Cavernum Cor

Рассказ:

История, которую я вам поведаю, тесно связана с происшествием, случившемся на Северном Урале в 1959 году. Газеты того времени упорно скрывали правду о том, что именно произошло с тургруппой Игоря Дятлова в ту далекую зимнюю ночь с 1 на 2 февраля, и лишь теперь я понимаю, почему. Я делаю эти записи с целью предостережения тем глупцам, которые решатся исследовать тайну, которую никогда нельзя было раскрывать…По правде говоря, я никогда не был ни профессиональным туристом, ни походником. Просто в какой-то момент наткнувшись в Интернете на таинственную историю, которая произошла не где-то там за границей, а у нас, в Советском Союзе, я стал копать все материалы, которые мог найти. Официальные документы, газетные статьи, досужие домысли диванных экспертов. Версии были самые разные – от беглых зэков и встречи с военными, которые заподозрили в обычных туристах американских шпионов до снежного человека и похищения инопланетянами. Решив, что таким образом правды не выяснить, я захотел повторить один в один маршрут дятловцев. Среди моих знакомых были люди, сведущие в походах, но ни одного, кто согласился бы пройти по маршруту такой категории сложности. Когда я почти смирился с неудачей, мой лучший друг предложил мне найти проводника из местных и сам решил поучаствовать в этом мероприятии. Дождавшись зимы – я решил четко воссоздать события, навлекшие беду на группу Дятлова – мы с Алексом выехали на поезде в Ивдель за пару недель до запланированного выхода. За это время мы должны были перепроверить снаряжение, найти проводника и сделать заброс к активной части маршрута части припасов, чтобы не тащить все на себе. Дорогу, как и все приготовления к походу, я приводить здесь не буду, ибо ничего экстраординарного не случилось за это время. В поезде мы коротали время за водкой, традиционной курицей и игрой в дурака, проводник из местных нашелся довольно быстро – перевал Дятлова до сих пор является популярным туристическим маршрутом, ведущим на легендарное плато Маньпупунер, с доставкой припасов легко справился лесник на своем уазике. Единственное странное событие, которое заставило нас почувствовать неведомую угрозу, скрытую в древнейших горах, произошло накануне нашего выхода к поселку 41го квартала, где нас ожидал проводник. По старой русской традиции мы решили выпить «на дорожку» и отправились с Алексом в единственную в городе рюмочную, где можно было выпить не опасаясь летальных последствий. После нескольких стопок беленькой, заеденной неким традиционным блюдом, состоявшим из мяса, ягод и трав в отвратительно вегетарианских пропорциях, мне захотелось освежиться и выйти покурить. Мороз для России был не самый сильный, потому я отправился без куртки, и взбодрился, не успев выкурить и трети сигареты. Хмель сняло как рукой, а потому то, что происходило дальше, никак не может быть списано на пьяный угар и белую горячку. Как многие знают, с электричеством на периферии нашей необъятной Родины, дела обстоят далеко не так радужно как в федеральных городах вроде Москвы и Петербурга. Вот и здесь, в Ивдели, за пределами спасительного пятна света от фонаря над рюмочной, начиналась синюшная темнота, звенящая тишина, из-за которой воображение рисовало бездонные овраги, пропасти с отвесными стенами, зрачки глаз, наблюдающие за каждым твоим движением. Ночь приходит и кажется, что за пределами освещённого пространства и правда можно пропасть, слиться с тенями и сумраком, стать штрихом в огромном полотне. Кингу и Лавкрафту до реальности далеко. Вглядываясь в эту тьму, я ожидал увидеть монстров, таинственные движения вашта нерада или Ночных, с которыми имел сомнительное удовольствие повстречаться в родном городе. Но совершенно неожиданно для меня в кругу света прямо передо мной возникла фигура манси. Поскольку он стоял против света, я не смог разглядеть его лица, даже с достоверностью определить пол – длинные волосы тут были равно в почете как у мужчин, так и у женщин. Но интуиция подсказала мне, что это был все-таки он. Хриплый, с примесью металла голос, каркнул мне прямо в лицо странные слова на наречии, которое я сперва принял за мансийское, но впоследствии понял, что к языку, давшему названия всем окрестным вершинам, он отношения не имел. Varaat! Gastra warasatt!После того, как я недоуменно спросил, не может ли он обращаться на русском или английском – других языков я не знал, он схватил мою руку, и наклонив голову так, что я снова не видел его лица – манси низкорослый народ – стал ее трясти, одновременно что-то приговаривая и пытаясь впихнуть мне в ладонь какой-то мешочек. Hirata nigara poli rasma owri ta okifatarata… Hirata nigara poli rasma owri ta okifatarata!Он повторял это, как неизвестную мне мантру, и я подумал было, что он хочет что-то мне продать, чтобы выручить немного денег для того, чтобы забыться в рюмочной. Я рассердился, и алкоголь ударил мне в голову, поэтому я прогнал его, вырвавшись из цепкой хватки и замахав руками. История, которую я вам поведаю, тесно связана с происшествием, случившемся на Северном Урале в 1959 году. Газеты того времени упорно скрывали правду о том, что именно произошло с тургруппой Игоря Дятлова в ту далекую зимнюю ночь с 1 на 2 февраля, и лишь теперь я понимаю, почему. Я делаю эти записи с целью предостережения тем глупцам, которые решатся исследовать тайну, которую никогда нельзя было раскрывать…По правде говоря, я никогда не был ни профессиональным туристом, ни походником. Просто в какой-то момент наткнувшись в Интернете на таинственную историю, которая произошла не где-то там за границей, а у нас, в Советском Союзе, я стал копать все материалы, которые мог найти. Официальные документы, газетные статьи, досужие домысли диванных экспертов. Версии были самые разные – от беглых зэков и встречи с военными, которые заподозрили в обычных туристах американских шпионов до снежного человека и похищения инопланетянами. Решив, что таким образом правды не выяснить, я захотел повторить один в один маршрут дятловцев. Среди моих знакомых были люди, сведущие в походах, но ни одного, кто согласился бы пройти по маршруту такой категории сложности. Когда я почти смирился с неудачей, мой лучший друг предложил мне найти проводника из местных и сам решил поучаствовать в этом мероприятии. Дождавшись зимы – я решил четко воссоздать события, навлекшие беду на группу Дятлова – мы с Алексом выехали на поезде в Ивдель за пару недель до запланированного выхода. За это время мы должны были перепроверить снаряжение, найти проводника и сделать заброс к активной части маршрута части припасов, чтобы не тащить все на себе. Дорогу, как и все приготовления к походу, я приводить здесь не буду, ибо ничего экстраординарного не случилось за это время. В поезде мы коротали время за водкой, традиционной курицей и игрой в дурака, проводник из местных нашелся довольно быстро – перевал Дятлова до сих пор является популярным туристическим маршрутом, ведущим на легендарное плато Маньпупунер, с доставкой припасов легко справился лесник на своем уазике. Единственное странное событие, которое заставило нас почувствовать неведомую угрозу, скрытую в древнейших горах, произошло накануне нашего выхода к поселку 41го квартала, где нас ожидал проводник. По старой русской традиции мы решили выпить «на дорожку» и отправились с Алексом в единственную в городе рюмочную, где можно было выпить не опасаясь летальных последствий. После нескольких стопок беленькой, заеденной неким традиционным блюдом, состоявшим из мяса, ягод и трав в отвратительно вегетарианских пропорциях, мне захотелось освежиться и выйти покурить. Мороз для России был не самый сильный, потому я отправился без куртки, и взбодрился, не успев выкурить и трети сигареты. Хмель сняло как рукой, а потому то, что происходило дальше, никак не может быть списано на пьяный угар и белую горячку. Как многие знают, с электричеством на периферии нашей необъятной Родины, дела обстоят далеко не так радужно как в федеральных городах вроде Москвы и Петербурга. Вот и здесь, в Ивдели, за пределами спасительного пятна света от фонаря над рюмочной, начиналась синюшная темнота, звенящая тишина, из-за которой воображение рисовало бездонные овраги, пропасти с отвесными стенами, зрачки глаз, наблюдающие за каждым твоим движением. Ночь приходит и кажется, что за пределами освещённого пространства и правда можно пропасть, слиться с тенями и сумраком, стать штрихом в огромном полотне. Кингу и Лавкрафту до реальности далеко. Вглядываясь в эту тьму, я ожидал увидеть монстров, таинственные движения вашта нерада или Ночных, с которыми имел сомнительное удовольствие повстречаться в родном городе. Но совершенно неожиданно для меня в кругу света прямо передо мной возникла фигура манси. Поскольку он стоял против света, я не смог разглядеть его лица, даже с достоверностью определить пол – длинные волосы тут были равно в почете как у мужчин, так и у женщин. Но интуиция подсказала мне, что это был все-таки он. Хриплый, с примесью металла голос, каркнул мне прямо в лицо странные слова на наречии, которое я сперва принял за мансийское, но впоследствии понял, что к языку, давшему названия всем окрестным вершинам, он отношения не имел. Varaat! Gastra warasatt!После того, как я недоуменно спросил, не может ли он обращаться на русском или английском – других языков я не знал, он схватил мою руку, и наклонив голову так, что я снова не видел его лица – манси низкорослый народ – стал ее трясти, одновременно что-то приговаривая и пытаясь впихнуть мне в ладонь какой-то мешочек. Hirata nigara poli rasma owri ta okifatarata… Hirata nigara poli rasma owri ta okifatarata!Он повторял это, как неизвестную мне мантру, и я подумал было, что он хочет что-то мне продать, чтобы выручить немного денег для того, чтобы забыться в рюмочной. Я рассердился, и алкоголь ударил мне в голову, поэтому я прогнал его, вырвавшись из цепкой хватки и замахав руками. Доводить до драки мне не хотелось, и манси отступил – его глаза еще раз блеснули в темноте, в которую я так пристально вглядывался несколько минут назад, и словно из этих глаз над горизонтом взметнулась яркая комета – подобная тому странному светящемуся объекту, что успел запечатлеть на пленку в 1959м году Юрий Кривонищенко. Памятуя о том, что это фото было последним кадром, сделанным туристами перед страшными событиями той ночи, а сам кадр долгие годы скрывался следствием (вероятность того, что это был инверсионный след секретной советской ракеты Р-12, пущенной с полигона Капустин Яр, была достаточно высокой), я выхватил свой телефон, лихорадочно пытаясь открыть камеру, но когда поднял голову, никакого свечения в ночном небе уже не наблюдалось, а под моими ногами лежал тот самый мешочек. Я удивился, что незнакомец решил его мне оставить, поскольку был уверен, что он планирует обменять его у меня на рубли или хотя бы водку. Однако поскольку я по природе своей любопытен, я его все-таки поднял и пошел показывать находку другу. Алекс без меня уже успел «затанцевать» местную девушку и был куда пьянее, поэтому разговор с ним я решил отложить до завтра, а сам отправился накатить с местными, чтобы разговорить их о таинственном небесном теле. Один из местных, дородный русский мужик, оказавшийся водителем большегруза, рассказал историю, услышанную им еще в молодости, когда ходило множество слухов о «ракетной» версии произошедшего. - Слышал разговоры студентов Уральского политеха, что бегство раздетых людей из палатки вызвано взрывом и большим излучением… а заявление зав. административным отделом обкома КПСС, сделанное сестре погибшего Колеватовой, о том, что остальные, не найденные 4 человека, могли прожить после смерти найденных не более 2 часов, заставляет думать, что вынужденное, внезапное бегство из палатки - вследствие взрыва снаряда и излучения вблизи горы 1079, «начинка» которого вынудила… бежать от нее дальше и, надо полагать, повлияла на жизнедеятельность людей, в частности, на зрение. - Возможно, это была либо ракета Р-7, которая активно испытывалась в то время. Либо так называемый проект «Буря» – это межконтинентальная крылатая ракета первая. – вторил ему дедок, бывший военный инженер, который работал когда-то на том самом полигоне, а потом женился, да так и остался жить в Ивдели. Когда же я спросил, часто ли они видят светящиеся объекты в небе в наше время, все трое, составлявшие мне компанию, как-то резко замолчали, а потом дружно засмеялись, будто не ожидали такой наивности от «столичного человека», рассказали что полигоны давно заброшены, военная часть расформирована, а все случаи встречи НЛО – бредни суеверных манси, любящих пугать чужаков рассказами о пришедших из пучин далекого космоса страшных существах, которых древние манси почитали богами и даже составили довольно точное описание этих пришельцев, что несомненно, говорило лишь в пользу того, что это легенда и выдумка, ведь никто никогда не видел настоящих инопланетян, и уж тем более, богов. Тем не менее, ради смеху они пересказали истории манси. Истории в тот момент мне тоже показались забавными суевериями, которые вызвали во мне интерес сугубо антропологический и фольклористический. Как человек увлеченный знаниями в принципе, я не отказал себе в удовольствии послушать эти байки, и горько пожалел, что не воспринял их всерьез. Тот самый дедок-военный, который остался в моей памяти исключительно как Петрович, знал эти истории лучше всех, поскольку его жена была манси и не раз предостерегала его от походов к горе мертвецов – Холатчахль. (На этом моменте меня несколько удивило произношение названия этой горы Петровичем, оно вызывало ассоциации с ацтекской культурой, в то время как встреченные мной до этого местные жители чаще использовали Холат-Сяхыл, которое на мой вкус, больше соответствовало лингвистике здешних народностей). Те мрачные горы, представляющие собой трудную дорогу, а быть может, наоборот, препятствие на пути, к таинственному плато Маньпупунер, отличались безжизненностью и отсутствием какой-либо растительности на холодных каменистых склонах. Так повелось с незапамятных времен, когда люди еще носили шкуры и боялись разводить огонь, поскольку он был достоянием Неба. В те невообразимо далеко отстоящие от нас времена, когда все началось, эту местность населяли немногочисленные кочевники. Однажды они увидели как над ровным горным плато нависла непроницаемая мгла, вслед которой пришел ужасный холод. Поднялся небывалой силы ураган, землю сотрясали мощные удары. Молнии рассекали небо во всех направлениях. Когда все стихло, и мгла рассеялась, перед их потрясенными взглядами открылась невиданная картина. Посреди выжженной земли сияло на солнце высокое вертикальное сооружение, видимое с расстояния многих дней пути. На протяжении длительного времени сооружение испускало неприятные, режущие слух звуки и постепенно уменьшалось в высоте, пока вовсе не исчезло под землей. На месте погрузившегося высотного сооружения зияло огромное вертикальное «жерло» – «хохочущая бездна», как прозвали его кочевники. По причудливым описаниям легенд, оно состояло из трех ярусов В его недрах находилась якобы полая подземная страна со своим, но «ущербным» солнцем, под которым лежали некие «запасные люди». Из жерла поднимался удушливый смрад, и поэтому близ него не селились. Со стороны было видно, как над жерлом появлялся иногда «вращающийся остров», оказывавшийся затем его «захлопывающейся крышкой». Кто из любопытства пытался проникнуть на эту территорию, назад не возвращался. Про появление самого плато Маньпупунер и столбов выветривания сохранилась интересная мансийская легенда, которую я изложу здесь в том виде, в котором она дошла до наших дней. «В далекие времена в густых лесах, подступивших к самым Уральским горам, жило могущественное племя манси. Мужчины племени были так сильны, что один на один побеждали медведя, и так быстры, что могли догнать бегущего оленя. В юртах манси было много мехов и шкур убитых животных. Из них женщины делали красивые меховые одежды. Добрые духи, жившие на священной горе Ялпинг-Ньер, помогали манси, потому, что во главе племени стоял мудрый вождь Куущай, который был в большой дружбе с ними. Были у вождя дочь — красавица Аим и сын Пыгрычум. Далеко за хребет разнеслась весть о красоте юной Аим. Она была стройна, как сосна, выросшая в густом лесу, а пела так хорошо, что послушать её сбегались олени из долины Ыджыд-Ляги. Услышал о красоте дочери вождя манси и великан Торев (Медведь), чей род охотился на горах Хараиз. Потребовал он, чтобы Куущай отдал ему свою дочь Аим. Но отказалась, смеясь Аим и от этого предложения. Разгневанный Торев позвал своих братьев великанов и двинулся к вершине Торре-Порре-Из, чтобы силой схватить Аим. Неожиданно, когда Пыгрычум с частью воинов был на охоте, появились великаны перед воротами каменного города. Целый день шла жаркая битва у крепостных стен. Под тучами стрел поднялась Аим на высокую башню и крикнула: — О, добрые духи, спасите нас от гибели! Пошлите домой Пыгрычума! В тот же миг в горах засверкали молнии, грянул гром, и черные тучи густой пеленой закрыли город. — Коварная, — зарычал Торев, увидав на башне Аим. Он ринулся вперед, сокрушая все на своем пути. И только Аим успела спуститься с башни, как та рухнула под страшным ударом дубины великана. Затем Торев вновь поднял свою огромную палицу и ударил по хрустальному замку. Замок рассыпался на мелкие кусочки, которые подхватил ветер и разнес по всему Уралу. С тех пор и находят в Уральских горах прозрачные осколки горного хрусталя. Аим с горсткой воинов скрылась под покровом темноты в горах. Под утро услышали шум погони. И вдруг, когда уже великаны готовы были схватить их, в лучах восходящего солнца появился Пыгрычум с блестящим щитом и острым мечом в руках, которые дали ему добрые духи. Пыгрычум повернул щит в сторону солнца, и огненный сноп света ударил в глаза великану, который отбросил в сторону бубен. На глазах изумленных братьев великан и отброшенный в сторону бубен стали медленно каменеть. В ужасе бросились братья назад, но, попав под луч щита Пыгрычума, сами превратились в камни. С тех пор тысячи лет стоят они на горе, которую народ назвал Мань-Пупу-Ньер (Гора каменных идолов), а недалеко от неё возвышается величественная вершина Койп (Барабан). »Когда же я спросил про описание самих древних пришельцев, что были в хохочущей бездне, местные угрюмо замолчали, будто не хотели об этом говорить. Но еще одна бутылка водки развязала языки, и мужики продолжили свой рассказ. Скрытые под горами «запасные люди» по поверьям, созданы другими, Древними, прибывшими со звезд. Древние эти создали их чтобы заменить ныне живущих на Земле людей после того, как «раскроются цветы боли», и все живое исчезнет. Шаманы манси прислуживают Древним в Хохочущих Безднах, чтобы как можно дольше продлить пребывание своего народа на планете. А сами Древние выглядят так, что простой, неподготовленный человек вряд ли сможет остаться в своем уме, встретив подобную противоестественность земной природе. Некоторые описывали их как имеющих щупальца и хобот, полуаморфных, получешуйчатых, полубугорчатых, с глазами насекомых, имеющих перепончатые крылья, членистые конечности и парные спинные плавники. Те же, кто действительно знают, скажут что никакими словами не смогут дать представления об этом отвратительном, адском, нечеловеческом, внегалактическом, подчиненном абсолютно чуждой землянам логике, существе, возникшем из небытия и хаоса Предвечной ночи. После этих описаний я вновь немного протрезвел, сделав определенные выводы насчет небесных тел, которые возможно, видели члены тургруппы Дятлова перед смертью. Поблагодарив своих собутыльников, я отправился в наш номер, оставив Алекса развлекаться с девушкой, которой он во все уши врал о том, какой он известный археолог и сколько научных трудов написал. Да, Сашка действительно закончил истфак, участвовал в экспедициях на Херсонесе и под Старой Рязанью, но до лавров видного археолога ему всегда было далеко. Однако пикапу это, конечно, не помеха. Прокручивая в голове истории про ракеты, космических пришельцев, огненных богатырей, я совсем забыл про мешочек, который мне дал странный манси. И не вспоминал о нем до самого прибытия на Холатчахль…Утром мы погрузились в любезно предоставленный в наше распоряжение УАЗ и доехали на нем без каких-либо происшествий до поселка лесозаготовителей. Распрощавшись с лесником и добыв закладку, мы выдвинулись на начальную точку маршрута – в заброшенный посёлок 2-го Северного рудника, входивший ранее в систему ИвдельЛАГа, где нас ожидал проводник. Добравшись под вечер и встретившись с Микаем – нашим проводником, и последовав данному им совету, встали лагерем в пещере, бывшей когда-то тем самым вторым северным рудником. Скрывшись от холодного ветра и мороза, мы развели костер, поставили палатки, и травили походные байки до середины ночи, пока Микай не прогнал нас спать, страшным голосом сообщив, что Час Тигра - время, когда тигры наиболее свирепы, рыская в поисках добычи. Под утро, меня разбудили голоса. Сначала я подумал, что это Микай и Алекс решили прогуляться вглубь пещеры, но интонации были незнакомыми, хотя слова было сложно различить. Говорили два человека, по тембру голоса молодой и более зрелый. Казалось, звук шел из самой пещеры, но никого видно не было. Подумав, что мне почудилось, - в пещерах много странных звуков можно услышать - я завернулся с головой в спальник и снова уснул. Днем я первым делом конечно расспросил своих товарищей, но никто ничего не слышал и в пещеру утром не ходил. Микай усмехнулся и сказал, что это Дивьи люди – Чудь белоглазая, которая ушла под землю, спасаясь от иноверцев-христиан, и мол именно про этот феномен «двух голосов», который встречается повсеместно на Урале и говорят, рассказывая про Хохочущие Бездны и «запасных людей под горами». Дивьи люди живут в Уральских горах, выходы в мир имеют через пещеры, в заводе Каслях, они выходят из гор и ходят между людьми, но люди их не видят. Культура у них величайшая и свет у них в горах не хуже солнца. Дивьи люди небольшого роста, очень красивы и с приятным голосом, но слышать их могут только избранные, они предвещают людям разные события. Рассказывают, что в селах Белослуцком, Зайковском и Строгановке в полночь слышится звон; слышали его только люди хорошей жизни, с чистой совестью, такие люди слышат звон и идут на площадь к церкви. Приходит старик из дивьих людей и предсказывает, что будет. Если приходит на площадь недостойный человек, он ничего не видит и не слышит… Однако поскольку ничего из разговора я не расслышал, какие знамения нам пытались предсказать люди Чудского народа, мы тогда так и не узнали. Выбросив из головы очередную уральскую аномалию, мы начали свой поход – сперва на лыжах, повторяя за Дятловым маршрут вдоль реки Лозьвы, затем по тропе манси к притоку Лозьвы – Ауспии. На второй стоянке мы уже все вместе слышали голоса, но опять не смогли понять ни слова. Поблизости так же никого не было видно. 31 января мы подошли к горе Холатчахль и заночевали перед ее склонами – ни на шаг не отклоняясь даже по времени от дятловцев, несмотря на то, что погодные условия нам вполне благоприятствовали. Поразмыслив о том, что я услышал в Ивдели, мы с Алексом решили отправиться по окрестностям с целью поискать следы разрушения ракеты, о которой говорил Петрович – за многие годы в этом мертвом царстве никто не проводил исследований, не сходил с маршрута и не занимался никакими поисками, так что надежда на успешное завершение нашего похода в первый же день все-таки была. Набродившись до дрожи в ногах по пологим склонам, я уже собирался возвращаться к лагерю, когда Алекс окликнул меня – в лучах закатного солнца он увидел какой-то металлический отблеск выше по склону, неподалеку от цели нашего путешествия – последней стоянки дятловцев. Сфотографировав этот отблеск на зеркальную камеру, мы смогли определить местоположение на карте горной гряды, чтобы с рассветом выдвинуться в указанную точку. Микай не возражал, лишь предупредил, что двигаться нам придется быстрее, чем мы планировали, поэтому предложил оставить часть припасов в лагере и идти налегке, а потом вернуться к стоянке. Доводы его показались нам достаточно убедительными, чтобы мы так и поступили, оставив все в лагере, прихватив с собой лишь фонари, фотоаппараты, спутниковый телефон, тетради с карандашами и дневную порцию пайка. На следующее утро нас вновь разбудили голоса. Человек быстро привыкает ко всему необычному, даже к диви подгорной, потому, собираясь к восхождению, мы не обращали внимания на то, что казалось нам очередным странным феноменом Уральских гор, пока я не понял, что уже слышал этот язык, причем не так давно. - Rilanaat fira wa stra onira tagiraat!- Оomala rati raat tawasitara lima utahiritama naritaat tauma omara firah hira tanta rawasira kirah oumara sata ra…Переговаривались точно люди, причем как можно было предположить, из племени давешнего манси – возможно, какой-то внутренний диалект или секретный язык «только для своих». При этом кроме голосов, они никак не выдавали своего присутствия, хотя мы и тщательно осмотрели пустынное мертвое пространство вокруг стоянки. В этот самый момент я впервые пожалел, что мы не брали с собой никакого оружия, если не считать походных ножей. Напряжение нарастало, мы всматривались в окружающие нас горы, словно ожидая, что сейчас из Хохочущих Бездн выскочат доисторические демоны и уволокут нас в свои смрадные темные подземелья под ложным солнцем. В какую-то долю секунды мне показалось, что я увидел вдалеке силуэты бегущих людей, но стоило присмотреться – и мираж рассеялся, оставив вокруг лишь камни. Подъем по пологим склонам был нетрудным, но требовал усилий. Вскарабкавшись наверх, мы очутились на громадном холме из каменных обломков; западнее виделся таинственный серый круг металла, который мы заприметили предыдущим вечером; на востоке дремали останки древних великанов. Снежная пыль в зените бешено плясала — это значило, что где-то очень высоко носятся вихри, но на нужной нам высоте было достаточно спокойно. Не задерживаясь больше, мы поспешили узнать, что за таинственный круг скрывался среди вековых камней, и испытали первое разочарование – то, что издалека показалось нам металлическим кругом и блестело на солнце, на самом деле представляло собой лишь отшлифованную ветром ледяную корку на склоне. С холма, который был примерно на том же уровне, что и круг, лед выглядел серым, чем лишь усилил наше обманчивое представление о своей металлической природе. Чертыхнувшись, мы поспешили назад к стоянке, в надежде успеть пересобраться и выйти на маршрут по новой, продолжив свой путь к месту трагедии до исхода дня. Однако чаяниям нашим не суждено было сдаться – вихри, которые мы считали далекими от нас, пляшущими на вершинах гор, обрушились на нас суровым и неожиданным бураном, разразившимся столь внезапно, что мы не успели предпринять хоть каких-то действий, чтобы защитить себя. Ветер пронизывал до костей, снег резал кожу, каждый вдох обжигал внутренности, будто вместо воздуха я глотал горящий бензин. Не разбирая дороги, не видя напарников за пеленой снега, я бросился, как мне казалось в сторону нашей стоянки, надеясь, что холм меня укроет, а если повезет, доберусь до палатки и тепла. Памятуя о том, что чем медленнее воздух идет через дыхательные пути на вдохе, тем лучше он нагревается, я старался дышать медленно и плавно. Ноги мои грязли в снегу, которого не было в таких количествах еще полчаса назад, но мысли мои были далеки от анализирования странной природной аномалии. Конечности слабли, пальцы не слушались, ветер норовил опрокинуть назад, и лишь заложенная в каждого из нас от рождения воля к жизни заставляла меня пробиваться вперед, шаг за шагом, шаг за шагом, шаг за шагом… Мысли начинали путаться, в голове проносились бессвязные обрывки фраз, как это бывает при засыпании, в какие-то моменты я даже переставал понимать, где я и что со мной, мне казалось, что я нахожусь сейчас где-нибудь в лагере или вообще в своем доме в Подмосковье — но руки по-прежнему поочередно выдвигались вперед, упирались в смерзшийся снег и тянули за собой тяжелое непослушное тело. Абстрактные понятия, цель экспедиции, лица родных и близких – все это постепенно исчезало из головы, растворялось в потоке непрерывной боли и страданий, оставались лишь примитивные, самые простые понятия, знакомые нервной системе – холод, боль, свет, тьма. Я не сразу понял, что означает эта самая тьма. Какое-то время я думал, что уже мертв, перестал двигаться и просто смотрел, как тогда, перед баром в Ивдели, и мне вновь казалось что она надвигается на меня, и уведет за собой… А потом что-то щелкнуло – видимо сфокусировалось зрение, и я увидел, что стою внутри какой-то пещеры, почти на пороге, но уже достаточно, чтобы укрыться от буйства непогоды. Раздумывать долго я не стал, и углубился внутрь пещеры, подальше от пронизывающего ветра, поближе к ядру Земли и, следовательно, теплу. По крайней мере так я рассуждал. Пещера уходила под уклон вниз, и спустя метров 150, действительно потеплело. Я решил оглядеться, благо глаза уже достаточно привыкли к подземной темноте, и тогда-то я впервые ужаснулся – стены были испещрены древними письменами и барельефами, полустершимися, но вполне читаемыми даже в полной темноте. Это был тот самый язык, на которым общались таинственные манси, встреченные нами у подножия, и подумалось мне, что вероятнее всего, эта пещера была их домом и в ней то они и укрылись от наших поисков. Скорее всего, вход в пещеру находился вровень с землей, потому издалека ее не было видно, а в буране я каким-то образом в нее провалился, сам того не заметив. Только теперь мои мозги согрелись достаточно, чтобы вспомнить о минимальной амуниции, которую мы захватили с собой. Вытащив из рюкзака кусок вяленого мяса, я жадно проглотил его, даже не жуя – борьба с бурей отняла много сил и теперь я смог лишь есть, запивая из армейской фляги крепким походным чифиром, и ждать, сидя на полу, когда силы восстановятся достаточно для изучения пещер, криков помощи и поисков своих товарищей. В коридоре, на полу которого я устроился, было тихо, ветер, свистевший снаружи, напоминал о доме, в котором я жил в детстве, за Полярным кругом, веки мои становились все тяжелее и вскоре я забылся тревожным сном. Проснулся я от холода. Ветер снаружи не утих, а стал будто злее, в воздухе слышался какой-то тихий шорох, похожий на потрескивание электрических искорок, показавшийся мне таинственным шепотом неизвестных существ. Только сейчас, в тепле, собирая эти записи, я понимаю, что тот самый шорох был всего лишь водяными парами, очень быстро замерзающими на сильном морозе – моим собственным дыханием. А в тот момент я неслабо струсил, вскочил на ноги и стал беспорядочно освещать стены туннеля светом фонаря – и благодарил всех мыслимых богов за то, что он не промерз в рюкзаке. Стены покрывали все те же надписи, у входа была тьма наружняя, вызванная бурей, в глубине прохода свет поглощала тьма подземная, одновременно манящая и пугающая. Выбор стоял трудный, но возвращаться на открытое пространство мне не хотелось совершенно, и я решил, что смогу в крайнем случае, попросить помощи у людей, которых ожидал встретить глубже в пещерах. Пока я спускался, взгляду было не за что зацепиться, кроме странных барельефов, изображающих искривленные деревья, непонятные полусферы и человека на лодке – один и тот же мотив, встречающийся постоянно. Текстовая составляющая была гораздо богаче, язык любопытным образом напоминал странную смесь санскрита и латыни, и звучал в голове напевно и убаюкивающе. Одно словосочетание повторялось чаще других – Cavernum cor. Зная, что каверна это некая полость в горной породе, я посчитал что это имя, которое носила система пещер, в которой я оказался. Зрелище же, которое предстало моим глазам, когда показавшаяся мне вечностью прогулка по коридору «Кавернум кор» закончилась, поразило бы любого – мне открылось огромное подгорное царство, пещера, своды которой казались такими же далекими, как небо для любого человека, путешествующего по земле, а внизу, в грандиозной подземной долине, расположилось то, что я ожидал увидеть здесь меньше всего, и до сих пор я ловлю себя на мысли, что сам придумал все эти ложные воспоминания, чтобы как-то объяснить самому себе события, которые повлекли глубочайшие травмы моей души. Внизу, сразу за грубо стесанной каменной лестницей, казавшейся мне тогда величественным и почти бесконечным сошествием в ад, хотя и насчитывала она всего порядка 700 ступеней, располагались… Внутренние отсеки гигантского космического корабля, как я себе представлял его, опираясь на описания, почерпнутые из научной фантастики времен Азимова и Хайнлайна. Огромный реактор, скорее всего ядерный (хотя откуда я могу точно знать внеземные технологии?), покрытый куполом и сверкающий мертвенно-синим светом возвышался в центре – наверняка именно он стал фундаментом легенд о «ложном подземном солнце». По обе стороны от него тянулись машинные отделения, рубки, кокпиты, сделанные явно из металла, но покрытые вековой пылью, а дальше – насколько хватало глаз, к горизонту, простирались миллионы анабиозных камер. Те самые запасные люди, о которых говорили манси. Очевидно, что я оказался в Хохочущих Безднах, из которых никто никогда не возвращался, но рассказы ходили, и прямо на моих глазах эти рассказы обретали плоть. Неясным оставалось только кто же все-таки испещрил стены пещер письменами и вырезал барельефы – ведь, как я мог судить со своей точки обзора, все камеры были закрыты. Мой разум метался, как загнанный зверь, пытаясь осознать увиденное. Много тысяч лет назад, космический корабль какой-то звездной расы, по всей видимости, потерпел здесь крушение, возможно команда корабля даже спаслась, образовав тот самый Дивь-народ, Чудь белоглазую, ставшую одной из главных легенд Урала. Вскрыть камеры они, по всей видимости, не смогли, но выжили и просуществовали до наших дней, что само по себе было невозможно в своей удивительности. А суеверные манси, обнаружившие эту пещеру, истолковали все увиденное по-своему, и образовали некий культ, поклонявшийся людям со звезд, которые видимо подарили им свою письменность и наречие, надеясь жертвами не дать им заменить всех людей существами из камер. Я говорю существами, потому что на тот момент я еще находился на полпути к кораблю, хотя ноги не слушались меня, отказываясь верить в реальность происходящего. По мере того как я приближался к реактору и кораблю, воздух становился теплее, я почти совсем согрелся, успокоился и смог осмотреться внимательнее. Предупредительные надписи, видимо, сообщавшие о технике безопасности, были написаны определенно на том же языке, что я видел по пути, но вот сама геометрия корабля была какой-то насмешкой над традициями человеческой инженерии. Вместо четких форм, прямых линий и рациональности и экономии места, повсеместно встречались циклопические габариты в очертаниях, размерах, пропорциях, убранстве и конструктивных особенностях этого сооружения, сама древность которого воспринималась как кощунство, угадывалось нечто чужое, тайна, на каких инженерных принципах основывались строители, укладывая свои постройки. На усеченных конусах, то ступенчатых, то желобчатых, громоздились высокие цилиндрические столбы, которые переходили в арки, а арки в свою очередь, искривляя угол зрения, представали обратными пирамидами с отсеченной макушкой, раздутые, криволинейные опоры, диковинные пучки обломанных колонн, многогранные архитектурные комбинации, самые дикие и несообразные поражали воображение и постоянно обманывали органы чувств, заставляя чувствовать себя пленником хитроумной галлюцинации. Похожая на лабиринт постройка поражала сложностью и причудливостью — в частности, сменой уровней пола, от чего я оказывался то ниже, то выше, при этом не меняя своего положения относительно реактора, как мне казалось. Добравшись до первых рядов камер, я насторожился – некоторые были разбиты и хранили в себе иссушенные останки древних космонавтов, на первый взгляд ничем не отличающихся от людей, по крайней мере в том, что касалось анатомии и физиологии; другие камеры при этом прилежно работали, сохраняя мирный сон своих обитателей, что удивляло не меньше, чем третий выделенный мною вид камер – те, на стеклах которых с внутренней стороны оказались глубокие борозды, а пришельцы, которые действительно выглядели как люди, разве что с белыми радужками вокруг зрачков (Чудь белоглазая – вновь вспомнил я), застыли навсегда в позах, полных отчаяния, безумия и всепоглощающего кошмара. Что снилось им в течении этих тысяч лет? Что их так напугало? – погрузившись в фантазии относительно этих вопросов я не сразу заметил изменения в окружающей обстановке, а когда осознал, остановился как вкопанный. Это были звуки хорошо знакомые и привычные, но в затерянном мире смерти настолько неуместные, что пугали больше, чем какие-нибудь дикие, адские крики — ведь они полностью переворачивали все мое представление о гармонии, о месте, в котором я оказался, с которым сочетались бы безумные завывания, песнопения культистов-манси, давящая на мозг тишина. Но тем не менее я отчетливо слышал жужжание трансформатора. Гудение проводов, к которому любой городской житель привыкает с детства и сразу же старается услышать, оказавшись на природе. Самое банальное, что я мог себе представить, если бы вознамерился задаться такой целью – и это оглушало и пугало до всасывающей космической бездны под ложечкой. Поискав вокруг, я не обнаружил ни одного кабеля, вообще ничего, что могло бы служить передатчиком энергии от реактора к камерам, хотя ток чувствовался в воздухе, как бывает после грозы – будто энергию передавали по воздуху, как в своих экспериментах безумный Тесла, возможный виновник тунгусской трагедии. Эти факты сами собой связывались в моей голове с Уралом, белоглазым подгорным народом, Хохочущими Безднами, тайной гибели группы Дятлова и увязывались в нелогичную, бессвязную, но казавшуюся неоспоримой логическую цепь событий из древности до наших дней связавших воедино столько легенд и преданий. Мне казалось, что я в эпицентре Тайны, именно с большой буквы и накатившая на меня эйфория едва не свела меня с ума. Лишь добравшись до реактора, я протрезвел. Хотя тут-то шансы моего рассудка на безвозвратное падение в бездну повысились до отказа. Мертвенно-синее свечение реактора издавала непонятная вязкая субстанция, похожая на слизь, которую так любил описывать в своих произведениях Лавкрафт, а в этой слизи ползали мерзкие личинки неведомых мне гигантских насекомых. Я говорю насекомые лишь потому, что ненавижу этих тварей и считаю их наиболее омерзительными из созданий Божьих, но то, что на самом деле клубилось в синей светящейся пучине, было омерзительнее на порядки, насколько взрослый человек знает о мире больше, чем сперматозоид, так и не добравшийся до заветной цели. Сочетающие в себе все отталкивающие черты, от мерзких щупалец до кластерных отверстий, эти насекомые внушали первобытнейший страх, вызывали гипнотический паралич, которому было невозможно противиться, даже взгляд оторвать было слишком сложно, я не говорю о том, чтобы сделать что-либо полезное, а именно убраться оттуда со всех ног. Если бы не внезапные крики и возня, я бы наверное так и остался там стоять, с тем самым выражением лица, которое не так давно меня удивило у космонавтов, но те, хотя бы пытались выбраться из своих камер, прежде чем умереть. Я же засох бы на месте. Но прозвучал крик, и голос был знакомый – рефлекторно повернув голову, я смог оторваться от манящего сияния омерзительных тварей, и увидел вещь не менее страшную – процессию манси, которые вели Микая и Алекса по одному из коридоров лабиринта, в некотором отдалении от меня. Пошевелиться я все еще не мог, находясь под воздействием некого магического оцепенения, иначе я никак не могу объяснить, почему я не бросился спасать своих товарищей, поскольку трусом я никогда не был, а манси были всего лишь людьми. Но оцепенев, не в силах ни пошевелиться, ни закричать, чувствую себя мухой в капле янтаря, и старательно пытаясь отогнать от себя эту ассоциацию, назойливо навеваемую близостью слизистого купола, я вынужден был стать свидетелем глубочайшей драмы, которую я не мог вообразить даже в самых ужасных из своих кошмаров. Процессия вышла на площадку неправильной четырехугольной формы, огромную, больше стадионов и аэродромов, которые я когда-либо видел, заполненную шевелящимися еле живыми телами, телами мертвыми, относительно свежими, телами давно обратившимися в скелеты и прах, телами, телами, телами, которые шевелились, переплетались между собой в безумном каком-то движении, кусаясь, совокупляясь, пожирая друг друга, облизывая, глотая, чавкая, трогая, щупая, словно первичный белый студень, легендарная библейская глина, из которой создали Адама, пластилин, который пожирал сам себя. В нем не было главного – ни намека на сознание и высшие когнитивные функции, и вскоре я узнал, почему. Манси, возглавлявший процессию, остановился, воздев руки к «небу» и запел что-то гортанно, на страшном наречии Древних, отчего насекомые начали проявлять определенную заинтересованность – выбираться за пределы своей жижи, расправляя страшные жилистые крылья, и вместе с ними прозрачные стрекозиные подкрылки, выпускать щупальца, когти, из кластеров их тел сочилась вязкая светящаяся жидкость. Меня бы стошнило, если бы организм слушался бы меня хоть на йоту. Но он не слушался, а я смотрел. И слушал. Wiraat ra tita misata ra kalimara tara omara nahita haraat ta ti ranama onata wara uma oraat tara nuta wasnaat rita oomani raat rastaat rawirata omari nitaat gadwira tarata naat salah la niraat ra kalis slaat ras praat… неслось в воздухе, смешиваясь с все возрастающим жужжанием, которое как я теперь понимал, исходило от ужасных пришельцев, и казалось не будет этой ужасной какофонии конца, покуда одно из существ, крупнее остальных, со множеством мерзких паучьих глазок, не открыло своими лапами защитный купол и не приблизилось к процессии. Наступила тишина, гробовая, мертвецкая. Когда находишься в звуконепроницаемой комнате, ты хотя бы слышишь своё дыхание… слышишь, что жив… А в этот раз не было слышно ни собственного дыхания, ни стука сердца, ни тем более каких-либо звуков внешнего мира. А потом паук (так я почему-то назвал его), начал высасывать душу из Алекса. Не было слышно криков, стонов, никаких признаков физической боли, но я ощутил оглушающую волну ужаса метущейся души, сгусток энергии, составляющий основу нашей сущности и человечности, светящейся нитью растекался между Алексом и Пауком, наполняя все пространство вокруг себя опустошающей аурой безысходности. Насытившись, Паук призвал остальных и они начали растягивать то, что недавно составляло основу личности Алекса, на нити как спагетти между десятком жаждущих ртов, а обезумевшее уже тело Алекса издавало кошмарный хохот, гулким эхом отразившийся по всей системе пещер. Хохочущие Бездны… Вне себя от ужаса, я преодолел странное притяжение, а может пришельцы насытившись, ослабили хватку, и рванулся бежать. И к отчаянию своему, услышал за спиной приближающееся жужжание. Стремясь набрать скорость, я сорвал с себя рюкзак, затем жилет, не помня себя от ужаса, я запутался в молнии на куртке, собачка застряла, и это обстоятельство, по всей вероятности, спасло мою жизнь. Начав стягивать куртку через голову прямо на бегу, из внутреннего кармана прямо перед моими глазами выскочил мешочек, который дал мне таинственный незнакомец, еще в Ивдели, и когда он упал на землю и раскрылся, из него в воздух взвилась яркая светящаяся взвесь, так напоминающая субстанцию, которую вытягивали из Алекса. Не знаю, каким образом тот манси собрал этот порошок, да и знать не хочу, но преследователи остановились, не устояв перед лакомым кусочком, а я успел добежать до выхода и рвануться прямо в пургу. Боль пульсировала в висках, лбу, глазах, затылке, наполняла мышцы, ломала и вытягивала кости и суставы, жгла ободранную и обмороженную кожу, дыхание было тяжелым и хриплым; с каждым выдохом воля к жизни покидала тело вместе с белым облачком пара, и с каждым вдохом вместе с ледяным воздухом в него входила смерть. Отрывочные, бессвязные образы мелькали и кружились в мозгу, словно русалки вокруг опускающегося в пучину корабля. Лето… пляж с набегающими волнами… Анечка в белых бантах… производится посадка на рельс… почему рельс? ну это как электрический стул в метро… сынок, вставай, ты опоздаешь в школу… мама, мне можно не ходить сегодня в школу, потому что я умер… Последней вспышкой сознания, я увидел в буране наклонившуюся надо мной фигуру Итакуа – сурового северного бога, бегущего ветра, Бога холодной белой тишины. Коренные жители северных областей планеты поклоняются этому страшному божеству, задабривая его человеческими жертвами. Считается, что Итакуа нападает на людей в снежном буране. Позже их находят мертвыми и лежащими в таких позах, будто они упали с большой высоты. Смирившись со смертью, я раскрыл ему свои объятия и закрыл глаза…Очнулся я в госпитале, в Москве. Как мне сказали, меня нашли замерзшего, вцепившегося в бывшую опору ЛЭП близ поселка лесозаготовителей туристы, идущие на перевал Дятлова. Я отделался легко – ампутацией пальцев на левой руке и обеих ног. Я жив, я могу писать, и уже редко вздрагиваю, слыша поблизости жужжание проводов…