Нигредо для Ули

Рассказ:

Бабушка с мамой всё время ругались. Или просто Уле так помнилось – их частые ссоры, раздражённые голоса из соседней комнаты, обрывание фраз, когда она, маленькая, вбегала к ним. Бабушка упрекала маму, а та в ответ кричала что-то про личную жизнь, про отсутствие работы и денег, про то, что им с дочкой давно пора уехать отсюда. Уля совсем не хотела уезжать от бабушки, которую обожала и слегка побаивалась. Баба Поля слыла в их поселке известной травницей. С окружающими она была немногословна и строга, но к внучке относилась иначе - позволяла крутиться рядом и наблюдать, как она работает: перебирает коренья, растирает в ступке травы, заваривает их в старом чугунке, приговаривает особые заговорные слова. - Ты не просто смотри, ты запоминай, - наставляла она Улю. – К растениям нужно с уважением подходить, попросить их, молитву прочитать. Тогда они обязательно помогут. Баба Поля знала много сказок. Но больше всего девочка любила слушать былички «про страшное». И по вечерам, когда все дела были переделаны, баба Поля рассказывала Уле про проделки нечисти, про купальские приметы, про гадания на Святки. «Только маме не говори», - просила она. И внучка обещала молчать. Такой у них был маленький секрет. А ещё бабка брала Улю с собой в лес. Лес завораживал девочку. Он представлялся ей огромным сказочным царством, наполненным волшебством и тайной. В лесу и пахло по особому – остро, пряно: сыростью, сладостью, прелью. Вцепившись в корзину, Уля шла рядом с бабой Полей и внимательно слушала про каждую травинку, каждый корешок, которые та собирала. Девочка старательно повторяла вслед за бабкой их названия, легко и быстро запоминая их. Баба Поля поглядывала на внучку, и её строгие глаза добрели. «Вот ведь смышленая, - радовалась она. - На лету все схватывает. Смена моя растет». Но вслух своей преемницей в первый раз она назвала Улю в тот день, когда пропала мама. Стояли глухие осенние дни – дожди и ветер не прекращались. Мама уже несколько дней не выходила из дома. Почти все время она проводила на диване, забравшись с ногами в уголок и напряжённо о чём-то думая. Как-то вечером она обняла Улю и зашептала быстро-быстро:- Доченька… Мы с тобой завтра уедем. Тебе же хочется в город? Я и сумку собрала. Только… бабушке не говори, хорошо?Улю сильно расстроили её слова. Но она кивнула, в надежде, что мама еще передумает. Позже, когда мама задремала, девочка заглянула под кровать – там, в самой глубине была спрятана их дорожная сумка. Значит, мама правда собралась увезти ее в город. И тогда Уля не выдержала и, проскользнув в комнату бабы Поли, рассказала ей про планы мамы. Следующим утром женщины сильно поругались. - Езжай куда хочешь, а Ульяну оставь здесь! У нее дар, она будет мне сменой! – кричала дочери баба Поля. Разозлённая мама металась по кухне, хватала аккуратно расставленные склянки с лекарствами, приготовленными бабкой, швыряла их об пол. После, когда ничего не осталось, она выскочила за дверь в чем была, не накинув ни куртки, ни платка. - Только в лес не ходи, нельзя. Нынче же Ерофей-Лешегон, – прошептала ей вслед баба Поля. Чуть позже налетел неистовый шквал. Хлестал дождь. Ветер выл и хохотал за окном, звенел стеклами, кричал в трубы, ломал ветви деревьев будто щепки. Бабка стояла возле окна и тихо молилась, бормотала что-то про лешачью свадьбу. - Когда вернется мама? – спрашивала у нее девочка. - Не придет она больше, внучка. Не жди. Мама и правда не пришла. Ее искали долго, но без толку. С тех пор они стали жить замкнутым тесным мирком. Уля, баба Поля да Верный, крошечный щенок, который однажды вечером прибился к их двору, да так и остался навсегда. Со временем Уля стала помогать бабке готовить снадобья, притирания, мази. Так постепенно раскрывался ее дар. Став постарше, под присмотром бабы Поли Уля начала лечить поселковых от немудрящих болячек. Местные, относившиеся поначалу скептически к девочке-подростку с серьезным печальным взглядом, постепенно зауважали ее. Звание преемницы бабы Поли закрепилось за ней прочно. -Ульянка?! Неуж ты?! Вот ведь радость!Уля встрепенулась, очнувшись от воспоминаний, открыла глаза. Из-за калитки, щурясь от яркого света, на неё смотрела соседка бабушки, тётка Маша. -И, правда ты! Я по волосам тебя признала! Такие же остались - чистый одуванчиков пух!Волосы были как волосы. Только выбеленные как льняное полотно или вот словно пух одуванчика. Седые. Поседела Уля разом в то лето, которое перевернуло всю её жизнь. В то лето, когда она уехала от бабы Поли, перестав поддерживать с ней связь. - Неужели насовсем вернулась, девонька? – тётка Маша подошла, присела с ней рядом на крыльцо бабушкиного дома. – Давно пора! Негоже такому крепкому дому долго без хозяйки оставаться. Уля покачала головой. Бабушка с мамой всё время ругались. Или просто Уле так помнилось – их частые ссоры, раздражённые голоса из соседней комнаты, обрывание фраз, когда она, маленькая, вбегала к ним. Бабушка упрекала маму, а та в ответ кричала что-то про личную жизнь, про отсутствие работы и денег, про то, что им с дочкой давно пора уехать отсюда. Уля совсем не хотела уезжать от бабушки, которую обожала и слегка побаивалась. Баба Поля слыла в их поселке известной травницей. С окружающими она была немногословна и строга, но к внучке относилась иначе - позволяла крутиться рядом и наблюдать, как она работает: перебирает коренья, растирает в ступке травы, заваривает их в старом чугунке, приговаривает особые заговорные слова. - Ты не просто смотри, ты запоминай, - наставляла она Улю. – К растениям нужно с уважением подходить, попросить их, молитву прочитать. Тогда они обязательно помогут. Баба Поля знала много сказок. Но больше всего девочка любила слушать былички «про страшное». И по вечерам, когда все дела были переделаны, баба Поля рассказывала Уле про проделки нечисти, про купальские приметы, про гадания на Святки. «Только маме не говори», - просила она. И внучка обещала молчать. Такой у них был маленький секрет. А ещё бабка брала Улю с собой в лес. Лес завораживал девочку. Он представлялся ей огромным сказочным царством, наполненным волшебством и тайной. В лесу и пахло по особому – остро, пряно: сыростью, сладостью, прелью. Вцепившись в корзину, Уля шла рядом с бабой Полей и внимательно слушала про каждую травинку, каждый корешок, которые та собирала. Девочка старательно повторяла вслед за бабкой их названия, легко и быстро запоминая их. Баба Поля поглядывала на внучку, и её строгие глаза добрели. «Вот ведь смышленая, - радовалась она. - На лету все схватывает. Смена моя растет». Но вслух своей преемницей в первый раз она назвала Улю в тот день, когда пропала мама. Стояли глухие осенние дни – дожди и ветер не прекращались. Мама уже несколько дней не выходила из дома. Почти все время она проводила на диване, забравшись с ногами в уголок и напряжённо о чём-то думая. Как-то вечером она обняла Улю и зашептала быстро-быстро:- Доченька… Мы с тобой завтра уедем. Тебе же хочется в город? Я и сумку собрала. Только… бабушке не говори, хорошо?Улю сильно расстроили её слова. Но она кивнула, в надежде, что мама еще передумает. Позже, когда мама задремала, девочка заглянула под кровать – там, в самой глубине была спрятана их дорожная сумка. Значит, мама правда собралась увезти ее в город. И тогда Уля не выдержала и, проскользнув в комнату бабы Поли, рассказала ей про планы мамы. Следующим утром женщины сильно поругались. - Езжай куда хочешь, а Ульяну оставь здесь! У нее дар, она будет мне сменой! – кричала дочери баба Поля. Разозлённая мама металась по кухне, хватала аккуратно расставленные склянки с лекарствами, приготовленными бабкой, швыряла их об пол. После, когда ничего не осталось, она выскочила за дверь в чем была, не накинув ни куртки, ни платка. - Только в лес не ходи, нельзя. Нынче же Ерофей-Лешегон, – прошептала ей вслед баба Поля. Чуть позже налетел неистовый шквал. Хлестал дождь. Ветер выл и хохотал за окном, звенел стеклами, кричал в трубы, ломал ветви деревьев будто щепки. Бабка стояла возле окна и тихо молилась, бормотала что-то про лешачью свадьбу. - Когда вернется мама? – спрашивала у нее девочка. - Не придет она больше, внучка. Не жди. Мама и правда не пришла. Ее искали долго, но без толку. С тех пор они стали жить замкнутым тесным мирком. Уля, баба Поля да Верный, крошечный щенок, который однажды вечером прибился к их двору, да так и остался навсегда. Со временем Уля стала помогать бабке готовить снадобья, притирания, мази. Так постепенно раскрывался ее дар. Став постарше, под присмотром бабы Поли Уля начала лечить поселковых от немудрящих болячек. Местные, относившиеся поначалу скептически к девочке-подростку с серьезным печальным взглядом, постепенно зауважали ее. Звание преемницы бабы Поли закрепилось за ней прочно. -Ульянка?! Неуж ты?! Вот ведь радость!Уля встрепенулась, очнувшись от воспоминаний, открыла глаза. Из-за калитки, щурясь от яркого света, на неё смотрела соседка бабушки, тётка Маша. -И, правда ты! Я по волосам тебя признала! Такие же остались - чистый одуванчиков пух!Волосы были как волосы. Только выбеленные как льняное полотно или вот словно пух одуванчика. Седые. Поседела Уля разом в то лето, которое перевернуло всю её жизнь. В то лето, когда она уехала от бабы Поли, перестав поддерживать с ней связь. - Неужели насовсем вернулась, девонька? – тётка Маша подошла, присела с ней рядом на крыльцо бабушкиного дома. – Давно пора! Негоже такому крепкому дому долго без хозяйки оставаться. Уля покачала головой. Меньше всего ей хотелось сейчас общаться с местными. Что ж, сама виновата – нечего было рассиживаться у всех на виду. - Нет, тёть Маш, – через силу улыбнулась девушка. - У меня в городе работа, налаженная жизнь… Я дом продать хочу. Есть в поселке риэлтерская контора, не знаете?- Вот значит как. – Вздохнула соседка. – Жаль. А я-то подумала, что останешься, людей лечить будешь, как бабушка твоя. А контора в райцентре имеется. Тебе туда нужно. Завтра утром мой повезет меня на рынок ихний, так мы тебя можем с собой прихватить. На том и порешили. Весь оставшийся день Уля провела дома. Она не стала наводить порядок, лишь широко распахнула окна, впуская внутрь свежий воздух. А потом бесцельно бродила по комнатам, перебирала запыленные вещи и вспоминала, вспоминала…В кладовой обнаружились главные сокровища бабы Поли. Аккуратные стопы пыльных холщовых мешочков, наполненных травами. Лаванда, чабрец, полынь до сих пор сохранили тонкий аромат…Девушка достала щепотку, растерла на ладони и с наслаждением вдохнула такой знакомый и позабытый запах. Как же она соскучилась по прошлой жизни, по своему дару! Ей так сильно захотелось поработать с травами, приготовить из них какое-нибудь снадобье, что зазудели кончики пальцев. Но она сдержала себя – нельзя, не стоит. Для нее теперь это в прошлом. Ночью Уле не спалось. Она прошла в сад. Без хозяйского присмотра он совсем одичал. Некому было ухаживать за цветами, сажать целебные травы. Лишь ладанник разросся еще гуще, образовав вокруг дома пышные заросли. И пахло от него так насыщенно, сладко, что защемило сердце. Маленькой, Уля любила играть возле ладанника. Его присутствие успокаивало, давало чувство защищенности. Ладанник баба Поля посадила очень давно, сразу после того, как в лесу пропала мать Ули. Она говорила внучке, что ладанник станет охранять их дом от нежеланных гостей. - Ладанник – что птица феникс, только на свой лад, - рассказывала баба Поля. – В минуты сильной опасности он может самовозгораться, оставляя в золе семена, чтобы через время возродиться вновь. … Уля провела рукой по листьям растения, собирая на ладони клейкие душистые капельки. Что-то зацепилось за ветку там, в глубине куста… Потемневшая от времени тусклая плетёнка. Оберег из коры осины, который повязала ей на руку баба Поля в тот день. Мгновения прошлого ожили в памяти так отчётливо и ярко, словно не шесть лет прошло, а было только вчера…… Они собирались в лес, когда вдруг на улице потемнело, налетел ветер, настойчиво застучал ставнем в окно, загрохотал калиткой. А потом словно кто-то грохнул в неё кулаком. Раз, другой. Уле показалось тогда, что баба Поля испугалась – так явно не хотелось ей идти открывать. - Давай я посмотрю? – подхватилась девушка. Но бабка прикрикнула на неё:- Нет! Сама. А ты не ходи за мной, тихо сиди!Этот приказ показался таким обидным и несправедливым, что разозлил Улю. И она решила назло бабке выйти вслед за ней. Сначала девушка лишь слегка приоткрыла дверь, прислушиваясь к разговору. До неё донеслось непонятное сипение, что-то вроде низкого утробного мычания. С трудом она различила в нём подобие человеческой речи:- Муу-у-ка-а-а ей… по-мо-ги-и… про-шу-уу…Похожие звуки издавал глухонемой дед, которого она с бабой Полей когда-то давно видела на рынке. Но тогда они не звучали так глухо, натужно, жутко. Не в силах сдержать любопытство, Уля выскочила из дома, сбежала с крыльца, но не успела рассмотреть визитёра. Только что он стоял возле калитки, а через мгновение ускользнул как в ускоренном кадре. Молнией мелькнул, и нет его. В памяти остался лишь его косоватый взгляд, странный зрачок – вертикальный и жёлтый, да запах – неприятный резкий, звериный. В детстве похоже пахла вымокшая от снега её старая шубейка из овчины. - Кто это был, ба?Баба Поля молча покачала головой. - Ба, кто приходил? - упрямо переспросила девушка. - Многие знания – многие печали, внучка. Зря ты меня не послушала… Что ж, собирайся, со мной пойдешь. Видать, пришла пора. Сборы проходили в молчании и были недолгими. Баба Поля споро уложила в свою рабочую корзинку бутылочки, баночки, куски холстины, большой нож. И перед выходом повязала на руку Уле плетёный браслет. На недоуменный взгляд девушки ответила коротко:- Пусть!Похоже было, что она очень сердита и немного расстроена тем, что приходится брать с собой внучку. Шли они долго. Ноги застревали в прошлогодней палой листве, мягкой толще мха… Еле различимая тропинка завела их в самую гущу бора, в место незнакомое девушке. Лес был здесь угрюмый, настороженный. Огромные деревья сплелись в вышине ветвями, образовав непроницаемый для света шатер. Лишь кое-где меж ними просвечивало тусклое бледное небо.

Ветер раскачивал их, гудел в кронах и к этому гулу примешивался то ли стон, то ли плач, звучал на одной ноте, жалобно, неумолчно. От этих звуков, от атмосферы заброшенного места Уле стало не по себе. - Пришли. Ты вот что, Ульяна – обратилась к ней баба Поля строго. – Не обращай ни на что внимания, поняла? Делай, что скажу и все. Обещаешь?- Куда мы пришли, ба?Но бабка не ответила, переспросила с нажимом:- Обещаешь?И Уле пришлось пообещать. Они прошли ещё немного вперёд, пока не уперлись в огромное мёртвое дерево, перегородившее тропинку. Мощные вывороченные корни изгибались по сторонам, словно щупальца огромного существа. Среди них, почти не различимый, обнаружился лаз, тёмным провалом уходящий под землю…- Ну, с богом, - перекрестилась баба Поля и стала спускаться вниз, в темноту. Робея, Уля двинулась следом за ней. Сердце девушки трепетало испуганным зайцем. Она начала догадываться, куда ведет её бабка. Сказки обернулись правдой. Они пришли не к людям. В огромной пещере было сумрачно. Уля боялась поднять глаза, боялась лишний раз взглянуть по сторонам. Кажется, там был грубо сколоченный стол, огромное бревно рядом с ним. К потолку на крепких верёвках крепился большой выдолбленный кусок дерева – зыбка. В дальнем углу на каких-то тряпках сипло со стоном дышала тёмная фигура. Одутловатое синюшного цвета землистое лицо было покрыто каплями пота, истрёпанная звериная шкура скрывала огромный живот. Баба Поля прошла прямо к ней, что-то проговорила тихо, приложила руку ко лбу. Потом сказала громко ни к кому не обращаясь:- Здесь темно!И почти сразу по стенам засветились тысячи зеленоватых точек, осветив пещеру ровным тёплым светом. Бабка действовала ловко, чётко, приговаривая тихонько ритмичный наговор. Видно было, что её ничто не может смутить или удивить. В отличие от неё, Уле потребовались большие усилия, чтобы сосредоточиться. С трудом подавляя отвращение, охватившее её от вида хозяйки, от терпкого запаха пота и зверя, девушка автоматически выполняла команды бабы Поли, доставала из холщовых мешочков перетёртые травы, смешивала их, разбавляла мутным раствором из бутылки, подавала бабке. Женщина возилась все беспокойнее. Теперь она выла от боли не смолкая. Баба Поля погладила огромный вздувшийся живот роженицы, накапала на кожу из склянки несколько капель, начертила из них пальцем невидимые линии. Не оборачиваясь протянула руку к Уле:- Нож. … Детей было восемь. Крохотные, чуть побольше ладони бурые личинки с лепившимися к неразличимым плечикам непропорционально большими иссохшими черепами они были слепые, словно новорожденные зверята. А может, они и были зверятами. На затёртых, словно смазанных лицах еле-еле угадывались сросшиеся бугорки век, тонкая щель рта, дыры на месте носа. Они вяло шевелились, покрытые шершавой как наждак кожей. Пересиливая себя, с трудом сглатывая тошнотворный ком горькой мути, Уля брала каждого, заворачивала в чистую холстину, укладывала рядком в зыбку. Работая, Уля всё время ощущала чьё-то невидимое присутствие. Хозяин логова был где-то рядом, всё-время следил за ними…Баба Поля собирала корзинку, когда Улю потянуло подойти поближе, рассмотреть лесную женщину. Та зашевелилась, засипела что-то… А потом открыла глаза, взглянув прямо на девушку. Зрачкиу неё были обычные, человеческие. Приподнявшись, она вдруг схватила Улю за руку, обломанные когти врезались в кожу, прочертили багровую борозду. От неожиданности и боли Уля рванулась прочь, но женщина держала крепко, смотрела с мольбой. Она силилась что-то сказать, но смогла лишь промычать низким утробным голосом:- До-о-оо-шь… до-о-ча-а… мо-я-я…-?! Ма… ма… ?И тут же словно от удара просвистел воздух перед лицом Ули, хлёстко ожёг щеку. Улю отбросило в сторону, а потом на неё вплотную надвинулось грубое, словно вытесанное из дерева, косоротое, уродливое лицо. Ощерилось. Дохнуло смрадом. Это выражал свое недовольство хозяин логова, леший. Девушка вскинула руку, пытаясь закрыться от него, защищаясь от возможного удара. Но ничего не последовало. Раздался лишь злобный разочарованный визг и вой. Сквозь их вибрирующее звучание до Ули доносился голос бабы Поли, сердито и резко выкрикивающей что-то. Но она не могла разобрать не слова из сказанного, в голове билась лишь одна мысль:Мама, это мама?! Неужели? Этого не может быть! У этой страшной женщины ничего не было общего с ее красавицей мамой! Вот только взгляд на миг, на долю секунды показался ей знакомым. Но в нем сквозила тоска и безнадёжность. События этого дня и неожиданная страшная встреча так потрясли Улю, что она оцепенела, словно заледенела внутри. Она не понимала, что говорила ей баба Поля. Она не помнила, как они выбрались из логова лешего, как возвращались.

И только дома девушка пришла в себя, смогла собраться с силами для объяснения с бабкой. Баба Поля не стала ничего отрицать. Она призналась, что с самого начала знала, где находится её дочь. - Как ты это допустила? – билась в истерике девушка. – Почему не освободила маму. Браслет, который ты мне повязала, защитил меня от лешего! Ты же можешь, можешь!- Не могу. Это плата… - тяжело вздохнув, проговорила баба Поля. Ссутулившись, она присела на лавку, устало привалилась к стене. - Понимаешь… За право ведать тайны трав, за возможность лечить, я была должна… лесу… Мне пришлось выбирать между вами… И выбор дался мне очень тяжело, поверь. - Но мы должны вернуть маму! Должны!- Она уже не сможет жить с нами. Она сильно изменилась, она уже не человек. Да и лес не отпустит ее, Улюшка. - Не называй меня так. Это из-за тебя! Всё произошло из-за тебя! Как ты могла так поступить с нами! Ненавижу, ненавижу!Баба Поля промокнула заблестевшие глаза уголком платка, проговорила тихо:- Когда-нибудь ты поймешь меня. Тебе тоже придётся сделать выбор, Ульяна. Вскоре после этого потрясения Уля слегла с горячкой. Баба Поля долго выхаживала ее и за все время они не сказали друг другу ни одного слова. Едва поправившись, Уля сбежала, прихватив тот самый старый мамин чемодан. Уехала, не попрощавшись с бабкой, ни оставив ей даже записки. Вдали от дома Уле пришлось тяжело. Но она была рада любой работе, лишь бы отвлечься от тягостных воспоминаний, лишь бы забыть всё, что случилось. Вот только тоска по прошлому – поВерному, по неспешной поселковой жизни, по своему дару не оставляла девушку. А ещё Уля сильно скучала по бабе Поле. Скучала и злилась на себя за это. Со временем девушка стала винить в случившимся с матерью и себя, вспоминая то, давнее, предательство…… Как только рассвело, соседи засобирались в город. - Ульянка, выходи, пора! - Кричала тётка Маша так громко, что её наверняка слышала не только Уля, но и вся их длинная поселковая улица. - Ульянка, едем!Звать долго не пришлось, Уле так и не удалось поспать нынешней ночью. И схватив сумку, она поспешно выбежала из дома. Ехать пришлось вдоль леса, мимо знакомых с детства мест. Кажется, где-то здесь начиналась их с бабой Полей любимая тропинка… Воспоминания опять подступили к девушке и чтобы отгородиться от них, та надела наушники, громко включила любимую песню. Они одолели уже половину пути, когда машина внезапно встала. Ругаясь и кляня старую развалину, муж тётки Маши полез разбираться с причиной. А Уля и соседка выбрались из салона и медленно пошли к возвышающимся впереди деревьям. На душе у Ули было скверно. Лес давно уже стал для девушки чужим и опасным. Он отобрал у неё мать, в нём сгинула бабка…Соседка, словно прочитав её мысли, спросила:- Скучаешь по бабушке?И сама же ответила:- Вижу, что скучаешь. Хорошая она была травница, теперь таких нет. Сейчас чуть прихватит кого, в город надо, к врачам. А что те врачи-то, – она с досадой махнула рукой. – Так, фанаберия одна и всё. Бабка твоя очень сильная была! Недаром её лес забрал, когда пора пришла. - Что значит… забрал? – внезапно пересохшими губами прошептала Уля. - То и значит. Когда знахарке подходит к концу земной срок, она уходит в лес. Бабка вот твоя ушла. И до неё, раньше, несколько ворожеек из наших краев тоже так поступали. - А что там с ними в лесу стало?- Да кто ж знает… И пёс ваш за ней увязался. Помнишь Верного-то?Верного Уля очень любила. И уехав, тосковала по нему не меньше, чем по бабе Поле. В одиночестве и сутолоке городской жизни ей очень не хватало его безусловной любви и молчаливой преданности. Глаза предательски повлажнели. Бесконечное одиночество вдруг накатило на Улю волной. Такое сильное, что было трудно сдержаться от слёз. «Не смей, не раскисай - приказала она себе. – Ты сможешь, ты справишься». Стараясь скрыть свое состояние от тётки Маши, Уля прошла немного вперёд. Туман спустился неожиданно, поплыл рваными клочьями между деревьями, смешался с запоздалыми слезами, охладил лицо…«Когда туман – приходит пора ведьме пряжу прясть» - вспомнила вдруг Уля присловье бабы Поли. Тогда, в их давнем разговоре из детства, на вопрос – для чего ведьме пряжа? – бабушка не дала точного ответа. Сказала только, что пряжу ведьма прядет из туманных нитей всю жизнь, пряжа нужна ей, чтобы сплести кокон. - Зачем? – поразилась маленькая Уля. - Она оплетает ею себя, остаётся внутри кокона и засыпает. - А потом? Ведьма становится бабочкой?- Она словно куколка бабочки дожидается своего часа, чтобы переродиться и воскреснуть. - Она ждёт принца, да ба? Принц должен разбудить её поцелуем?Баба Поля рассмеялась и вздохнула:- Не совсем так, детка. Я и сама не знаю, что происходит. Знаю лишь, что для перевоплощения ей нужна еда. - А как же она поест, она же спит?- Ведьме нужна не простая еда. Ведьме, чтобы возродиться, нужна энергия живого человека… женщины…- Энергия? – не поняла Уля. - Да… Точнее даже – душа. Ну и оболочка тоже. Ведьма возрождается в новом теле. Уля не поняла, что имела в виду баба Поля, а та не стала ей больше ничего объяснять, отвлеклась на что-то. Но девочку сильно поразил тот разговор. Вот только её детское воображение увлекла вовсе не ведьма, а бабочки! С тех пор Уля повсюду выискивала куколки насекомых, раскладывала их по коробочкам, подолгу рассматривала глянцевые тугие тельца, стараясь не пропустить процесс перерождения. Повзрослев, она дала ему необычное название, подсмотренное где-то в сети – нигредо. … Из воспоминаний Улю выдернул сильный толчок в спину. Кто-то прыгнул на неё сзади, прошелся лапами. Не удержав равновесия, девушка села на землю и прямо перед собой увидела до боли знакомую мохнатую мордаху. - Верный!?!Это и правда был он! Грязный и настолько худой, что шкура казалась наброшенной на скелет. Взвизгивая от переполнявших его чувств, пес тыкался Уле в лицо, облизывал ей щеки и в карих бусинах глаз плескалось счастье. - Но… Как такое возможно? Откуда ты взялся, бродяга?! Где ты был все это время?Уля не могла поверить в происходящее. Она обнимала пса, а тот слизывал её слёзы, смотрел умильно. Поднявшись, Уля обернулась к тётке Маше, но та что-то сердито втолковывала мужу вдалеке у машины. В сторону Ули она не смотрела. Пёс, и откуда только силы взялись, продолжал прыгать вокруг Ули. Припадая к земле, он наскакивал на девушку, крутился рядом. А та гладила жёсткую шёрстку, вновь чувствуя себя маленькой и счастливой…Уля очнулась, когда вокруг сгустился сумрак. Она оказалась вдали от дороги, среди густо разросшихся деревьев. Срываясь на бег, Уля спешила за Верным. Пес бежал чуть впереди, то и дело оборачиваясь, словно проверяя – идёт она или нет. - Стой! Где мы? Погоди, Верный!Внезапно между деревьями мелькнул просвет, и перед девушкой открылось большое пространство поля, густо заросшее наперстянкой. Цветы были высокие, с нее ростом. На толстых длинных стеблях покачивались яркие алые шапочки-колпачки. Верный обернулся, приглашая за собой, а затем нырнул в эти заросли и исчез. Напрасно она звала его – было тихо, лишь тоненько звенел воздух – от насекомых, круживших вокруг цветов. Уля тщетно старалась подавить нарастающую тревогу. Куда её привел пес? Это место было ей не знакомо. Было ясно, что она в глубине леса, но где?Она обернулась назад и замерла – тропинка, по которой она шла, исчезла. Не было и деревьев. Лишь нескончаемые ряды наперстянки простирались перед ней бескрайним и жутким в своей зловещей красоте морем. Заворожённая, Уля смотрела и смотрела на него не в силах отвести глаз. Она не сразу поняла, что мир изменился. Стал серым, почти бесцветным. И только шапочки наперстянок продолжали ядовито краснеть, дразня девушку. Откуда-то налетел ветер, и цветы заколыхались, заходили волнами, зашептали что-то убаюкивающее…Это место было чуждо людям. Таило в себе угрозу. Здесь была вотчина иных существ. «Наперстянки – любимые цветы ведьмы», – говорила ей баба Поля когда-то. Уля подумала о хозяине леса, о матери, давно утратившей человеческий облик…В груди что-то сжалось болезненно, заворочалось душным комом…Взвинченная до предела, девушка стала звать:- Верный, Верный!…И почти сразу откуда-то из глубины поля послышался знакомый басовитый лай. Повторился ещё и ещё. Он звучал так естественно и обыденно, словно пёс звал Улю к себе. Не раздумывая, она кинулась на звук, прямиком через тугие сочные стебли цветов. Странно, но те расступались перед девушкой, давая дорогу, и она бежала, бежала сквозь этот фантастический лес цветов пока не почувствовала под ногами пустоту…Уля почти не ударилась, оказавшись на чём-то мягком среди непроницаемой темноты. Пальцы запутались в волокнистой, пушистой поверхности, напоминающей то ли пожухлую траву, то ли свалявшуюся шерсть. От неожиданности и шока Уля не закричала. Она лишь судорожно всхлипывала, часто глотая воздух пополам с ужасом. Густой и плотный, он царапал горло, мешал дышать. И остро пахло чем-то знакомым. Так пахли старые закрытые комнаты – пылью, старостью, тленом…Мыслей не было. Никаких. В голове болью пульсировала кровь, рвалась наружу. И в этой пульсации звучало: беги, беги, беги!Осторожно ощупывая перед собой поверхность, Уля поползла вперед. Под руками попадались всё-те же волокна, травинки, щепки, какой-то мусор. В какой-то миг её рука зависла в пустоте, и девушке чудом удалось удержаться, чтобы не соскользнуть. Отпрянув, Уля с трудом перевела дыхание. Похоже, что там внизу провал. Куда же она попала?!Медленно и осторожно она двинулась немного вбок и очень быстро наткнулась на что-то твёрдое. Оно было влажным, холодным, немного липким. Преодолевая отвращение, Уля осторожно касалась его пальцами, постоянно натыкаясь на какие-то упругие переплетенные отростки. Это же корни растений. Она ощупывает землю… Значит перед ней стена ямы, в которую она попала. Поверхность, на которой находилась Уля, плотно соприкасалась с этой стеной, словно крепилась к ней…Стараясь действовать осторожно, шепотом подбадривая себя, Уля медленно поднялась на ноги, опираясь на эту стену. Собравшись с силами, медленно шагнула вдоль неё… И поверхность под ногами девушки откликнулась на это движение, слегка вздрогнув. Уля шагнула еще… Поверхность задрожала сильнее, заставив девушку сжаться. Что же делать… Может попробовать взобраться по стене?Уля изо всех сил вглядывалась в непроницаемый потолок темноты, тщетно стараясь различить хоть что-нибудь. Чрево земли…Так, кажется, говорила баба Поля, когда рассказывала сказки «про страшное». «Когда приходит пора, ведьма забирается в самое чрево земли. Она сплетает кокон и ждёт. Ждёт, когда сможет возродиться вновь». А что, если это… Неужели она… Она на … коконе?!Но этого просто не может, не должно быть!Липкий ужас заскользил по спине каплями пота, пошевелил волосы, мазнул небрежно по лицу то ли паутиной, то ли своим дыханием. Господи, как же страшно! И помощи ждать неоткуда. Как тогда говорила баба Поля – от судьбы не уйдешь?Где-то высоко вверху прямо у неё над головой вновь раздался знакомый лай – громкий, звонкий, он внезапно оборвался раскатистым хохотом, от которого заложило уши, и мелко-мелко затряслась поверхность, на которой она стояла. Это хозяин. Он притворился Верным, чтобы заманить меня сюда и теперь не отпустит, - поняла Уля. – Но может там, рядом с ним… мама?И она отчаянно изо всех сил закричала:- Мама, мамочка, это я, я! Помоги! Помоги мне! Пожалуйста! Мамочка!В ответ вверху что-то пронзительно заухало, засвистел ветер - словно пронёсся смерч с воем и воплями. А потом до девушки долетела волна холода, как пощечина, как воспоминание… И всё стихло. Кокон продолжал дрожать мелко, противно, сильнее и сильнее…Вцепившись в стену, Уля отчаянно пыталась удержаться на ногах. Внезапно с громким треском кокон раскрылся узкой щелью, нарушив её шаткое равновесие, и поглотил её. Теплая вязкая масса, пульсировала вокруг, обволакивала девушку, пыталась проникнуть сквозь кожу. Уля барахталась в ней, билась изо всех сил, тщетно стремясь вырваться, освободиться. Дышать было нечем. Тело жгло, но сильнее всего болело в груди – её разбередило словно когтями, прорываясь внутрь, выдирая что-то… может быть душу? В возникшую пустоту хлынуло горячее, душное, горькое, подавляя, подчиняя себе…И последнее, о чём Уля вспомнила в этот миг – липкие капельки на своих ладонях… ладанник… оберег… феникс…Ведьма пришла к дому бабы Поли в полночный час. Что-то влекло её сюда, настойчиво, нестерпимо. Внутрь попасть она не могла – ладанник не пускал её. Запах ладанника теперь казался ужасным. Даже на расстоянии он обжигал дыхание, словно ядовитые пары. Но ведьма всё же открыла калитку, сделала шаг…Волна ненависти, исходящая от ладанника чуть не сбила её с ног. Ненависть эта была настолько сильна, что опалила жаром кусты. Листья свернулись и осыпались. Оголившиеся ветви стали чернеть. Смолистые капельки, покрывающие их, затлели, потянулся дымок, и вот уже растения воспламенились, образовав вокруг дома сияющее кольцо. Пламя пылало алым, выло и металось погребальным костром. В белых, словно одуванчиков пух, волосах ведьмы оно отсвечивало золотыми бликами. Как будто ласково гладило её… Как будто манило – подойди ближе, ближе… Не бойся… Я обниму, я согрею тебя…Не в силах противиться, ведьма раскинула руки и легко оттолкнувшись от земли, полетела вперёд – навстречу его огненному поцелую.