Старухина порча

Рассказ:

Эта история произошла с моей бывшей подругой Леной, хотя я в некоторой степени тоже в ней замешана. Мы дружили с раннего, ещё бессознательного возраста и в общем-то считались почти сёстрами. Наши мамы – моя и тётя Оля – дружили так же хорошо, и по этой причине нас часто сводили вместе, а также оставляли на ночёвку друг у дружки. Мой папа в шутку называл нас “бабский батальон”. По утрам кто-нибудь из родителей нас забирал. Для нас с Ленкой такие ночёвки были просто праздником – можно шептаться всю ночь! Чаще всего оставляли ночевать меня – в то время квартира Лениных родителей была побольше и места всем хватало. Лена жила с мамой. Её отца я помню плохо, позже я узнала, что он поехал на заработки и разбился в автокатастрофе, когда нам с ней было года по три. Его мать – Ленина бабушка – была весьма странной женщиной. Нет, ни в каких явных злодеяниях она замечена не была, но в семье её чуждались – после смерти сына бабка сильно страдала и окончательно замкнулась в себе. Поэтому неудивительно, что когда она начала болеть, забирать её никто не захотел. В конце концов её ноги разбил паралич. Невестка, тётя Оля, оказалась самой добросердечной и перевезла свекровь к себе. Нам тогда было лет 7. Купили ей бэушное инвалидное кресло и поселили её в спальне напротив Ленкиной, я это хорошо помню. Со дня её переезда ничего особо не поменялось – бабушка вела себя тихо, ела что дают, не капризничала и не доставляла никаких хлопот. Во время наших приходов её и вовсе не было слышно, поэтому видела я её лишь пару раз – во время совместных ужинов. Обычная сморщенная старуха, глаза выцветшие, почти всё время опущены в тарелку. Меня немного пугали её руки – длинные, сморщенные, с короткими толстыми синюшными ногтями. На одной руке всегда висела красная нить на манер браслета. Во время таких ужинов я, маленькая, как завороженная наблюдала за её уродливыми руками, и вот как-то под моим взглядом нить на бабкиной руке зацепилась за край стола и порвалась. Бабуля подняла на меня своё каменное лицо и одарила долгим, неподвижным взглядом. Сначала я смутилась, потом заёрзала на стуле… а она всё смотрела на меня. И как ни странно, этого никто не замечал – ни Ленка, ни наши с ней мамы. Вскоре я забыла об этом. Меня начало волновать другое – Лена начала болеть. И не простудами, а чем-то вовсе непонятным. Я смутно помню то время, однако когда я приходила с мамой к подруге в гости, мы больше не играли так весело, как раньше. Лена всё больше лежала на кровати и вовсе отказывалась выходить из спальни. Я как могла развлекала её, а она, помню, смеялась своим пожелтевшим личиком на фоне огромных подушек… Тётя Оля не могла понять, в чём дело – покупала витамины, таскала по врачам – без толку. Единственное, что хоть как-то оживляло подружку, это мои приходы, поэтому мы с мамой старались навещать их почаще. И вот в один прекрасный день мы в очередной раз зашли в гости. В тот день Ленка была особенно плоха и почти не разговаривала, я лежала напротив неё на маленьком диванчике и рассказывала ей разные истории, сказки, импровизировала на ходу, короче, хоть что-то, что бы могло её заинтересовать. Мне было ужасно жаль подругу, и как я ни пыталась её расспросить, слышала только одно – “Голова болит”. Болит, и хоть ты убей!В конце концов родительницы уложили нас спать, а сами отправились, как я позже узнала, прогуляться вокруг нашей многоэтажки. Лена уснула быстро, в той же позе, в которой лежала весь вечер. В свете коридора, который специально для нас не выключался, её лицо казалось совсем неживым, впалым и восковым. Я долго посматривала на неё, пугалась, но всё равно смотрела и не могла уснуть. Но в конце концов дремота одолела меня. Проснулась я глубокой ночью от того, что рука, торчащая из-под одеяла, невероятно затекла и замёрзла. Свет в коридоре не горел. Комнату едва освещал уличный фонарь. Едва я хотела размять руку, как поняла что над Лениной кроватью, спиной ко мне, кто-то стоит и тихонько монотонно шепчет. Сперва я подумала, что это Ленина мама, но потом всмотрелась в сгорбленный силуэт и похолодела от непонятного ужаса. Говорят, дети чувствуют зло, им открыто намного больше, чем взрослым. В тот миг я поняла, что в этой комнате творится что-то очень-очень плохое. Сгорбленная фигура ужасно напоминала странную бабку из комнаты напротив. Но этого быть не могло! Ленина бабушка передвигалась исключительно в инвалидном кресле… Хотелось вскочить и бежать, закрыться в ванной, кричать, разбудить всех, но в то же время я даже думать боялась, что будет, если она заметит, что я не сплю. По инерции я стала затаивать дыхание, чтобы быть как можно незаметнее, и старуха, видимо, почувствовала это. В одну ужасную, бесконечную секунду она повернула ко мне своё морщинистое лицо и уставилась выпученными, безумными глазами. Я смотрела на неё не отрываясь и не в силах пошевелиться от ужаса. Тогда она не слышно подняла палец к губам и издала тихое “Тссссс”. Затем бабка вернулась в прежнее положение и продолжила шептать. Я лежала, раздираемая ужасом, чувствуя, как тело под пуховым одеялом покрывается гусиной кожей. Так прошло несколько минут. А может, вечность. В конце концов старуха закончила шептать и неслышной походкой поплыла к двери. Я не отрывала от неё взгляда. Подойдя к своей спальне, она тихо открыла дверь и исчезла за ней. Я лежала ни жива ни мертва. Наконец я повернулась к Лене и прислушалась. Та слабо дышала. Что было дальше, я не помню. Возможно, сознание покинуло меня или я провалилась в забытьё… Короче, с утра я первым делом кинулась к подруге. Та ещё спала. Из кухни пахло свежими блинами, и я кинулась туда. Тётя Оля хлопотала у сковородки, на табурете сидела соседка, подруга тёти Оли, сейчас уже не вспомню как её зовут. Едва я зашла на кухню, как тут же разрыдалась. Обе женщины кинулись меня успокаивать и принялись выпытывать в чём дело. Я плотно притворила дверь и заикаясь принялась описывать то, что происходило вчера ночью. Тётя Оля с соседкой то и дело переглядывались. Они несколько раз переспросили меня, уверена ли я в том, что видела. Я всё ещё находилась под сильным впечатлением и твердила, что всё это мне не приснилось.. Внезапно раздался звонок в дверь – моя мама пришла, чтобы забрать меня. Я кинулась к ней и принялась тянуть её к лифту, прочь из этой квартиры. На дворе стояло лето, и я была готова идти домой в пижаме, лишь бы не проходить снова мимо старухиной комнаты. Меня долго упрашивали зайти и наконец разрешили подождать на улице, пока мама заберёт мои вещи и поговорит с тётей Олей. Я сидела под подъездом и смотрела на окна квартиры моей подруги. Дневной свет отражался в них, но я была уверена, что старуха сейчас наблюдает за мной. Наконец мама вышла очень хмурая и серьёзная и в последний раз увела меня от Лены. Больше я её не видела. По обрывкам разговоров я спустя время поняла, что старуха умерла, и после этого Лена поправилась, и кажется, они переехали в другой район…. Прошло много лет с тех пор. Наша память устроена так, что она старается вытеснять неприятные для психики моменты на задний план. Совсем недавно я вспомнила об этой истории и принялась допытывать маму – а что же произошло на самом деле? Мама долго не хотела говорить, но потом рассказала. Тогдашняя соседка тети Оли верила во всякое бытового плана колдовство. В то утро она всерьёз испугалась моего рассказа и несмотря на заверения обеих наших мам о том, что это глупые детские бредни, велела пойти и распороть Ленину подушку. В конце концов они послушались. В перьях обнаружилась маленькая волосяная куколка, обмотанная нитью вместе с костями каких-то птиц или животных, а также горсть земли в мешочке. Соседка сообщила, что это один из серьёзных видов порчи, после чего тётя Оля разозлилась невероятно, и моя мама ушла. Вскоре старуху сплавили к другим родственникам, но перед смертью она рассказала, что в гибели своего сына винит именно свою внучку, ведь из-за неё Ленин отец уехал на заработки… Вот такая история. Вам не приходило в голову распороть свою подушку? Возможно, вы очень удивитесь.