Красавка

Рассказ:

В детстве довелось мне быть беспризорником. Когда мне было десять, мать словила передоз и уехала в подземное царство, а меня заслали в детский дом. В детстве довелось мне быть беспризорником. Когда мне было десять, мать словила передоз и уехала в подземное царство, а меня заслали в детский дом. Пожалуй, детский дом – громко сказано, скорее государственный гадюшник, где персоналу было на нас насрать. Не суть важно. Короче, через два года оттуда я дернул, несколько недель ночевал по падикам, попрошайничал, на цыган работал – пока не встретил двух братьев - Паху и Толяна. Их история не шибко-то отличались от моей, и так сложилось, что дальше мы беспризорили вместе вплоть до сентября девяносто шестого. Много всего повидали, много где и как подрабатывали, воровали по мелочи – выживали, короче. Рассказать я хочу о том дне, которым наши похождения закончились. Не уверен, какое было число, помню, что было довольно холодно. Мы решили прогуляться по лесу, набрать сыроежек на ужин – горячей, свежеприготовленной пищи сильно не хватало. Тогда-то Толю и посетила эта идея. Разойдясь по лесу, мы бродили несколько часов, выискивая и собирая редкие сыроехи, пропущенные грибниками. После встречи мы сбросили неплохой улов в общий пакет и потопали к станции; Паха похвастался, что нашел здоровенный, по грудь, куст черники, сказал, что звал нас, но мы не услышали, и ему пришлось съесть все одному. Нам это, конечно, не понравилось, но мы промолчали; Паха был на два года старше нас с Толяном и уже побеждал обоих в редких драках. На полпути к станции Паха остановил нас и сказал, что чует жареную картошку. Чтобы вы поняли: недалеко от железки был старый поселок, построенный еще хрен знает когда, как он сейчас – не знаю, но тогда он был полностью заброшен, даже наполовину сполз в реку. Пару раз мы уже перебивались там, и, Паха сказал, что, наверное, другая группка типа нашей надыбала картофана и жарит там – больше-то некому, и, может, удастся с ними махнуться частью грибов на часть картошки. Ни я, ни Толик не слышали никакого запаха, но все равно пошли за ним, потому что планировали заночевать в одном из домов. Двигался Паха быстрым шагом. Меня тогда это еще удивило; если я запах чувствовал, мне было сложно определить, откуда он шел, а Паха шел как ищейка по следу, огибая полусгнившие постройки так, будто бы знал, куда идти. Через пять минут ходу мы подошли к одному из нависающих с обрыва домов, и наш «ведущий» стал утверждать, что пахнет, по-любому, отсюда. Ни света в окнах, ни дыма из трубы мы не видели, но он был натурально уверен в том, что нам надо внутрь. Оторвав от двери доски, Паха шагнул внутрь и застыл - с его слов, запах пропал, как только он вошел. Он выбежал, сделал несколько кругов вокруг дома и развел руками. Запах исчез бесследно. На ночь мы решили остаться в том же доме. Там была печка, немного старой мебели и всякого тряпья, а большего нам, в принципе, и не нужно было. Разломав пару стульев, Толик затопил печку и разложил сыроежки прямо у заслонки. Я сгонял и набрал из речки воды в бутылки и поставил их там же – заварки у нас не было, но во дворе была пара кустов смородины, и я просто напихал по пятку листов в каждую из бутылок. Грибы вышли офигенно вкусными; наверное, «готовили» мы их неправильно, но тогда это было самым крутым, что мы если за последние месяцев пять, с тех пор, как нам удалось урвать мороженого. Закончив ужин, мы погоняли в «Дурака», пока не стемнело, и завалились спать. Паха вызвался посторожить печку – сказал, спать не хочется, больше пить. Заварил еще смородины, сидел и втыкал в печку. Ну а нас с Толяном просить не надо – заснули почти сразу же, на полный-то желудок. Проснулся я от громкого крика. Было еще темно, но горящая печка довольно сносно освещала комнату. С минуту я еще тупил, пока не понял, что Паха стоит у печки, махая перед собой тлеющей деревяхой и вопя, как сраная макака. «Не возьмешь, не получишь, ****!». Выглядел он так, как будто его кто-то сожрать или изнасиловать пытался. Никого, кроме нас в доме не было, и Толик тоже явно не понимал, что за фигня происходит. Какое-то время мы просто сидели и охреневали, а Паха так и не затыкался. Толик поднялся и стал медленно подходить к Пахе, пытаясь ему сказать, что тут никого кроме нас нет, но старшой будто его вообще не видел. Тогда, поднырнув под руку буйного, Толян сбил его с ног, и Паха тут же замолчал и замер. С полминуты он просто сидел на полу и смотрел на Толю, а потом заревел и врезал ему по голове поленом, крепко так, со всей силы. Толик осел, как озимый, а Паха отбросил тлеющую деревяху куда-то на тряпки, оседлал его и стал избивать, крича что-то невнятное. К тому моменту я уже просто нихрена не соображал, помню, подумал, что, наверное, грибами траванулись и глюки ловим – но при любом раскладе стоило свалить оттуда. Стыдно сказать, но я струсил. Бросил Толика. Пока Паха был занят им, я прокрался к выходу и рванул на улицу. Остановился я только тогда, когда увидел семафоры железки, и уже оттуда увидел, что наш дом уже вовсю полыхает. Приехали пожарные, милиция, меня – сначала в детскую комнату, потом – в детский дом. Ни Паха, ни Толик не выжили - сгорели внутри. Недавно, зависая на Википедии, я понял, что Паха ел совсем не чернику, и мне до сих пор интересно, мог бы я тогда спасти их, если бы знал это.