Мимикрия

Рассказ:

Поначалу, принеся домой Клодетту, я переживала, что ей будет скучно и грустно. Всё же попугаи — существа социальные, а ухаживать за ней для меня было в новинку. Я вряд ли смогла бы уследить сразу за двумя, и потому не решилась завести для неё напарника. Тётя Джун, так «великодушно» передавшая мне птичку, не вынеся её гиперактивности, заверила меня, что Клодетта вполне самостоятельна и может быть предоставлена самой себе. Поначалу было нелегко. Я с опаской относилась к её огромному клюву и острым коготкам, а она всё никак не могла довериться чужому человеку. За двадцать пять лет жизни ей довелось сменить множество хозяев, и каждый из них рано или поздно сдался, как и тётя Джун. Отчасти именно из жалости к Клодетте я и приютила её. Мне хотелось, чтобы у неё наконец-то появился дом, и ради этого я готова была немного помучиться. Привыкали мы друг к другу, как мне казалось, ну очень долго. Клодетта изрядно меня покусала: но теперь она хотя бы признаёт мою руку как кормилицу. А заметив, что ей очень приглянулся мой скромный балкон, я перенесла туда клетку и предоставила питомице полную свободу в пределах помещения. Это тоже заметно укрепило наши отношения. На это ушло много времени, терпения и лакомств, но она наконец-то стала подлетать ко мне, заприметив меня на пороге дома, а затем садиться ко мне на руку и склёвывать вкусняшки, которые я приносила. Если некогда и беспокоилась, что без меня ей будет одиноко, то в мои сомнения быстро развеялись: Клодетта подружилась с птичками-пересмешниками, которые свили гнёзда под окнами квартиры. Они то и дело перекрикивались и обменивались с ней чириканьем. Время от времени на это жаловались соседи, но нет ведь такой вины, которая не может быть заглажена свежеиспечёнными печеньками и доброжелательными открытками. Если бы не Клодетта, я бы никогда и не подумала заводить попугая. За упрямой птицей скрывалась добрая и умная пташка. Как оказалось, она владела довольно внушительным (и довольно разнообразным) словарным запасом и могла очень умело подражать окружающим. Также выяснилось, что Клодетта успела за пару месяцев научить птиц-пересмешников парочке новых словечек. Однажды вечером я сидела на балконе и нежно почёсывала Клодетту. Собираясь было пойти на кухню и приготовить завтрак, я вдруг услышала мягкий, но весьма чёткий голос, шедший откуда-то сверху. «** твою мать!» — вскрикнула я. Я оглянулась вокруг. В квартире никого не было, да и на улице тоже. Клодетта, сидевшая у меня на колене, начала покачивать головой. Её перья слегка взъерошились. «** твою мать!» — произнёс голос. «** твою мать!» — ответила Клодетта. Этот «диалог» повторился ещё несколько раз. Это было одно из любимых выражений Клодетты. Я схватила её и вышла с балкона, надеясь уберечь её от странного голоса. А затем я увидела птичку-пересмешницу, пару раз пролетевшую туда-сюда мимо балкона. Она явно искала Клодетту. Тут же мне стало понятно, что таинственный голос принадлежал не какому-то хулигану, а птицам-пересмешникам, передразнивавшим её. Клодетта научила диких птиц ругательству. В ту секунду я уже была готова испечь двойную порцию печенек, чтобы задобрить соседей. Вместо того, чтобы запирать Клодетту дома, я решила попытаться научить её более вежливым фразам. С надеждой, что дикие птицы перехватят и их. «Привет!» — талдычила я снова и снова. «Привет!» — повторяла Клодетта. «** твою мать!» — говорили птички. Ну ** твою мать. Я вообще не знала, что птицы-пересмешники могут «разговаривать». И, тем более, не имела понятия, как их можно обучить новым словам. Потому я сделала самый разумный ход: залезла в интернет и завалила людей вопросами, надеясь получить хоть какую-то информацию. «Они повторяют то, что слышат чаще всего. » — ответил мне на форуме один птичий энтузиаст. — «Скоро они возьмутся за что-нибудь другое! Помнится, пересмешница то и дело звала моих собак по имени, а затем вдруг перестала, заладив что-то новое! Удачи!»«Ладненько», — подумала я, — «значит, будем ждать». Между тем, я регулярно беседовала с Клодеттой, чтобы сделать её речь более элегантной. Проходили наши «занятия» так: каждый вечер я сидела перед ней и произносила слова. За каждое правильно произнесённое слово Клодетта получала съедобное вознаграждение. На всё про всё ушло несколько месяцев, но ругательства явно поредели, а уличные птички перестали их повторять. Я сочла это победой. Как-то утром, перед тем, как пойти на работу, я по привычке подошла к уголку Клодетты, чтобы покормить её. Она приподнято покачала головой и издала свойственный ей довольный клёкот. Но на этот раз он был непривычно хриплый, словно ей было тяжело дышать. Я приподняла её и погладила: «Всё хорошо?»«Привет!» — ответила она. Странное дыхание прекратилось. Поначалу, принеся домой Клодетту, я переживала, что ей будет скучно и грустно. Всё же попугаи — существа социальные, а ухаживать за ней для меня было в новинку. Я вряд ли смогла бы уследить сразу за двумя, и потому не решилась завести для неё напарника. Тётя Джун, так «великодушно» передавшая мне птичку, не вынеся её гиперактивности, заверила меня, что Клодетта вполне самостоятельна и может быть предоставлена самой себе. Поначалу было нелегко. Я с опаской относилась к её огромному клюву и острым коготкам, а она всё никак не могла довериться чужому человеку. За двадцать пять лет жизни ей довелось сменить множество хозяев, и каждый из них рано или поздно сдался, как и тётя Джун. Отчасти именно из жалости к Клодетте я и приютила её. Мне хотелось, чтобы у неё наконец-то появился дом, и ради этого я готова была немного помучиться. Привыкали мы друг к другу, как мне казалось, ну очень долго. Клодетта изрядно меня покусала: но теперь она хотя бы признаёт мою руку как кормилицу. А заметив, что ей очень приглянулся мой скромный балкон, я перенесла туда клетку и предоставила питомице полную свободу в пределах помещения. Это тоже заметно укрепило наши отношения. На это ушло много времени, терпения и лакомств, но она наконец-то стала подлетать ко мне, заприметив меня на пороге дома, а затем садиться ко мне на руку и склёвывать вкусняшки, которые я приносила. Если некогда и беспокоилась, что без меня ей будет одиноко, то в мои сомнения быстро развеялись: Клодетта подружилась с птичками-пересмешниками, которые свили гнёзда под окнами квартиры. Они то и дело перекрикивались и обменивались с ней чириканьем. Время от времени на это жаловались соседи, но нет ведь такой вины, которая не может быть заглажена свежеиспечёнными печеньками и доброжелательными открытками. Если бы не Клодетта, я бы никогда и не подумала заводить попугая. За упрямой птицей скрывалась добрая и умная пташка. Как оказалось, она владела довольно внушительным (и довольно разнообразным) словарным запасом и могла очень умело подражать окружающим. Также выяснилось, что Клодетта успела за пару месяцев научить птиц-пересмешников парочке новых словечек. Однажды вечером я сидела на балконе и нежно почёсывала Клодетту. Собираясь было пойти на кухню и приготовить завтрак, я вдруг услышала мягкий, но весьма чёткий голос, шедший откуда-то сверху. «** твою мать!» — вскрикнула я. Я оглянулась вокруг. В квартире никого не было, да и на улице тоже. Клодетта, сидевшая у меня на колене, начала покачивать головой. Её перья слегка взъерошились. «** твою мать!» — произнёс голос. «** твою мать!» — ответила Клодетта. Этот «диалог» повторился ещё несколько раз. Это было одно из любимых выражений Клодетты. Я схватила её и вышла с балкона, надеясь уберечь её от странного голоса. А затем я увидела птичку-пересмешницу, пару раз пролетевшую туда-сюда мимо балкона. Она явно искала Клодетту. Тут же мне стало понятно, что таинственный голос принадлежал не какому-то хулигану, а птицам-пересмешникам, передразнивавшим её. Клодетта научила диких птиц ругательству. В ту секунду я уже была готова испечь двойную порцию печенек, чтобы задобрить соседей. Вместо того, чтобы запирать Клодетту дома, я решила попытаться научить её более вежливым фразам. С надеждой, что дикие птицы перехватят и их. «Привет!» — талдычила я снова и снова. «Привет!» — повторяла Клодетта. «** твою мать!» — говорили птички. Ну ** твою мать. Я вообще не знала, что птицы-пересмешники могут «разговаривать». И, тем более, не имела понятия, как их можно обучить новым словам. Потому я сделала самый разумный ход: залезла в интернет и завалила людей вопросами, надеясь получить хоть какую-то информацию. «Они повторяют то, что слышат чаще всего. » — ответил мне на форуме один птичий энтузиаст. — «Скоро они возьмутся за что-нибудь другое! Помнится, пересмешница то и дело звала моих собак по имени, а затем вдруг перестала, заладив что-то новое! Удачи!»«Ладненько», — подумала я, — «значит, будем ждать». Между тем, я регулярно беседовала с Клодеттой, чтобы сделать её речь более элегантной. Проходили наши «занятия» так: каждый вечер я сидела перед ней и произносила слова. За каждое правильно произнесённое слово Клодетта получала съедобное вознаграждение. На всё про всё ушло несколько месяцев, но ругательства явно поредели, а уличные птички перестали их повторять. Я сочла это победой. Как-то утром, перед тем, как пойти на работу, я по привычке подошла к уголку Клодетты, чтобы покормить её. Она приподнято покачала головой и издала свойственный ей довольный клёкот. Но на этот раз он был непривычно хриплый, словно ей было тяжело дышать. Я приподняла её и погладила: «Всё хорошо?»«Привет!» — ответила она. Странное дыхание прекратилось.

Я немного подождала, из-за чего чуть было не опоздала на работу. На следующее утро ситуация повторилась. Клодетта кивала головой со взъерошенными перьями, одновременно издавая эти странные звуки, напоминающие обрывистое дыхание. Птицы с улицы отвечали ей какими-то щёлкающими звуками. Мне не была до них особого дела. Меня больше заботило здоровье питомицы. Я позвонила боссу и отпросилась с работы по семейным обстоятельствам и второпях отвезла Клодетту в ветеринарную клинику. Дрожащим голосом я дала её сотрудникам понять, что у Клодетты может быть серьёзное заболевание и описала проблемы с дыханием. Меня отвели в кабинет и сказали ожидать доктора. Как только он зашёл, я тут же рассказала ему о нездоровых звуках и упросила прислушаться к Клодетте. Она сидела в переносной клетке и преспокойно прихорашивалась, не догадываясь, что её жизнь может висеть на волоске. «Готова поклясться, вчера и сегодня она сильно хрипела, » — настояла я. «Такое порой приходит и уходит, » — бережно отметил доктор Грэхэм. — «Сделаете мне одолжение? Попробуйте повторить звуки, которые вы слышали». Я максимально приближённо похрипела, надеясь, что врач сможет из моей имитации уловить всю тяжесть ситуации. И вдруг Клодетта начала повторять за мной. Доктор Грэхэм прикрыл ладонью улыбку, а затем в один момент вновь принял серьёзный вид. «С ней всё в порядке, Стейси. Похоже, что, эм… она подслушала вас как-то ночью и теперь повторяет услышанное. »«Что?»«Полагаю, она услышала вас с вашим партнёром. Ну, знаете… в интимный момент». Клодетта будто нарочно подтвердила его слова, издав тихий стон, который трудно с чем-либо перепутать. С лицом красным, как помидор, я промямлила: «прошу прощения», поблагодарила врача, схватила клетку и чуть ли не бегом удалилась из кабинета. «Ты подслушивала соседей, » — осуждала я невинно присвистывавшую Клодетту по дороге домой. — «Или, может, кто-то слишком громко смотрел телевизор? Где ты выучила эти звуки?»Уж точно не от меня, уж в этом я была уверена на все сто. Чем бы оно ни было, это нечто явно продолжалось довольно длительное время, иначе бы оно не пристало к Клодетте. Я не могла просто пойти по соседям с расспросами об их личной жизни. Поэтому я решила просто более пристально следить за Клодеттой и за тем, чем она занимается. Оказавшись на балконе, она поприветствовала своих приятелей-пересмешников, которые ответили ей тем же, после чего устроилась на поверх своей клетки, чтобы вздремнуть под тёплыми лучами солнца. Часть дня я провела на балконе вместе с ней, но так и не услышала ничего интересного. Становилось жарковато, и я ушла обратно в квартиру. Время от времени я заглядывала на балкон, но единственная необычная вещь, которую я приметила, были всё те же щёлкающие звуки, так полюбившиеся пересмешникам. Он был мне отдалённо знаком, но я не смогла вспомнить ничего конкретного. Тяжёлое дыхание Клодетты повторялось каждое утро. Иногда она издавала стоны. А ещё время от времени она бормотала вполголоса:«Красотка. Красотка. Красотка. »Ну, хотя бы не «** твою мать». Каждый день она перекликивалась с птицами, и постепенно я привыкла к их щёлкающим звукам. Особенно активно пересмешники «щёлкали» по утрам, когда Клодетта занималась своими, как я стала это называть, «дыхательными упражнениями». Тяжёлое дыхание. Щёлк-щёлк. Стон. Щёлк-щёлк. И так с утра до полудня. «Ну ничего, » — успокаивала я себя, — «нужно просто подождать, и они найдут новый звук, чтобы сводить меня с ума». Но с ходом времени я осознавала, что этот щелчок становился всё чётче и чётче, всё чище и чище. Я знала этот звук, и, взявшись за это всерьёз, наверняка смогла бы с точность определить, что именно они имитировали. Но ответ продолжал ускользать от меня. «Как поживает Клодетта?» — спросила моя сестра. Как и всегда по четвергам, мы болтали по телефону, потягивая вино. Я сидела в гостиной в одной пижаме, состоящей из майки и коротеньких шорт. Настолько, пожалуй, коротеньких, что на улицу я бы в них точно не вышла. В одной руке я держала телефон, в другой — бокал вина. Стеклянную дверь на балкон я оставила открытой, чтобы Клодетта могла в любой момент присоединиться ко мне. «Ничего нового. Иногда всё так же жутко дышит. »«И как, разузнала, кто её этому выучил?»«Подозреваю, что Джонсоны. Мне всегда казалось, что они немного эксгибиционисты». Рейна усмехнулась: «Они разве не старики?»«Ну да! Им тоже нужно немного любви!»Пока мы смеялись, я услышала серию тихих щелчков через приоткрытую дверь балкона. «О! О!» — воскликнула я. — «Птицы-пересмешники издают тот дурацкий звук, о котором я тебе рассказывала! Может, и ты его слышишь? Сможешь сказать, что они имитируют?»Я вскочила с дивана и подбежала к тонкой шторе, висевшей перед дверью, и одёрнула её. В то же мгновение щёлканье прекратилось. Клодетта, сидевшая поблизости, ходила туда-сюда по своей клетке, бубня не переставая:«Красотка. Красотка. Красотка. »Краем глаза я уловила лёгкое движение в одном из кустов за окном. Свет из квартиры отражался от поверхности балконного окна, и разглядеть улицу было непросто. Я замерла. «Не слышу их. » — сказала Рейна. — «Стейси?»Вновь зашевелился куст. Клодетта начала тяжело, надрывчато, хрипло вздыхать. Птицы с деревьев ответили щелчками. И вдруг я узнала этот звук, и это осознание повергло меня в шок. «Рейна, » — сказала я настолько спокойно, насколько это было возможно. — «Кажется, там кто-то в кустах». Как только я это сказала, тёмная фигура подскочила и рывком помчалась за угол дома. Это произошло так быстро, что я едва успела что-то разобрать: ни черт лица, ничего. Только тёмная одежда и, кажется, шляпа. А потом он исчез. Рейна, чуть ли не срываясь на крик, спрашивала, вызывать ли ей полицию, а я была слишком ошарашена, чтобы как-то ей ответить. У меня ушли месяцы, чтобы научить Клодетту новым словам; у неё ушли месяцы, чтобы научиться копировать новые звуки, месяцы, чтобы научиться повторять их с точностью. Вне сомнений, столько же времени должно было уйти на то, чтобы запомнить чьё-то тяжёлое дыхание и стоны. У меня душа в пятки ушла. Меня чуть было не вырвало. Этим звукам она научилась не от соседей и не от телевизора, а от человека, который на протяжении нескольких месяцев выжидал вблизи квартиры и дышал, как похотливый пёс, наблюдая за мной. Упершись в дверь, я протиснулась в квартиру. За моей спиной одна из птиц-пересмешниц заладила свою песню с вершины дерева:Щёлк-щёлк. Идеальная имитация затвора фотоаппарата.