, случай был не самый жуткий, обычная «цэшка», да еще и расследование оказалось не совсем завершено: слишком многое осталось без ответа. Дело было так. Весной 2015 года в городе N (назвать город не берусь и потому опускаюсь до пошловатого трюка, излюбленного писателями девятнадцатого века) произошли странные и страшные вещи: пропали без вести несколько подростков из одного и того же класса, пара взрослых была убита и еще несколько детишек сошло с ума. Причем одна из этих взрослых, учительница химии и биологии Маргарита Степановна Малаева, 28 лет, была убита с неслыханной жестокостью — даже у бывалых следаков волосы на голове и прочих местах встали дыбом. Убийство это произошло в подвале недостроенного супермаркета возле городского парка. Я лично выезжал и осматривал это место. Полицейские, надо признать, старались по мере сил, опросили всех свидетелей, собрали улики, но толку было мало. Наш человек в Управлении сообщил в контору, и тогда шеф послал меня — мол, дельце как раз для начинающего специалиста…Несколько дней я рыскал по кругу: Управление — морг — школа №40 — психлечебница — опять Управление, — пока наш человек не сжалился и не отдал одно вещественное доказательство, обнаруженное в том подвале, где прикончили Малаеву. За определенное вознаграждение, понятно, отдал…Это был обыкновенный дневник — в смысле, не школьный, а такой, жизненный. Автор — некий Владимир Викторович Смолич, пятнадцати лет от роду, ученик той самой Малаевой. Он пропал без вести в ночь, когда убили училку. Собственно, все происшедшее в той или иной мере крутилось вокруг этого пацана. Естественно, полицейские стали рыть в его направлении, но вот загвоздка: Смолич пропал без вести, и никаких ниточек-зацепок. Самое интересное, что в дневнике Смолич давал подробное разъяснение всей этой чертовщине, однако никому и в голову не пришло использовать это разъяснение в качестве рабочей гипотезы. Слишком там было много мистики. Официально было решено, что убийства и исчезновения — дело рук одной печально известной радикально-экстремистской группы, которая похищала детей для того, чтобы продавать их в рабство на Ближний Восток. Чушь, конечно, но пресса и общественность требовали объяснений, а ничего лучше у нас не было; не открывать же содержимое дневника!Но то, что не годилось для ментов, прессы и общественности, вполне годилось для нашей конторы. Правда, даже приняв всё изложенное в дневнике к сведению, я добился слишком малого…Я видел фото этого парня: самый обыкновенный подросток, светловолосый, голубоглазый, довольно высокий для своего возраста, подбородок узковат, на щеке шрам. Взгляд у него робкий, мягкий и слегка настороженный. В общем, ничего примечательного. Итак, привожу здесь несколько последних записей Владимира Смолича. Грамматические, стилистические и прочие ошибки я по мере своих скромных сил исправил. Понедельник, 6 апреля 2015 г. Последнее время совсем хреново. Если бы не дневник, крыша бы уже съехала к черту. А так, когда пишешь, на душе легчает. Как раньше говорили: выплескиваешь эмоции на бумагу. Сейчас сижу в своей комнате и притворяюсь, что умер, лишь бы Илья не докопался. Он разливается на кухне, рассказывает матери, как он разнес кого-то из подчиненных, втоптал в грязь, поставил на место — короче, какой он супер-мега-альфа-самец. Я очень надеюсь, что ты поймешь мое послание и отзовешься. По почте (хоть электронной, хоть обычной) я тебе написать не могу, потому что не знаю, куда писать, и телефона не знаю, и адреса — ты слишком хорошо спрятался. Но мне нужна твоя помощь, нужна так сильно, что я несколько недель ломал голову, как выйти на связь с человеком, который не хочет, чтобы его беспокоили, и к тому же чертовски хорошо умеет прятаться. И, представляешь, я нашел способ!Мне вспомнилось, что ты любишь на досуге читать всякого рода ужастики, якобы реальные случаи из жизни с признаками всякой чертовщины. Как будто тебе на работе не хватало дел, связанных с мистикой! И я решил опубликовать несколько историй такого рода на разных интернет-ресурсах, посвященных страшным историям, в надежде, что ты наткнешься на них когда-нибудь и поймешь мое тайное послание. Собственно, мне и придумывать-то особо ничего не нужно, требуется лишь взять случаи из нашей с тобой практики, да поменять имена и скрыть названия населенных пунктов…Пусть это займет много времени, мне неважно. Главное, чтобы ты понял и сделал то, что нужно. Разумеется, я не настолько идиот, чтобы называть настоящие имена. Я буду шифроваться настолько, насколько это вообще возможно. Уверен, абсолютное большинство читателей этих моих посланий будут уверены, что читают обычную крипипасту, написанную каким-нибудь бездельником. Пусть так и будет, это хорошо; главное, чтобы ты меня понял. Расскажу для начала один случай, который у нас на работе проходил под названием «Дело С-38-11». Занимался им я, и, как понятно из кодировки, случай был не самый жуткий, обычная «цэшка», да еще и расследование оказалось не совсем завершено: слишком многое осталось без ответа. Дело было так. Весной 2015 года в городе N (назвать город не берусь и потому опускаюсь до пошловатого трюка, излюбленного писателями девятнадцатого века) произошли странные и страшные вещи: пропали без вести несколько подростков из одного и того же класса, пара взрослых была убита и еще несколько детишек сошло с ума. Причем одна из этих взрослых, учительница химии и биологии Маргарита Степановна Малаева, 28 лет, была убита с неслыханной жестокостью — даже у бывалых следаков волосы на голове и прочих местах встали дыбом. Убийство это произошло в подвале недостроенного супермаркета возле городского парка. Я лично выезжал и осматривал это место. Полицейские, надо признать, старались по мере сил, опросили всех свидетелей, собрали улики, но толку было мало. Наш человек в Управлении сообщил в контору, и тогда шеф послал меня — мол, дельце как раз для начинающего специалиста…Несколько дней я рыскал по кругу: Управление — морг — школа №40 — психлечебница — опять Управление, — пока наш человек не сжалился и не отдал одно вещественное доказательство, обнаруженное в том подвале, где прикончили Малаеву. За определенное вознаграждение, понятно, отдал…Это был обыкновенный дневник — в смысле, не школьный, а такой, жизненный. Автор — некий Владимир Викторович Смолич, пятнадцати лет от роду, ученик той самой Малаевой. Он пропал без вести в ночь, когда убили училку. Собственно, все происшедшее в той или иной мере крутилось вокруг этого пацана. Естественно, полицейские стали рыть в его направлении, но вот загвоздка: Смолич пропал без вести, и никаких ниточек-зацепок. Самое интересное, что в дневнике Смолич давал подробное разъяснение всей этой чертовщине, однако никому и в голову не пришло использовать это разъяснение в качестве рабочей гипотезы. Слишком там было много мистики. Официально было решено, что убийства и исчезновения — дело рук одной печально известной радикально-экстремистской группы, которая похищала детей для того, чтобы продавать их в рабство на Ближний Восток. Чушь, конечно, но пресса и общественность требовали объяснений, а ничего лучше у нас не было; не открывать же содержимое дневника!Но то, что не годилось для ментов, прессы и общественности, вполне годилось для нашей конторы. Правда, даже приняв всё изложенное в дневнике к сведению, я добился слишком малого…Я видел фото этого парня: самый обыкновенный подросток, светловолосый, голубоглазый, довольно высокий для своего возраста, подбородок узковат, на щеке шрам. Взгляд у него робкий, мягкий и слегка настороженный. В общем, ничего примечательного. Итак, привожу здесь несколько последних записей Владимира Смолича. Грамматические, стилистические и прочие ошибки я по мере своих скромных сил исправил. Понедельник, 6 апреля 2015 г. Последнее время совсем хреново. Если бы не дневник, крыша бы уже съехала к черту. А так, когда пишешь, на душе легчает. Как раньше говорили: выплескиваешь эмоции на бумагу. Сейчас сижу в своей комнате и притворяюсь, что умер, лишь бы Илья не докопался. Он разливается на кухне, рассказывает матери, как он разнес кого-то из подчиненных, втоптал в грязь, поставил на место — короче, какой он супер-мега-альфа-самец. Каждый день одна и та же история. Спрашивается, если он такой крутой, какого хрена его подчиненные постоянно прут против его Царской Воли? А мать сидит, охает, ахает — восхищается…Ненавижу обоих. Матери до меня и дела нет, сейчас для нее пуп вселенной — Илюша. Как вышла замуж за эту сволочь, человека будто подменили. Вот был бы жив папа, он бы обоих на место поставил…Да что я говорю? Будь он жив, Илья и на пять километров к нашему дому не подошел бы. В школе не лучше. Егор — который Тарасов, а не олигофрен Кириченко из 8 «Б» — нашел себе новую забаву, соответствующую уровню его интеллекта: красть у меня вещи и прятать где-нибудь в классе. А потом ржать, наблюдая, как я ищу. Все остальные тоже вместе с ним ржут — радуются, что Тарасов к ним не лезет. Нора попробовала было заступиться, но ее оборвала шайка Аньки Красиной: они у нас типа женская элита. Как ни странно, от заступничества Норы Гараевой мне стало еще хуже. Во-первых, жалость, она унизительная какая-то… Во-вторых, Нора у нас такая же «отверженная», как и я, если не хуже. Мать у нее пьет горькую, отца нет и не было никогда, сама Нора ходит в одном и том же который год…Заступничество от такого персонажа, как Нора, вызвало у нашей классной «элиты» буйный восторг. Егор начал орать, что мы с ней, наверное, трахаемся после уроков, и под дружный смех всего класса спрашивал, на что похож «лоховской» секс. Недаром мы за одной партой сидим вот уж сколько лет, должно между нами что-то быть. Я притворялся глухим — самая лучшая стратегия. Когда-то давно я чего-то рыпался, даже подрался с Тарасовым в первый год своего обучения в «сороковке». Егор тогда сразу позвал дружков, и меня отделали по полной программе, до сих пор на щеке шрам. После этой драки он меня прессовал по полной. Особенно когда понял, что жаловаться я никому не собираюсь. Папа тогда был жив, и расскажи я ему… Но нет, я не рассказал. Сейчас Егор уже не так злобствует. Глядишь, к концу обучения, если доживу до тех времен, и вовсе отстанет, сволочь. Боже, как я ненавижу свою жизнь!Среда, 8 апреля. Казалось бы, куда уж хуже, но хуже может быть всегда. Сижу сейчас в своей комнате, за окном ночь, лампу включил настольную, слабенькую, чтоб Илья не заметил, что я не сплю. Начну, пожалуй, по порядку. Илья месяц назад сделал мне подарок на день рождения — раскошелился на довольно дорогой пенал и после этого решил, что теперь я по гроб ему обязан. Дескать, ничего ему для меня не жалко, а я — неблагодарная скотина — должен это ценить и всегда помнить. Собственно, я уже об этом писал, но теперь меня так трясет, что лучше занять себя писанием, пока чего-нибудь не натворил. Вчера этот дебил Егор опять решил развлечься за мой счет и стащил пенал. Спрятал где-то в шкафчиках в кабинете химии — последний раз я видел пенал там. Самое плохое — то, что пропажу я не заметил. Пришел домой, а отчиму вечером приспичило выполнять отцовский долг (в его понимании, конечно). Потребовал показать дневник, оценки, домашние задания и прочую канитель. И заметил же, гад, что нет пенала!Что тут началось!Илья заводится с пол оборота. Секунду назад был человек как человек, а тут — глаза вытаращенные, рожа красная. – Ты его продал, что ли? — кричит. — Или на сигареты обменял? Куришь, небось? Ну-ка посмотри на меня, куришь?! Я ему подарок… дорогой… а он…И хлестнул меня ладонью по щеке. Больно…Я отскочил к двери, щека горит, сердце трепыхается. Страшно до ужаса: Илья не раз меня лупцевал. Это дело он любит и умеет. Как назло, мать на дежурстве в больнице, заступиться некому. Хотя она и не особо заступается, Илья и на нее может погнать; он кабан здоровый, с ним и вдвоем не справишься. – А ну иди сюда! — орет отчим, не вставая со стула. — Кому говорю?!– Я его не продавал! — пискнул я. Хотел поуверенней сказать, но когда перед тобой тип вроде Ильи, остатки мужества куда-то испаряются. — Это Егор спрятал в кабинете, а я не заметил…Самому противно стало от этого детского лепета. Но что поделать? Хорошо, хоть не разревелся, к горлу уже подбирался комок, и в носу засвербело. Думаю, из квартиры выбежать? Так на улице холодно, надо одеться, а одеться не успею — это факт. Отчим стал подниматься, медленно и грозно, — так поднимается дерьмо в засорившемся унитазе. – Я его принесу! Прям щас! — пищу я. Илья слегка успокоился. Видно, поверил, что его драгоценный подарок никто никому не продавал. Посмотрел в окно — там темень. – Сейчас, что ли? — усомнился он. Ну надо же! Он за меня волнуется, что ли? Охренеть!– Прям сейчас! — говорю я. — Туда-обратно через парк, минут пятнадцать, не больше!Отчим еще повыделывался, потом кивнул. Пенал ему дороже пасынка, уверен. Да и школа в двух шагах, прямо за парком. Парк небольшой, хоть и старый, менты там регулярно шныряют, поэтому всякая неприличная публика бывает там редко. В общем, я оделся и вышел из квартиры. На улице холодно и сыро, днем дождь прошел, изо рта пар. Вышел со двора нашего многоквартирного дома, прошел полквартала и возле недостроенного супермаркета свернул в парк. Там темень жутчайшая, только вдоль центральной аллеи светят матовые фонари. В их свете видны скамейки и мусорки, асфальт возле них усеян окурками и жеванными жвачками. Дальше высятся деревья, и — темень. Освещенная аллея ведет к проспекту Гумилева, а школа расположена правее. Обычно я срезáл путь и шел по тропинке через парк. Сейчас там темно, как в могиле. Возле тропинки я остановился, задумался. Идти по тропинке — быстрее доберешься до школы, да только страшновато. Бандитов, наркоманов и отморозков тут не бывает, я уже говорил, но всё равно страшновато…Пока думал, послышались шаги за спиной. Меня аж подбросило. Оглянулся — тетка-бомжиха, худая, вонючая, морда отекшая. Бормочет что-то. Я прислушался:– Они тебе не друзья, они тебе не друзья…Сама с собой она, что ли, разговаривает? Клянчить денег у меня не собирается, вроде. Когда она рассмеялась хриплым старушечьим смехом, продемонстрировав пять желтых зубов на весь рот, я решил, что крыша у нее уехала в неизвестном направлении уже давным-давно. Ну и пошел себе потихоньку. Бомжиха преследовать не стала. Когда я прошел метров двадцать по тропинке и оглянулся, ее уже и след простыл. Пока шел по тропинке почти в полной темноте, страху натерпелся — не описать словами! Вроде тихо и никого нет, но не покидает ощущение, что за мной следят. На полпути (я это знаю, потому что постоянно хожу по этой дороге) справа от тропинки, если идти в школу, торчит из земли древнее кирпичное сооружение, вроде как вентиляционная отдушина от заброшенного бомбоубежища; сверху накрыта шифером, заросшим зеленью мха. Сбоку оконце, раньше там была решетка, потом ее кто-то выломал. Внутри что-то типа колодца неизвестной глубины, построили еще до моего рождения и до перестройки. Пока проходил мимо этой фигни, так и ждал, что из оконца высунется скрюченная рука и схватит меня за шиворот. Но никто не схватил, понятное дело. Короче, дошел я до школы целый и невредимый, хоть и слегка вспотевший от страха. Школа вся светиться, за окнами на первом этаже виден освещенный электричеством холл — пустой и покинутый. Вахтера нигде не видать. Я вошел — двери не заперты. Наверное, сторож вышел побухать с дружками-кочегарами. Сторож у нас мужик несерьезный, но блатной: брат жены директора. Я быстренько проскочил на второй этаж и — к кабинету химии. Хотелось поскорей найти пенал и вернуться домой. Как-то не по себе мне было этим вечером, даже Илья не казался мне больше таким уж грозным. Подхожу к дверям, слышу — самое что ни на есть сексуальные охи-вздохи. Стонет баба, определенно, что-то ритмично поскрипывает, мужской голос кряхтит. Звуки совсем как в порнушке. У меня даже в ушах заложило от гремучей смеси восторга и страха. Кто же там веселиться? Кто-то из старшеклассников?Я осторожно подглядел в щелку. Обзор был премерзостный: ни черта ни видно, только парты и вытяжной шкаф. В кабинете свет выключен, освещение идет из лаборатории. – Эй, ты чего здесь потерял?Я подскочил до потолка. Блатной сторож подкрался, как привидение, стоит у поворота на лестницу, глазами вращает. Я забормотал, что ничего не потерял. В смысле, да, потерял. Пенал. Сторож поинтересовался, почему я без разрешения зашел в школу. Я ответил, что в холле никого не было, а двери нараспашку. Сторож слегка смутился, тихо икнул и велел быстрей забирать свой гребанный пенал и сваливать. В кабинете во время нашего разговора затихли, торопливо зашуршали. И выходят оттуда — я обомлел от удивления — завуч Петр Андреевич (старпер лет пятидесяти) и молодушка — химичка Маргарита Степановна. Завуч сразу на нас со сторожем напустился. Решил, видимо, что лучшая защита — нападение. Мол, чего это мы мешаем работать. Скоро, понимаешь, проверка приедет, и им с Маргаритой Степановной надо… В общем, дальше он погнал полную ересь, а у самого глазки так и бегают. Оба любовничка буравят нас со сторожем взглядами и думают, сколько нам удалось подсмотреть, да подслушать. Сторож от неожиданной выволочки вроде бы смутился. Собственно, ему плевать было, что в кабинете химии занимаются вовсе не химией, а, скорее, биологией, лишь бы выпивать не мешали. Смутился, забормотал что-то и ушел в холл. Завуч вслед за ним ушел, попутно кивнув училке. Я нашел пенал и собрался было свалить по-тихому, но Маргарита Степановна ухватила меня за плечо. – Вот что, Смолич, — шипит мне в ухо, а от самой духами прет, аж глаза слезятся, — вздумаешь кому-то рассказать про то, что видел, я тебе устрою большие проблемы… Понял? У тебя по химии и без того проблемы, так ты у меня и ЕГЭ не сдашь, понял?Будь я похрабрее, я бы понял, что это она ерунду несла, хваталась за соломинку. Ну и испортила бы она мне оценки, ну и что? Я бы ей испортил всю карьеру. Егор на моем месте с этой ситуации поживился бы, это я точно знаю. А то бы и сам потрахался с химичкой…Но это до меня уже позже дошло. А в тот момент я перепугался. И, как ни странно, из-за этого страха взял и брякнул:– Не угрожайте мне, Маргарита Степановна…У химички рожа вытянулась. – Ах ты! А ну-ка быстро взял свой пенал и брысь отсюда!Я и ушел. До дома дошел без приключений. Теперь у меня, кроме Егора и Ильи, появился еще один враг. Наверное, у меня талант обзаводиться врагами…Четверг, 9 апреля. Вчера было затишье. Я прямо не знал, что и думать. И Илья не приставал, и Егор отстал, и химичка делала вид, будто меня не существует. Кайфовый день был. Зато сегодня все эти подонки отыгрались по полной. Утром я уронил и разбил кружку за завтраком, и Илья разорался на весь колхоз. Грозил выгнать меня из дома — из-за кружки. И как мать не понимает, что он — самый настоящий псих? Таким, как он место в дурке. Или в колонии. Когда он начинает злиться, то накручивает сам себя, а потом уже не может остановиться. Я молча сидел, потому что если уйти, то будет еще хуже. Надо непременно дослушать арию Ильи Суханова. Голова разболелась. Из-за этого был рассеян и нечаянно наступил на ногу (это ж надо, чтоб так не везло!) Егору. Егор за это выкинул мой рюкзак в окно, с третьего этажа. Все учебники и канцелярия вывалились. На урок я опоздал. На какой урок, спрашивается? Правильно, на химию. Маргарита не ругалась, только холодно велела садиться. Я сел возле Норы и начал вынимать учебник и тетрадь из грязного рюкзака (он упал в лужу). И тут Нора мне и говорит шепотом:– У тебя много проблем, потому что у тебя нет друзей. Я зыркнул на нее. Будто я и сам не знаю, что у меня нет друзей! Обязательно напоминать надо?– Тебе нужны друзья, которые всегда помогут, — продолжает это чудо в перьях. — Друзья, которых боялись бы все они. И показывает на Егора с дружками. Я даже отвечать не стал. А Гараева не отстает:– Я тебя могу познакомить кое с кем. – С кем? — спрашиваю. – С друзьями, которые всегда помогут, — отвечает Нора, а глаза у самой широко открытые — и сумасшедшие. Я хотел ее спросить, что ж эти друзья не купят ей новый свитер, но вмешалась Марго. На весь класс осведомилась, нужно ли ей помолчать, пока мы не договорим. И вообще Смолич распоясался: на уроки опаздывает, потом еще и болтает без умолку. Егор с дружками захихикали. Сволочи все. Пятница, 10 апреля. Всегда может быть хуже. Сижу сейчас в комнате. Тело болит, ухо опухло до ужаса, запястье перебинтовал сам как попало. От помощи матери отказался. Надо было помогать, когда Илья меня избивал. Эта **** химичка позвонила Илье и нажаловалась на меня. Типа, на уроки опаздываю, учителя не слушаю, веду себя дерзко и вызывающе. И еще лжец. Да-да, патологический лжец. Я так понял, она своими куриными, но подлыми мозгами рассудила, что если создать мне репутацию вруна, то и насчет нее с завучем мне никто не поверит. Боже, какая дурь!Илье этого хватило. Схватил ремень и гонял меня по всей квартире. Один раз ударил кулаком под дых; я думал, задохнусь от боли. Была картина Репина: впереди я бегу и ору, огибая диван и кресла, за мной бежит Илья и орет, за ним мать и тоже орет. Хоть бы кто-нибудь из соседей ментов вызвал, что ли! Нет, сидят и делают вид, будто оглохли. Под конец я упал, разбив попутно вазу, и порезал руку об осколки. При виде крови Илья слегка пришел в себя. Я забаррикадировался в комнате. Не знаю, что и делать. Из дома уйти к херам? А куда идти-то? У отца есть сестра — старая дева. Тетя Инна. Живет в Старом Осколе. Может, туда дернуть?А деньги?Стащить у Ильи, конечно. Мне представилось, какой шум поднимет Илья, когда обнаружит, что я его обворовал… Да он меня из под земли достанет, чтобы самолично снять кожу. Ну, ничего, еще раз такое случиться, я сбегу. Тетя меня примет. Может, в суд подам на Илью за домашнее насилие. Хотя какой, на фиг, суд, у Ильи и судья, и прокурор — друзья. Вместе в баню ходят по воскресеньям. Кстати, о друзьях…… Только что позвонил Гараевой. Спросил о друзьях, про которых она мне втирала. Она, конечно, того, но чем черт не шутит… Меня скоро совсем убьют, надо что-то делать. Сейчас уже поздновато, и Нора сказала, что завтра мы можем встретиться в парке. Часиков в одиннадцать утра. Она тоже живет неподалеку. Тогда, мол, и обговорим насчет друзей. … Да ну на хер, какие у Норы могут быть друзья? Такие же блаженные, как она? Не пойду завтра никуда. Провались оно всё пропадом. Суббота, 11 апреля. Пошел, конечно. Думал-думал, а потом решил, что если не пойду, будет еще хуже, изведусь совсем. Сегодня суббота, мать на работе, Илья тоже, так что никто мне не помешал. Идиотизм, конечно, полный — верить этой чокнутой Норе. Я как ее увидел на скамейке, кормящей голубей (и разговаривающей с ними), сразу понял, что приперся напрасно. Никого рядом с ней не было, если не считать этих крылатых засранцев. – Привет, — буркнул я, подходя к ней. – Здравствуй! — пропела Нора. — Садись. Я и сел. А сам думаю: как бы уйти поскорее. – Думаешь, я чокнутая, да? — говорит Нора, а сама по-прежнему кормит голубей. Без претензий говорит, спокойно так. Голос у нее мягкий, нежный, немножко в нос отдает, будто у нее недавно был насморк. Я хотел сказать честно — типа да, думаю, что ты чокнутая. Но не сказал, само собой. А она продолжает:– Хотя не думаю, чтобы у тебя был выбор, да? Тебе остается только мне поверить. Просто поверить. – Во что поверить? — бурчу я. – В то, что у меня есть очень хорошие друзья. Они не обычные… скажем так…– Ну и где они?– Они всегда рядом, как и полагается друзьям, — отвечает Нора. Я встал. Понял, что с меня достаточно. – А еще они воркуют и дрищут где не попадя, да? — ехидно говорю напоследок. – Нет, они живут во тьме. Сказано это было вроде негромко и ровным голосом, но у меня спина похолодела. Что-то было зловещее в этих словах… Во тьме, надо же… Шизофреничка…Нора подняла на меня глаза — голубовато-зеленые, с желтыми прожилками. Я вдруг заметил, что разрез глаз у нее миндалевидный, красивый, а взгляд безмятежный такой, как у ребенка, которого никто никогда не бил, не чморил, не ругал… Хотя Норе хорошо доставалось раньше, когда у нас в классе училась Лида Шумилина — большая стерва; Анька Красина рядом с ней — ангел небесный. – Если не веришь мне, Володя, можешь проверить. Возьми вот это. Вынимает из кармана и сует мне в руку колокольчик, на вид бронзовый, хотя я в этих делах не разбираюсь. Колокольчик маленький, самый обычный и простой, на рынке в лавке сувениров можно такой же купить за копейки. Вдоль обода тянется надпись из каких-то иероглифов. Вроде бы китайских, но в китайских должно быть больше палочек. Наверное, все-таки японских. Я взял его. Он оказался холодный, словно и не лежал в кармане старой куртки. – Ну и что мне с ним делать?– Ты должен прийти в самое темное время суток в самое темное место в городе и позвонить в колокольчик…– А потом из темного места выкатиться гробик на колесах, и оттуда выскочат друзья и накостыляют Егору и Илье? — упражняюсь я в остроумии. С такой, как Нора, даже полный и абсолютный «омега» может иронизировать. Впрочем, мне тут же стало стыдно. – Они не используют гробы, — серьезно отвечает Нора. Достает еще кусочек хлеба и начинает крошить на землю. Голуби устроили у нее под ногами свалку. — Просто позвони и скажи, что тебя обижают. И что тебе нужны друзья. Они помогут. – А взамен заберут душу? — опять не выдерживаю я. Нора не обижается. Да она и не умеет обижаться. – Нет, — говорит, — настоящие друзья не ставят условий. Они просто помогут. Как помогли мне…– В смысле?– А куда, по твоему, делась Лида Шумилина? — с хитрой улыбкой спрашивает Нора. Позже. Остаток дня думал о разговоре. Чуть мозги не вывернул. Пока мать со своим садистом не вернулась, бродил по хате, зажав в кулаке колокольчик. Странно, но он не желал согреваться — так и остался холодным…Нет, хрень полная, эти ее друзья. Воображаемые приятели шизофренички, не иначе. Но… Лида Шумилина пропала без вести год назад, вышла из дома, как пишут в газетах или в инете, и не вернулась. Предки у нее богатенькие буратины, говорят, полсостояния на поиски спустили — и без толку. В конце концов все решили, что ее убили, а тело спрятали так, что и за сто лет не найдешь. Или расчленили… Потом Шумилины уехали в другой город, и постепенно о них забыли. А до этого она действительно прессовала Нору хуже, чем Егор прессует меня. У баб фантазия на всякие подлянки не знает ни границ, ни пределов. Не могли же эти ее воображаемые друзья…Стоп, а если сама Нора Лидку и порешила? Она же крейзи, с нее станется. Блин, а колокольчик тогда ей нахрена?В общем, еще какое-то время я мучил себя размышлениями, куда позволяю себя втянуть. Представим, что Нора — маньячка. И вот я прихожу в самое темное место города, а она там меня уже ждет и записывает мои пожелания…Чушь полная. Откуда ей знать, куда я приду?Короче, я бы мучился сомнениями до второго пришествия, если бы не Илья. Он пришел вечером без настроения (впрочем, как и всегда) и накинулся на меня. На этот раз ему не понравилось, что я с ним не разговариваю. Всё пошло по накатанной: сначала он ворчал, потом возмущался, потом начал орать и под конец замахнулся, чтобы ударить. Тем, кто никогда в жизни не встречался с такими людьми, трудно представить эту сцену. Но я твердо уяснил себе, что самым худшим видом садиста является домашний тиран. Я молча слушал его вопли и думал, что сегодня вечером обязательно позвоню в колокольчик в самом темном месте города. Позже. Я сделал это. Пришлось попотеть. И страху натерпелся на всю оставшуюся жизнь. Еле дождался, пока мать и Илья затихнут в спальне. Потом еще подождал, пока они заснут. Наконец, часу этак в первом ночи тихонько оделся и вышел из квартиры, как привидение. Уже ни в чем не сомневался. Пусть будет паранойя вкупе с шизофренией — главное, нужно что-то делать. Искать самое темное место долго не пришлось, я и так знал, где это. Пошел прямиком в парк и свернул на тропинку. Там, как обычно, царила непроглядная тьма. Я засветил фонарик на телефоне; луч света вырывал из темноты искаженные контуры деревьев и ветвей и разный мусор на земле. Удивительно, до чего сильно всё окружающее меняется ночью! То, что днем представляется обычными вещами, ночью поворачивается своей темной стороной и будто ждет, когда вцепиться тебе в спину…И вдруг я чуть в штаны не наложил: луч выхватил из темноты страшную фигуру с распущенными волосами и в лохмотьях. Я заорал и сразу же заткнулся, потому что чудище тоже заорало. Пригляделся — давешняя попрошайка-алкашка. Видно, часто шастала в этом парке. У них там, говорят, территория поделена. Свет слепил ей глаза, и она прикрывала лицо рваным рукавом. – Извините, — бормочу я. Стараюсь проскользнуть мимо, а сам думаю: если нарвусь на ментов, будут проблемы. Услыхав меня, попрошайка сразу перестала прикрываться и уставилась на меня. – Не ходи туда, — говорит, — они тебе не друзья!У меня колени подкосились. – Какие друзья? — говорю. — Кто?– Эти… черные… которые в темноте прячутся… они тебе не друзья, слышишь? — продолжает бормотать попрошайка. Клянусь, в этот момент мне больше всего хотелось дернуть со всех ног домой. И я бы дернул, если б вовремя не вспомнил Илью, его бешеную красную морду, Егора с его ехидной улыбочкой, да и шлюху Марго, благодаря которой у меня до сих пор болят ребра и рука… Их физиономии словно плыли передо мной в темноте. Я знать не знал, о чем болтает попрошайка, экстрасенс она или просто чокнутая алкашка, но понимал, что отступи я сейчас, другого шанса хоть что-то изменить мне не представится. Поэтому я отмахнулся от попрошайки и пошел дальше. Через несколько шагов оглянулся, посветив фонарем, — она уже смылась. Да и черт с ней. На меня напал дикий кураж. Я подошел к той самой кирпичной постройке над вентиляционным ходом. Вот где самое темное место в городе!И тут кураж стал ослабевать. Страшно было совать руку в вентиляционный проход, а потом еще и звонить. Я понимал, что всё это — шизофрения в чистом виде, но не сомневался, что сделаю это, пусть даже с мокрыми штанами. Вынул колокольчик из кармана. Другой рукой держал телефон. Прислушался. Вокруг — тишина. Где-то шумят автомобили, но тихо и редко. Я медленно протянул руку с колокольчиком в зарешеченное оконце. Замер. Протянул еще дальше. Ощутил тепло — из-под земли тянуло теплым воздухом. И я позвонил. Думал, звон в этакой тишине будет громким, но нет — колодец словно втянул в себя этот звон. Однако где-то глубоко под землей на звон отозвалось неразборчивое эхо… Или это был звук голосов?– Меня достали… — хриплым, тоненьким голоском говорю я. — Меня достали три хреновых человека. И за меня никто не заступается. А сам я ничего не могу… Мне нужны друзья. Сказал — и снова меня обступила тишина и темнота. У меня возникло явственное чувство, что из этой темноты на меня внимательно смотрят. И в эту секунду моя храбрость кончилась. Я выдернул руку с такой скоростью, будто меня хватала какая-то быстрая тварь. Повернулся и дал стрекача, не разбирая дороги. Луч света метался туда-сюда, как безумный, я сопел на весь парк. Чудом не свернул шею. Успокоился, когда вылетел на освещенную аллею. Пришел домой, смотрю — мокрый весь, будто пробежал марафон. Воскресенье, 12 апреля. Проснулся поздно. Илья не будил меня, потому что сам дрых по выходным до обеда. Смотрю на мобилу, а там три непринятых звонка от Норы Гараевой. Охренеть, чего ей надо?Перезвонил. – Привет, — говорит Нора этак спокойно. — Сходил, значит, позвонил?– А ты откуда знаешь?– Они мне сказали. С меня сон так и слетел. Вспомнил, что вчера было. То есть, конечно, ничего особенно и не было, кроме той попрошайки. Да и то, ее слова можно на совпадение списать. Мало ли о каких друзьях она бормотала. Теперь, когда светло, во всякую хрень верить не хочется. – Слушай, Нора, кто они такие, скажи мне, пожалуйста? Черти какие-нибудь?Нора рассмеялась в трубке. – Чертей не существует, Володя! А наши общие друзья существуют. И они тебе помогут, обещаю. – Как? Укокошат Егора? Что стало с Лидкой Шумилиной?Нора помолчала. Я ждал, а по спине бежали мурашки. – Не знаю точно, но они забрали ее с собой. – Убили, что ли?– Наверное, — равнодушно ответила Нора. — Мне-то всё равно. – Ну ни фига себе! — начал было я, но понизил голос, чтобы не разбудить Илью. — Это тебе не шутки…– Ее искал весь город, верно? — спросила Нора. — И что, нашли? Если друзья делают дело, то чисто. Не успел я переварить инфу, Нора быстро сказала:– Володя, если ты свободен сегодня, давай встретимся. Погуляем по парку, по набережной… И я кофейню хорошую знаю. Я поразился, наверное, еще сильнее, чем когда она говорила о своих сверхъестественных друзьях и убийстве (убийстве?) Лидки. – Гараева, ты чё, меня на свидание приглашаешь? — брякнул я, гоготнув. Трубка помолчала. Потом:– Козел ты, Смолич. И Нора отключилась. С вытаращенными глазами, откидывая одеяло, я сел в постели и снова позвонил Норе. Она долго не отвечала, видно, думала, прощать мое поведение или нет. Меня так шокировало, что Нора — та самая Нора, которая никогда ни на что не обижалась, даже на самые злостные приколы — и вдруг обиделась на меня. Значит, я сделал что-то худшее, чем все эти Лидки, Аньки и Егоры. – Да, — наконец прозвучало ледяное, прямо-таки арктическое. – Извини, если что, — сказал я. Не бог весть какое извинение, но Нора мгновенно оттаяла. – Ничего. Придешь?– Приду. Договорились вечером, после шести, встретиться у недостроенного супермаркета. Интересно, но после приглашения на свидание мы стали разговаривать друг с другом совсем по-другому. Раньше я особо не задумывался, как говорить, как строить фразы, не боялся подшутить, а теперь будто по тонкому льду ходил. И заметил, что Нора тоже стала тщательней подбирать слова. Блин, свидание, черт побери! Охренеть можно!Позже. Мое первое в жизни свидание чуть не сорвалось. Из-за Ильи, конечно. Когда я заикнулся, что вечером собираюсь погулять, он напрягся, точно почуял что-то неладное. – И куда это ты собрался, умник? — рычит. — Бухать, курить? По бабам? Хрен тебе, а не прогулки. Будешь сидеть дома и учить химию. Понял?Если до этого разговора я все еще сомневался, стоит ли вообще идти на свидание с такой персоной, как Нора, то сейчас, когда Илья встал в позу, у меня возникло ощущение, словно я потерял единственный шанс в своей жизни на счастье. Но у судьбы свои резоны (это я в одной книжке прочитал). Илье позвонили то ли приятели, то ли коллеги по бизнесу, и он сразу засобирался на встречу. Якобы деловую. Не исключено, что они ехали к местным шалавам. У матери сверкнули глаза, когда Илья начала втирать ей про «деловую встречу», но она промолчала. Как-никак он снабжает всю семью. Привыкла уже. Зато когда он отчалил, шепнула мне, что до позднего вечера ждать его не придется, и я могу пойти погулять. – Спасибо, — вырвалось у меня. Она заморгала, потом улыбнулась сквозь слезы. За эти слезы я готов был простить ей всё, даже Илью. Короче, мы с Норой встретились, как договаривались, в условленном месте и в условленное время. Нора принарядилась: раньше я никогда не видел на ней красного пальто с капюшоном и высоких сапожек. Откуда она их откопала? Неужели хранила долгое время для особенного случая? И этот случай — свидание со мной?Мне стало неловко, потому что я оделся как обычно. Мне с запозданием пришло в голову, что надо было бы купить цветы или что там еще делают парни, которые идут на свидание. Через минуту я выбросил эту дурацкую мысль из головы. Подумать только: цветы! Это ж курам на смех. Гараевой — и цветы. Блин. Странное дело, я за одной партой с этой особой сижу несколько лет, а сейчас будто язык проглотил. Хорошо, что Нора взяла функцию подержания разговора на себя. Получалось это у нее неплохо. Болтали мы обо всем в целом и не о чем в частности. Когда собирался на это «свидание», думал расспросить ее об этих ее друзьях. Но потом каким-то образом сообразил, что говорить об этом будет некстати. Так же, как и о наших общих проблемах с одноклассниками. Или о моих мучениях по воле Ильи. Просто это было бы некстати. С удивлением узнал, что Нора хорошо поет и играет на гитаре. Она показала видео на своем стареньком телефоне. Но спеть вживую наотрез отказалась, при этом уши у нее сильно покраснели. Мы выполнили план на сто процентов: прогулялись по набережной, посидели в кофейне (карманных денег еле хватило), погуляли в парке. Мне всё время казалось, что на нас будут пялиться, мол, сладкая парочка идет. Но, как ни странно, никто на нас не обращал внимания. … И когда я уже совсем забыл, что на свете существуют козлы, которые любят портить жизнь другим, один из этих козлов нарисовался. К тому времени стемнело, но ни я, ни Нора не торопились. Я тоже не переживал: Илья не появится еще несколько часов. Знаю я его. Мы сидели на лавочке в парковой аллее. И тут с гоготом и воплями со стороны школы выперло трое парней из нашего и параллельного классов. Один из них — Егор. У меня так и сердце упало. Парни орут, гогочут — вроде подвыпили. Это они часто делают. Киваю Норе — мол, пора сваливать по-тихому. Она и так поняла, что рассиживаться здесь больше нет смысла. Но мы не успели. – Вы глядите, мужики, охренеть! — завопил Егор. — Это ж наш Вова и наша Нора!Не успели мы привстать, как компания окружила нас. Егор присел рядом со мной, двое других сели на корточки. Рожи довольные, рты до ушей — ждут потехи. – Ну че, Вовчик, — орет Егор мне в ухо. Изо рта прет перегар. — Уломал ты ее почпокаться или нет?Я покосился на Нору. Ее лицо окаменело, уголки губ дернулись. Но смотрела она только под ноги. Дружки Егора заржали. – Да они уже давно, наверное, шпиляться вовсю!– Лоховской секс, ***!– У вас и такого нету! — внезапно для самого себя рявкнул я. Гопота моментально замолкла. У одного даже морда вытянулась. Я явно попал в больное место…А Егор ничуть не смутился. Улыбнулся этак сладенько, встал передо мной. Я поднял голову и тут же получил оглушительный удар в скулу. Мир перевернулся, по спине ударила холодная земля. Оказывается, я свалился со скамейки (у нее не было спинки), задрав ноги, как перевернутый жук. В голове гудело, сквозь гул пробивались веселые и злые маты Егора. Моя дерзость ему ужасно не понравилась. – Ты, ****, дерзить мне будешь? Какой-то П*др Лохотронович Чмоев будет дерзить нам, а? Не, вы слышали, как он, ****, нюх потерял? Совсем попутал, ***…Дружки снова захихикали. Как назло, на аллее никого, кроме нас, не было. Егор лихо перепрыгнул через скамейку и отвел ногу для удара. Я съежился — но удара не последовало. Потому что произошло кое-что странное и непонятное. Уже стемнело, я уже говорил. Прямо за скамейкой начинались кусты и деревья. Там темень сгустилась нешуточная. И вдруг из кустов кто-то зашептал… Шепот был странный — будто говорило сразу несколько человек. – Тарасов Егор, не смей трогать нашего друга!Сказать, что Егор обалдел, значит ничего не сказать. Он отпрянул, завертел башкой. – Кто это, блин, был?Его дружки понятия не имели, кто это был. Более того, через секунду стало ясно, что они ничего и не слыхали. На Егора было смешно смотреть: он напоминал удивленного щенка, услышавшего какой-нибудь непонятный звук, даже голову наклонил к плечу, как это делают щенки. И протрезвел, наверное. – То есть как это не слыхали? — возмутился Егор, а у самого глаза испуганные. — А вы двое, слыхали?Мы с Норой переглянулись. Нора едва заметно пожала плечами и улыбнулась одними губами. Я понял, что она тоже слышала этот хоровой шепот из темных кустов. – Ты о чем, Егор? — как можно спокойней спросил я, держась ладонью за скулу. Она слегка опухла; оставалось надеяться, что синяка не будет. А то Илья добавит. Продемонстрировать спокойствие получилось на все сто. Я вдруг ощутил такую уверенность, какую никогда не ощущал. Вот, значит, каково это, чувствовать, что за тебя всегда заступятся! От этого блаженного чувства я даже в тот момент не испугался. Егор струсил до ужаса. Но до последнего изображал, что ему море по колено. Впрочем, оставаться возле нас не пожелал, как и заглядывать в кусты, и, напоследок еще раз обматерив нас, ушел вместе с дружками. Только тогда мне стало слегка не по себе. Поглядел на кусты — там никого не было, конечно. – Не бойся, — тихо говорит Нора. — Это наши друзья. Как твоя щека, болит?– Нормально, — бурчу я. — Может, скажешь наконец, кто они такие — эти друзья? Как они хоть выглядят?Нора поглядела на меня широко раскрытыми глазами и просто сказала:– Я не знаю. Не ожидал такого ответа. – Как это не знаешь?– Просто мне не важно, как выглядят мои друзья. И кто они такие. И вообще, люди ли они. Главное, они всегда приходят на помощь. Теперь ты убедился, Володя, что они помогают?Я убедился, конечно. Еще как убедился. От этой убежденности начали коленки дрожать.

Разговор продолжить не удалось. Позвонила мать, поинтересовалась, где я, потому что уже поздно, и пора возвращаться. «Пока Илья не явился», — добавил я от себя. Понедельник, 13 апреля. Короче, тогда на вечерней аллее я не врубился как следует в то, что произошло. А потом дошло — эмоционально дошло, я имею ввиду. Простыми словами мои впечатления не описать. И страх — липкий жуткий страх потустороннего, и радость — эти потусторонние друзья на моей стороне…Короче, я неожиданно завел себе друзей и девушку (хоть даже с ней не целовался ни разу), вот только совсем непонятно, во что выльется вся эта фигатень…Сегодня Егор не пришел в школу. А после пятого урока выяснилось, что он не ночевал дома, а его предки уже подняли шум, приходили в школу, наезжали на учителей, обзвонили больницы и морги. То есть всё как обычно при исчезновении человека. Вряд ли они его найдут. Мы с Норой по этому поводу не разговаривали, но одного взгляда хватило, чтобы понять, что здесь не обошлось без наших друзей. Дружки его тоже в школу не пришли, но и без вести не пропадали. Вроде заболели. Утром на меня наехал Илья. Увидел, что куртка грязная. Я вчера не разглядел все пятна, которые появились оттого, что я шлепнулся спиной на землю после удара Егора. Догадался, говнюк, что я уходил из дома после его отъезда. Матери тоже досталось. Сказал, что после уроков я сижу под домашним арестом. Вечером я сидел в комнате, арестованный, слушал крики матери и Ильи. Мне стало как-то по особенному грустно, и я сделал то, чего никогда раньше не делал. Достал из ящика стола фото отца и стал с ним разговаривать. Пожаловался на Илью…Да, знаю, звучит, как полная шизофрения, но мне реально полегчало. Отец улыбался с фотки, внимательно слушал и понимал меня… До конца понимал…Раньше я изливал душу только в дневник — это тоже отличный друг, теперь нашел новый способ. Еще есть Нора, но она немного не от мира сего, и вообще девушка. С ними не пооткровенничаешь. В общем, сижу, разговариваю сам с собой и фоткой и вдруг слышу какой-то шорох и постукивание. В пустой-то комнате!Резко разворачиваюсь — никого. Дверца шкафа приоткрыта. Вроде бы я ее всегда закрываю плотно. Встаю и протягиваю руку, чтобы закрыть, как она захлопывается сама. Будто кто-то, кто спрятался внутри, прикрыл ее…Вот я испугался! Отлетел назад и шлепнулся на кровать задницей. Затылком стукнулся о стенку; наверное, соседи услышали этот стук. Долго набирался духу, потом всё-таки решился и открыл шкаф. Ничего и никого лишнего. Вещи, шмотки разные. Может, примерещилось? Сижу сейчас, заполняю дневник и думаю: а что, если я связался не с теми «друзьями»? Что, если мне было бы лучше жить в мире Егоров, дурных отчимов и блудливых сучек, чем в мире этих зловещих друзей? Ведь предупреждала же попрошайка… Если она предупреждала действительно об этих существах. Однако отступать поздно. Да и Нора жива-здорова, хотя контачит с «друзьями» уже давненько. Позже. Расписывать некогда. Потом как-нибудь. А сейчас скажу вкратце: Илья умер ночью во сне. Задохнулся. Сейчас медики и менты в квартире, мать истерит. Успел глянуть на тело отчима. Лицо у него почернело, глаза и язык вылезли — жуть…Пятница, 17 апреля. Долго не писал, не было настроения, да и времени тоже, если честно. Много чего случилось за эти муторные дни. По поводу смерти Ильи проводилось расследование, мать несколько раз вызывали давать показания. Судмедэкспертиза показала, что Илья задохнулся, а в горле — внутри где-то — были повреждения. Один из экспертов вроде сказал, что у него создалось впечатление, будто Илью задушили изнутри…Он умирал долго и мучительно, не в силах крикнуть, дергался, брыкался. Но мать не проснулась, спала как убитая. Всё это выглядело подозрительно, поэтому следаки решили было, что моя мать-то и завалила мужа. Но вот проблема: как она это сделала? Снаружи на теле Ильи не было никаких повреждений. Короче, вскоре решили, что у Ильи отекла гортань из-за какого-то аллергена, и он окочурился сам по себе. Любой врач сказал бы, что это полная хрень, но закрыть-то дело надо! Пока его не закрыли, конечно, так быстро эти дела не делаются, но результат уже сейчас и ежу понятен. Похороны прошли только вчера. Пришла Нора. Когда мы оказались более-менее вдали от остальных, я спросил:– Это сделали они?– Кто же еще?Я оглядел Нору. Только сейчас заметил, что она изменилась: стала бледнее обычного, глаза как будто потемнели. И вообще, стала какая-то… чужая, непохожая на себя, в общем. – Ты не заболела, Нора?Она покачала головой и легонько улыбнулась бледными губами. Помолчала, потом сказала такое, отчего мне чуть дурно не стало. – Они зовут меня к себе…– Что?

– Не бойся, Володя… Тут ничего ужасного. Я сама хочу стать одной из них…– Ты сдурела! — ору я. Нора очень ласково пожала мне локоть. Чтоб не привлекал лишнего внимания, надо полагать. Хотя на нас никто не обращал внимания — или, точнее, старались не обращать внимания. В последние дни со мной обходились очень вежливо: посмотрят на меня и скорчат этакую рожу, мол, надо же какое горе, соболезнуем. Хотя я был бы рад, если б меня просто поздравили. Илья отправился на тот свет, что может быть лучше?– Нет, — говорит Нора. — Я хочу помогать другим людям, которых мучают разные сволочи. Разве это плохо? Может быть, эти Друзья-Из-Тьмы — все те дети, что много страдали и ушли из этого мира в Великую Тень?– Я что будет со мной? — спросил я. Нора нежно улыбнулась мне. Прям материнском улыбкой. – И ты приходи. Когда будешь готов. Я не сразу отреагировал. Значит, они ждут и меня! Буду ли я когда-нибудь готов прийти к ним?– Нора, где ты взяла колокольчик? — спрашиваю, хотя спросить хотел совсем о другом. — Как ты узнала о Них?– Его мне дал один человек. – Что за человек?– Обычный. Такой же, как мы с тобой. Как мы с тобой? Такой же лох, которого все чморят? Я хотел завалить ее вопросами, но не получилось. Шли похороны все-таки. В тот день нам поговорить больше не удалось. Может, позже. Гораздо позже. Позже поговорить тоже не удалось. Нора пропала без вести на следующий день после похорон. Ее мать-алкоголичка устроила шум, ухитрилась организовать поиски (надо же, алкоголичка, всю жизнь плюющая на дочь, вдруг спохватилась), но, как я и подозревал, безуспешно. Хотя Илья умер и больше некому придираться ко мне, а придурок Егор пропал без вести, мне плохо как никогда. Я внезапно осознал, что жизнь без Норы не имеет смысла. Хожу в школу, как зомби, прихожу домой, тоже как зомби. И еще я замечаю, что меняюсь. Кожа моя бледнеет, а глаза темнеют. Во что я превращаюсь? Может, Нора права, и я приду к этим загадочным друзьям, когда буду готов?Никто не замечает изменений, что происходят со мной. Только я. Пятница, 15 мая. Жизнь тянется, как жевательная резинка. Никто ко мне не пристает, нет Егора, нет Ильи. Казалось бы, радуйся и не парься. Но мне скучно и паршиво как никогда. Хожу в школу, сижу на уроках, отвечаю на вопросы преподов — и всё, как зомби. Всё чаще посещают мысли, что надо бы уйти из этого проклятого мира. К ним. Сегодня после уроков задержала Марго-химичка. Начала издали. Я не сразу понял, чего ей надо. Так и сказал ей. – Все эти исчезновения — странная штука, — говорит эта похотливая тварь. — Ты что-нибудь о них знаешь, Володя?Я покачал головой. Наверное, в этот момент я выгляжу не лучше Норы перед исчезновением: такой же бледный, с кругами под глазами, не от мира сего. – Ничего не знаю, Маргарита Степановна, — отвечаю. Ответ мой Марго ничуть не смущает. Буравит меня глазами и говорит:– Вы же с Норой Гараевой дружили. Неужели она тебе ничего не говорила? Хоть какой-нибудь намек?– Нет. – Ты лжешь, Вова Смолич, — спокойно говорит Марго. Меня захлестнула злость. Какое ей дело? Прежде чем сообразить, в чем дело, отвечаю:– Да, я лгу, Маргарита Степановна. И знаете, почему, Маргарита Степановна? Потому что это не ваше дело. У Марго перекосилась рожа. Но она сдержалась, надо отдать ей должное. Улыбнулась сладко так, как Егор перед тем, как ударить меня по лицу, и говорит:– Хорошо, Вова. Но помни, это уголовно наказуемое дело, особенно если ты скрываешь что-то, что может пролить свет на исчезновение Егора Тарасова. А ты что-то скрываешь, я вижу совершенно ясно!– Вы не следователь, — чуть ли не лениво отмахиваюсь от ее аргументов я. – Верно, — отвечает эта тварь. — Но я могу организовать так, чтобы тобой заинтересовались компетентные органы. И задали тот же вопрос. Я усмехнулся. – Как? Подключите своего любовника?Сам не ожидал, что ляпну нечто подобное. Но сейчас во мне не было ни злости, ни мстительности. Я говорил так, как думал. У Марго потемнело лицо. Она резко ударила меня ладонью по щеке — не больно, но все-таки неприятно. Прошипела:– Тварь ты, Смолич! Я сделаю так, чтобы тебя выгнали из школы!И даже не попыталась завуалировать свои слова. Я поднял на нее глаза — она невольно отодвинулась; видно, увидела что-то в моем взгляде. Что-то недоброе. – Осторожнее, — говорю я. — Все мои враги кончают плохо. У меня было такое ощущение, будто говорю не я. А кто-то другой, злобный и самоуверенный. На Марго слова подействовали. Она испугалась, я это сразу заметил. Тем не менее, она нашла в себе силы вякнуть:– Твои друзья тоже исчезают, Владимир. Я про Элеонору. Я хмыкнул и пробормотал зловеще:– Мои друзья всегда рядом. Марго не нашла, что ответить. Позже. Вечером сходил на кладбище, на могилку отца. Рассказал ему обо всем. Говорить было проще, чем с фотографией. Будто с живым человеком. В какой-то момент показалось, что какая-то тень спряталась за могильную плиту. Даже не стал смотреть, кто там. И так знал, что это мои друзья. Еще позже. Проснулся непонятно от чего. Будто кто-то меня разбудил, но, проснувшись, никого в пустой комнате не обнаружил. Полежал в темноте. Вдруг послышался шепот…– Идем за нами!Я даже не испугался. Да и чего мне боятся? Друзей?В центре комнаты загорелся огонек. Он не освещал ничего, кроме самое себя. Я читал, что такое бывает: Ignes fatui, блуждающие огни. – Мы вернемся? — спрашиваю я у тьмы. – Это зависит от тебя. Что-то подсказывает мне, что я не захочу вернуться. Встаю, одеваюсь. Беру дневник и ручку. В темноте квартиры ориентируюсь не хуже, чем сова. Одеваюсь в теплое. Выхожу. Мать спит так же крепко, как и тогда, когда умер Илья. Она не проснется, уверен. Огонек плывет передо мной по лестнице, потом по темной и безлюдной улице. Я иду следом, спокойный и уверенный. Мы приходим в недостроенный супермаркет возле парка. Вокруг тьма непроглядная. Спускаемся в подвал. Там, оказывается, есть подвал!В подвале светит свечка. Она установлена на столе. Кроме свечи, на столе лежит женщина, связанная, с кляпом во рту. Это знакомая женщина, Маргарита Степановна. Она дергается, пытается вырваться, хотя это бесполезно, и дураку понятно. Возле нее на столике поменьше лежит набор инструментов: пилы, ножи, гвозди и заточенные арматуры. А вокруг царит тьма. Я останавливаюсь перед Марго, не смотрю по сторонам. Я ничего не боюсь, время бояться прошло. Из тьмы слышен шепот. И этот шепот напоминает мне голос Норы…– Теперь ты свободен, Володя. И можешь поступать с врагами так, как пожелаешь…Я слышу собственный спокойный и уверенный голос:– Хочешь сказать, я могу ее пытать?Марго замычала, кляп мешал ей говорить, руки и ноги были крепко связаны. Она слышала мои слова, это точно. – Просто воздай ей по заслугам, — прошептала Нора (Нора?). — Восстанови справедливость. И стань одним из нас!Я не испугался этого голоса. Было такое ощущение, будто всё это происходило во сне. Но все же засомневался. Снова вспомнилась попрошайка. Что же она имела ввиду? Вспомнилась мать. Но я должен, всё шло к этому. Я должен стать одним из них. Тьма зовет меня. Каким-то сверхъестественным чутьем я сообразил, что все это — обряд инициации. Что, убив Марго, я действительно приобщусь к ним. Интересно, что пришлось сделать Норе, чтобы стать одной из них? Может быть, именно она расправилась с Егором? Какие чудовищные зверства она совершила ради инициации и восстановления справедливости?– Идем к нам! — шептала тьма. — Идем ко мне, Володя!И я решаюсь. Осторожно беру нож и подхожу к Марго, в глазах которой плещется ужас…Позже. Я всегда любил этот дневник. Он — настоящий друг, который всегда выслушает. И никогда не осудит. Но сейчас он не нужен, ведь у меня есть новые друзья. Тем не менее, закончить его надо. Я попросил моих друзей позволить закончить его. Я допишу всё и оставлю этот дневник здесь, в подвале недостроенного супермаркета. Я уже почти постоянно слышу голоса моих новых друзей. Ведь я — один из них…