Рассказ:
Несколько лет назад я как-то услышала от своей знакомой про один нестандартный способ, с помощью которого можно усмирить разъярённого, громко возмущающегося человека: нужно мысленно надеть ему на голову белое эмалированное ведро. Смеялась, конечно, вместе со всеми до упаду, но решила всё же как-нибудь это дело проверить. Но случая всё не представлялось и не представлялось. Да и забылся быстро этот разговор, если честно. И вот буквально на днях подвернулся случай проверить тот способ в действии.
Поехали мы в магазины собирать младшую дочку в школу: юбочки-кофточки покупать, обувь и прочее. Зашли в отдел обуви, дочка набрала себе несколько пар мерить и давай переобуваться перед зеркалом. Я сижу, смотрю, иногда подхожу к витрине и подношу ей ещё туфель, какие мне нравятся.
Вдруг слышу издали слишком громкие голоса. Поворачиваю голову и вижу двух женщин. По всей видимости, это мама и дочь, только дочка далеко не школьного возраста. Но не это удивило — обувь-то здесь была на все размеры. Женщины ссорились. Маме лет пятьдесят, может, даже «с хвостиком», и дочке лет восемнадцать-двадцать.
— Никогда, слышишь, никогда я не ожидала от тебя такого! — Громко и жёстко чеканила слова мама, не глядя на дочь.
— Но, мамочка… – Чуть не плакала дочка, но мама не давала ей и слова сказать.
— Живите как хотите, раз мать не нужна! — Хрупкая с виду женщина прошла мимо меня, словно танк.
— Мамочка, я не могу без тебя, ты мне нужна… — Лепетала девушка, вытирая на ходу слёзы. Она забегала к матери то с одной стороны, то с другой, но мама была неумолима.
— Послушай, Светлана! Хватит разыгрывать комедию! Я знаю, что ты без меня вполне обойдёшься! — Женщина остановилась. — И вообще, что за моду взяла — чуть что, сразу реветь!
Мы оказались невольными свидетелями их ссоры. И, конечно, было неприятно и непонятно, кто прав, кто виноват. Но больше жалость вызывала девушка, потому что мама конкретно давила.
— И оставь меня уже в покое! На дворе белый день, а ты мне уже все нервы вытрепала! Вот я умру, тогда…
Тут я и вспомнила вдруг про ведро! С белым днём, что ли, ассоциация прошла?
Быстренько представила себе белое большое эмалированное ведро с тремя выдавленными полосочками по верхнему краю, довольно толстенькую дужку в ушках, а на ней деревянную, болтающуюся туда-сюда ручку. Мысленно перевернула это ведро вверх дном и аккуратно надела его на голову женщине. И жду эффекта… И… кажется, сработало! Может, конечно, и совпадение, но совпало здорово.
Фразу мама так и не закончила. Сделав несколько глотательных движений, она вдруг схватилась за голову, потом за сердце.
— Мамочка, тебе плохо? — Перепугалась дочь.
По правде сказать, испугалась и я. Мало ли что? Может, упадёт сейчас в обморок, не дай Бог, и я до конца своих дней буду в этом винить себя.
Но женщина огляделась по сторонам, нашла свободный примерочный диванчик и плюхнулась на него. Я краем глаза наблюдала за ней. Дочка присела возле неё, гладила по рукам, заглядывала в лицо. Мама какое-то время молчала, потом закрыла лицо руками и, кажется, заплакала…
У меня упал камень с души. Плачет — значит, всё более-менее нормально! Дочка обняла её за шею, мама не сопротивлялась.
Мы с моей дочкой выбрали ей обувь и пошли на кассу. Уходя, я оглянулась на тот диванчик, где сидели мама и дочь: они всё ещё сидели там. «Вот и славно! Кажется, помирились», — подумала я.
Подойдя к кассе, мне вдруг прошибло – как я могла забыть! Та моя знакомая, которая рассказывала когда-то про этот способ усмирения, в конце добавила: «Только в конце, когда будете уже уходить, не забудьте так же мысленно снять с головы это белое ведро! А то человеку может стать плохо». Как станет плохо, она тогда не уточнила, но мало ли что.
Я сунула дочери кошелёк и понеслась обратно в примерочный зал. С души упал камень, когда я увидела маму с дочкой, всё так же сидящих на диванчике.
Опять представила то же самое белое ведро, но уже на голове женщины, и мысленно осторожненько сняла его, перевернув вниз дном. Хотела было сделать вид, что я опять разглядываю туфли, но ни мама, ни дочка на меня не смотрели.
Я поторопилась на кассу, где меня ждал мой ребёнок. И что было дальше, увы, не знаю.